Николай Рыжков - Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?

• Название: Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?
• Автор: Николай Рыжков
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-45916-2

Что позволило экономике СССР, несмотря на громадные потери в первые годы Великой Отечественной войны, выдержать противостояние с экономикой гитлеровской Германии, на которую, к тому же, работала вся Европа? В чем была причина такого невероятного запаса прочности Советского Союза? В тайне могучего советского проекта, считает автор этой книги — Николай Иванович Рыжков, председатель Совета Министров СССР в 1985–1990 гг. Успешные проекты, по мнению Рыжкова, не могут безвозвратно кануть в Лету. Чем ближе столетие Великой Октябрьской социалистической революции, тем больше вероятности, что советский проект, или Проект 2017, снова может стать актуальным.

---

Два ЗИЛа пошли на списание. Очевидцы потом говорили мне: трудно было даже представить в этой каше из исковерканных машин, что кто-то остался в живых. Несколько газет поместили скупую информацию, а одна по этому поводу даже поерничала.

Впрочем, и противоположная реакция не заставила себя ждать. «Я был потрясен сообщением о дорожно-транспортном происшествии. Прошу Ваше Превосходительство принять мои искренние пожелания скорейшего и полного выздоровления». Это слова канцлера Австрии Франца Враницкого. Подобные телеграммы пришли от Маргарет Тэтчер и многих других глав правительств разных стран — за исключением отечественных лидеров, кстати. С искренним теплом вспоминаю эти послания, как и письма, телеграммы наших простых людей — у них больше чуткости и душевности, чем у политиканствующей публики.

Итак, страху было много, убитых и покалеченных, к счастью, не оказалось. Меня же немедленно погрузили в первую попавшуюся «Волгу» и отвезли в больницу в Кунцево, а там сразу же поместили в палату. И когда я остался один, огляделся, постепенно приходя в себя после аварии, то вдруг почувствовал: я ведь был здесь уже. Вот этот стол так же стоял. Вот это кресло — здесь, да, здесь… Вот эта картина на стене — тот же пейзаж, я его помню…

Спросил вошедшую медсестру:

— Андропов здесь… был… в последний раз? — язык не повернулся сказать: умирал.

Она кивнула: да, здесь.

За шесть лет я как-то стал забывать больничную палату

Юрия Владимировича, последний, прощальный визит к нему. И вот столько лет спустя я вновь сижу на жестком стуле перед знакомым глубоким креслом. Только теперь пустым.

Что я тогда не успел спросить у Андропова? Что-то важное, наверняка. Засуетился, заторопился, ушел. Навсегда. Он сам сказал: идите.

8 февраля 1984 года вечером мы с женой прилетели в родной Свердловск. Людмила Сергеевна — с оказией: навестить маму, сестер и брата, живущих там. Я — по делу. Надвигались выборы в Верховный Совет СССР, еще те выборы, когда все было расписано заранее: кто и куда. Меня выдвигали кандидатом в депутаты в четырех рабочих районах города.

Заранее расписанный день 9 февраля включал посещение Уралхиммаша, камвольного комбината, обязательные, хотя интересные и полезные мне встречи, разговоры, летучие интервью. Ни я, ни тенью сопровождавший меня первый секретарь обкома Ельцин (по должности положено было — тенью, а Борис Николаевич хорошо умел блюсти должность) ничего не знали о событиях в Москве.

10-го с утра опять вместе поехали на Верх-Исстский металлургический, бродили по цехам. На выходе из очередного нас поймал кто-то из дирекции завода, сказал: вас срочно Москва разыскивает. Решили позвонить позже, пошли дальше, после одиннадцати (десятый час в Москве) приехали в новый госпиталь для ветеранов войны. Там — главврач: срочно звоните в Москву. С помощью переносной высокочастотной станции связался с заведующим Общим отделом ЦК Боголюбовым, спросил: в чем дело? И услышал в ответ: Юрий Владимирович вчера вечером умер. Сегодня заседает Политбюро, в понедельник, 11-го, — Пленум…

Все отменили, быстро вернулись в гостиницу, я вновь связался с Москвой, попросил телефонистку соединить меня с Черненко.

Тот спросил сдержанно:

— Ты в курсе?

— Да. Что мне делать? Лететь в Москву или оставаться? У меня в семнадцать ноль-ноль местного встреча с активом.

— Решай сам, — сказал Черненко. — Сообщение о смерти передадим как раз в семнадцать, но по московскому… Я даже не знал, что Политбюро уже рекомендовало его на пост Генерального секретаря.

А что самому решать? Проводить встречу и никому — ни слова? Кощунство! Отменить ее? Тогда надо объяснить причину, а она до официального сообщения не существует…

Решили с Ельциным: поедем во Дворец молодежи, там видно будет.

Типично русское: «Там видно будет!». И действительно: уже по дороге, в половине пятого (в половине третьего — по Москве), радио передало официальное сообщение о смерти Генерального секретаря ЦК КПСС. То ли Черненко ошибся в часе, то ли в Москве решили поспешить.

Во Дворце молодежи нас ждали, зал был полон. Члены назначенного обкомом президиума встречи терпеливо топтались за сценой. О смерти Андропова пока не знал никто.

— Давайте выйдем вдвоем, — предложил я Ельцину, — сообщим залу грустную весть, скажем несколько слов и разойдемся.

Ельцин согласился. Так и сделали, хотя наши «несколько слов» затянулись, по крайней мере, на полчаса: и у меня, и у Бориса Николаевича было что сказать о покойном. У меня — особенно… Потом, уже в Москве, листая «тассовки», я сделал вывод, что первый в стране траурный митинг был проведен именно в Свердловске. Так получилось. Сами понимаете, я к тому не стремился.

А после импровизированного митинга я улетел в Москву на Пленум выбирать нового Генерального секретаря.

Я заканчиваю главу об Андропове, об истоках перестройки. Конечно, он многое намечал сделать в стране. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает.

Юрий Владимирович искренне хотел перемен. Меня часто спрашивают: если бы жив был Андропов, что было бы со страной? Был бы горбачевский вариант? Китайский вариант?

Мой ответ: был бы свой, андроповский путь! Каким бы он был в деталях — не знаю, но он никогда не был бы ни антигосударственным, ни антинародным…

Глава 3. Сумеречный год

13 февраля 1984 года на внеочередном Пленуме ЦК КПСС все — как всегда единогласно! — проголосовали за избрание Генеральным секретарем 73-летнего немощного и больного Черненко. Могло ли быть иначе? В тех условиях — нет.

Нельзя, однако, сказать, что выбор этот оставил кого-то равнодушным: дескать, проголосовали — и с плеч долой. Причастные к высшей власти прекрасно понимали, что соратники Леонида Ильича еще достаточно сильны. Они сплочены глухой неприязнью ко всему новому, непривычному и сейчас своих позиций не сдадут. Им нужен был человек из этого устоявшегося «руководящего ядра». Не Черненко, так другой, но — свой. К тому же все понимали, что никто из сравнительно молодых членов Политбюро не успел набрать силы за 15-месячное андроповское правление. Так что ликования не было. Эти выборы оставили лишь ощущение раздражения от бессилия что-либо изменить.

Впрочем, не прав: брежневская когорта в Политбюро, полагаю, осталась довольна выбором. Собственным выбором, ибо именно они — Тихонов, Устинов, Гришин, Кунаев, Щербицкий, Громыко — отлично знали, чего хотели.

Каждый из перечисленных, я так думаю, видел себя на этом наивысочайшем посту. Но, сверхопытные, они зримо представляли себе, что случится, если кто-то из них этот пост получит: свои же и съедят. По вечному принципу: чем ты лучше других?.. А вот Черненко для них был «лучше» других — хотя бы тем, что он за всю свою жизнь не занимал реальных руководящих постов, и эти опытные люди могли им достаточно свободно манипулировать. Не мог он быть властным в силу того, что всегда власть видел хотя и изнутри, но все же — со стороны, всегда был помощником, и этим все сказано. К тому же он медленно и верно угасал. Это была компромиссная фигура, и, на мой взгляд, такое решение было признаком безысходности. Ну и надо добавить, что их не могли не напугать чересчур резкие андроповские шаги в экономике. Они хотели покоя. Черненко, по их мысли, и нес его с собой.

Константин Устинович всегда был верной тенью Леонида Ильича. Для того чтобы сделать этот вывод, не требовалось состоять в Политбюро. Надо было лишь регулярно смотреть телевизор, где Черненко всегда был рядом с Брежневым. В последние годы так и вовсе его водил. И в буквальном смысле, и в переносном. Жизнь рядом, как известно, началась давно, в 50-х годах еще, когда оба работали в Молдавии. Более удачливый Брежнев никогда не забывал верного и преданного Санчо Пансу. Довел в итоге до Политбюро. Кресло генсека ему обеспечила как раз стойкая репутация «верного и преданного».

Можно было без всяких ЭВМ просчитать, что предстоит реанимация и новое воцарение чуть обновленных брежневских методов правления. Этого, полагаю, и хотели те лица в Политбюро, кто в спешном порядке, на следующий день после смерти Андропова, рекомендовал Черненко на высший пост в партии и государстве.

Кто-кто, а я совсем приуныл. Черненко я худо-бедно знал, но даже это «худо-бедно» подсказывало, что вряд ли он заинтересуется нашими реформами в области экономики и управления ею. Вряд ли поддержит, если вообще не прикроет нашу работу, не говоря уже о его единомышленниках в Политбюро. Им эта подозрительная работа, к тому же благословленная беспокойным Андроповым, была бельмом на глазу.

Настроение у меня было — хоть беги со Старой площади обратно на производство. Не беда, что пост директора Уралмаша занят, — место мне нашлось бы легко. Как говорится, была бы шея…

Но Горбачев, которому я доверил потаенную мысль о побеге, меня категорически не поддержал.