Сюзанна Шаттенберг - Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы

• Название: Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы
• Автор: Сюзанна Шаттенберг
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-8243-1572-1

Книга немецкого историка С. Шаттенберг посвящена первому поколению новой советской технической интеллигенции, которое в конце 1920-х гг. сменило «старых специалистов», в 1930-е гг. создавало советскую промышленность, поддерживало Сталина, страдало от террора и все-таки продолжало верить коммунистической партии. В основу книги легли опубликованные и хранящиеся в архивах воспоминания инженеров, которые получили образование и начали трудовую деятельность в СССР в годы первых пятилеток. Большое внимание уделяется образу инженера в советской печати, литературе и кинематографии 1930-х гг.

Книга предназначена для специалистов-историков и широкого круга читателей, интересующихся историей СССР.

---

В конце долгого, полного лишений десятилетия советский инженер вышел на авансцену, одолев все трудности, конфликты и тревоги, внушали публике чрезвычайно благосклонно настроенные средства массовой информации в годы третьей пятилетки. Он оставил позади старый мир и явил себя в новое время востребованным и ценным кадром. Он выглядел аккуратным и ухоженным, развлекался в парках и ездил на автомобиле. Это именно советский инженер, а не старый буржуазный спец и не приравненный к рабочему ИТР.

Рис. 18. Сцена из фильма Г. Александрова «Светлый путь» (1940). В конце трудного десятилетия, преодолев многочисленные преграды, советская Золушка Таня Морозова (в исполнении Л. Орловой) достигла своей цели и в качестве гордого инженера демонстрирует на Выставке достижений народного хозяйства сконструированный ею ткацкий станок. В фильме она постепенно превращается из кухарки в работницу, из ударницы в инженера. Шаг за шагом она сделала из себя нового человека, оставив позади персонажей старого мира (бранчливых хозяек, завистливых соперниц, отсталых мастеров и инженеров). Отныне ничто больше не стоит на ее пути в светлое будущее. Судьба Тани Морозовой представляет советскую «историю успеха». На примере женщины сказочный взлет из бездны темноты и бесправия можно было показать еще выигрышнее, чем на примере мужчины. Источник: Die ungewohnlichen Abenteuer des Dr. Marbuse im Lande der Bolschewiki. Das Buch zur Filmreihe «Moskau — Berlin» / hg. O. Bulgakova. Berlin, 1995. S. 240 

в) Эпилог

Мемуары инженеров-коммунистов рисуют автопортрет инженера, весьма близкий к образу, распространявшемуся средствами массовой информации. Их авторы, кто прямо, кто косвенно, подтверждают, что 1930-е гг. были трудным, опасным и тем не менее замечательным десятилетием.

В первую очередь об этой эпохе с энтузиазмом пишут Т.В. Федорова и Т.Б. Кожевникова, в чьих воспоминаниях любое негативное событие интегрируется в позитивный процесс развития. Коснулись их репрессии или нет, мы не знаем, но это никак не влияет на тот факт, что обе стали убежденными коммунистками, с восторгом участвовавшими в строительстве нового государства, идентифицировавшими себя с новыми лозунгами. Подобно Тане Морозовой из фильма «Светлый путь», они горды тем, что стали инженерами и, сверх того, тем, что не только овладели технической профессией, но и стремились работать в самых трудных местах — в тоннелях метро и на аэродромах. Федорова сейчас живет в Москве, выступает с воспоминаниями о МИИТ, где училась, и о метро, которому посвятила жизнь, и полностью погружена в эти воспоминания{1642}. Она и сегодня подчеркивает то, что написала в своих мемуарах: «Именно такими — простыми и героическими… были… многие… первостроители… Какие люди, какие биографии!»{1643} Федорова и во время войны работала на Метрострое, в 1948 г. стала начальником участка, в 1961 г. — заместителем начальника Управления Метростроя. В 1940 г. вышла замуж за инженера, у них родилось двое детей.{1644} В 1983 г. М.С. Горбачев пригласил ее и других бывших стахановцев в Кремль, чтобы еще раз отметить их трудовые заслуги{1645}.

Кожевникова демонстрирует такой же несгибаемый энтузиазм: «В меня вливалось что-то мужественное, сильное, и мне казалось, что я все одолею, все смогу»{1646}. Во время войны она продолжала работать техником на аэродромах, вместе с Красной армией дошла до Берлина, в 1942 г. вступила в партию. В 1944 г. вышла замуж за боевого летчика Анатолия Леонидовича Кожевникова, после войны полностью посвятила себя воспитанию троих детей{1647}.

Эти две женщины публиковали мемуары в условиях цензуры, Е.Ф. Чалых написал свои воспоминания только после распада Советского Союза, однако и он обнаруживает точно такие же взгляды: «Часто раздумываю о давно прошедших днях. Невероятно трудной была жизнь, но одновременно она была наполнена оптимизмом и инициативой»{1648}. Он пишет это, хотя сам едва не попал в лапы НКВД и в 1940 г. вынужден был оставить пост главного инженера Челябинского электродного завода, поскольку ему дали понять, что беспартийного на такой должности больше не потерпят. В апреле 1940 г. он со всей семьей переехал в Москву, где нашел место на Московском электродном заводе (МЭЗ){1649}. Во время войны Чалых работал на том же заводе, который эвакуировался в Челябинск. После 1945 г. его карьера шла гладко: его посылали на строительство в Северную Корею, потом он занимал различные руководящие должности в московском филиале института по проектированию электродных заводов, с 1955 г. преподавал в Московском химико-технологическом институте им. Менделеева, откуда и ушел на пенсию в 1988 г.{1650} Свои воспоминания Чалых в 1996 г. завершил цитатой из Нильса Бора: «Свое повествование собираюсь закончить словами, высказанными Нильсом Бором за год до смерти: "Было замечательным приключением жить в ту эпоху…"»{1651} Примечательно, что он не был членом партии, не вступил в нее даже по оппортунистическим соображениям в 1940 г., когда от него этого требовали, и тем не менее позиционирует себя как убежденного советского гражданина. Хотя (или потому что) он писал воспоминания после распада СССР, Советский Союз под его пером предстает государством, создавшим бесценное культурное наследие, прежде всего в области техники и образования, которым он гордился и в 1990-е гг. А.А. Гайлит, доверивший свои воспоминания бумаге в 1980 г., судит о своей жизни в этой стране подобным же образом. Его судьба очень похожа на судьбу Чалых: с начала 1930-х гг. считался ценным специалистом, в 1937 г. попал в немилость, но ареста избежал. Его карьера продолжилась в 1939 г., когда его назначили главным инженером Главалюминия{1652}. Гайлит также был освобожден от военной службы, во время войны оставался в Москве, после войны получил очередное повышение — стал заместителем председателя Технического совета в Министерстве цветной металлургии. Но тут он чуть не пал жертвой третьей волны террора. Вследствие «клеветы» Гайлита в 1953 г. убрали из министерства за «антипартийное поведение» и в конце концов лишили даже должности обычного инженера. Лишь после обращения к Хрущеву в 1955 г. ему удалось очиститься от всех обвинений. Через два года посмертно реабилитировали и его брата. До выхода на пенсию в 1976 г. он занимал высокие посты в системе повышения квалификации работников цветной металлургии{1653}. В заключение своих мемуаров он в 1980 г. написал: «Охватывая взглядом свою жизнь, я горжусь, что в эти три четверти века, что я прожил, я никого не убил, не страдал подхалимажем, не клеветал на соседей, а, наоборот, защищал порядочных людей вне зависимости от обстоятельств, у государства ничего не хапал»{1654}. Таким образом Гайлит пытается отмежеваться от беззаконий и преступлений своего времени. Он видел недостатки в окружающей его действительности, однако они не заставили его пересмотреть в целом положительное представление о Советском Союзе 1930-х гг. Смерть брата, собственные неприятности в начале 1950-х гг. в его глазах превратились в периферийные явления, следствия «культа личности» и злодеяний Берии{1655}. Главное для него в 1930-х гг. то, что он выплавил первый алюминии и создал новую отрасль промышленности.{1656}

Если Чалых и Гайлит с гордостью, но при этом с определенной дистанции оглядываются на прожитую жизнь, то Н.З. Поздняк, неунывающий советский энтузиаст, написал свои мемуары не просто так, а к 50-й годовщине революции. Хотя и он в 1938 г. попал под подозрение, а его жену лишили возможностей для дальнейшей карьеры, в его представлении все это мелочи в сравнении со страданиями и несправедливостями, которые он терпел, когда был батраком при царизме: «В мои приезды в Каховку мы с братом вспоминаем, как в этом теперь веселом и разросшемся городке полвека назад кипела безжалостная эксплуатация»{1657}. Описывая свою жизнь при советской власти, Поздняк пишет историю собственного становления как человека и коммуниста. С этой точки зрения он осмысливает каждое явление и истолковывает каждое событие как важный элемент своего развития. Обнаруживая несправедливости, страдания, просчеты, он приказывал себе подогнать свои наблюдения под интерпретационную схему, заданную партией, и оценивать происходящее в соответствии с большевистской диалектикой. Поэтому его рассказ во многих местах получается «двуязычным».

Так же как Гайлит и Чалых, Поздняк не видел в терроре имманентный порок системы, он винил в нем «бывших кулаков», «завистников», «клеветников» и тем самым отграничивал его от собственного советского опыта: «Я всегда в первую очередь был, есть и буду коммунистом и лишь во вторую — ученым, инженером, пропагандистом и т. п. Партийные принципы я буду защищать всегда, везде и при любых обстоятельствах»{1658}. Поздняк не имел брони от службы в армии, он воевал и в финскую войну 1939-1940 гг., и в Великую Отечественную. После войны работал над развитием порошковой металлургии в различных московских научных учреждениях и на металлургических предприятиях, в 1971 г. вышел на пенсию, но до 1982 г. оставался доцентом Всесоюзного заочного политехнического института. В 1982 г. Поздняк скончался{1659}. Л.И. Логинов напоминает Поздняка своей непоколебимой преданностью советской власти. Правда, различие между этими двумя людьми заключается в том, что Логинов не говорит о формировании самосознания, уверяя, что с 1918 г. являлся коммунистом и был убежден в правильности избранного пути. Как и Поздняк, он работал над записками в 1967 г. и, очевидно, еще находился под впечатлением потихоньку завершавшегося периода «оттепели», который наконец принес ему моральное удовлетворение{1660}. Объявление, что его арест был незаконным, восстановило порядок в его мире. Между тем его хождение по мукам в 1945 г. не закончилось. Когда Логинова выпускали из тюрьмы, майор НКВД Хомич предрек ему: «Все равно мы тебе спокойно жить в Москве не дадим»{1661}. Его сразу же призвали в армию, но ввиду плохого физического состояния признали негодным. Новая жизнь Логинова в приборостроительной промышленности и в конструкторском бюро при МГУ внезапно оборвалась: он, подобно Гайлиту, стал жертвой третьей волны террора и осенью 1952 г. был выслан из Москвы. Для него наступило тяжелое время безработицы. Наконец, отважный главный инженер одного промышленного объединения доверил ему маленькую фабрику в Ивановской области. С помощью бесчисленных заявлений и протестов Логинов уже в августе 1953 г. добился, чтобы его полностью реабилитировали и снова приняли в партию. До выхода на пенсию в 1964 г. он работал в Государственном комитете Совета министров СССР по новой технике заместителем заведующего отделом приборостроения{1662}. Несмотря на все пережитое и на свою цель поведать потомкам о терроре, он вовсе не собирался разоблачать Советский Союз или отрекаться от него: «Мне, как, вероятно, многим товарищам по несчастью, хотелось в этом случае рассказать, что, находясь в тягостных и унизительных условиях, лишенных всего того, что мне было дорого и привычно, в условиях, в которых так легко потерять человеческий облик и человеческое сознание, все же я оставался по-прежнему коммунистом, членом великой организации, связанным даже здесь, в тюрьме или в лагере, той же ответственностью, теми же законами самоконтроля и дисциплины»{1663}.