Люси Монтгомери - Истории про девочку Эмили

• Название: Истории про девочку Эмили
• Автор: Люси Монтгомери
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Детская проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-075693-3, 978-5-271 -37520-0

В книгу вошла первая часть трилогии популярной канадской писательницы Люси Мод Монтгомери (1874–1942) о девочке Эмили. Юная Эмили обладает необычными способностями. Она тонко чувствует природу, искусство и людей. Ее таланты помогают ей выстоять в борьбе с трудностями, а также помочь своим друзьям.

Книга адресована детям среднего школьного возраста.

---

— С одной стороны мне нравятся кошки, а с другой собаки, — сказала она.

— Кошки мне нравятся, но я никогда их не держу, — сказал Дин. — Они слишком требовательны… просят слишком многого. Собаки хотят только любви, но кошки требуют поклонения. Они так и не избавились от обретенной в Бубастисе[81] привычки считать себя божествами.

Эмили поняла его мысль — он уже успел поведать ей все о Древнем Египте и богине Баст, — но была с ним не совсем согласна:

— Котята не хотят, чтобы их боготворили. Они лишь хотят, чтобы их ласкали.

— Да, чтобы их ласкали жрицы… Если бы ты, Эмили, была рождена пять тысяч лет назад на берегах Нила, ты была бы жрицей богини Бает — восхитительным, стройным, смуглым существом с золотой лентой в черных волосах и серебряными лентами на щиколотках, которыми так восхищается тетя Нэнси, и вокруг тебя под пальмами во дворе храма резвилась бы дюжина маленьких котят-божков.

— Ах, — задохнулась от восторга Эмили, — эта мысль принесла мне вспышку. И, — добавила она удивленно, — на один миг я почувствовала еще и тоску по чему-то родному. Отчего бы это?

— Отчего? Оттого, что ты — я в этом не сомневаюсь — в одном из прежних воплощений была именно такой жрицей, и мои слова напомнили об этом твоей душе. Ты веришь в переселение душ, Звезда? Нет, конечно нет… ведь ты воспитана ревностными кальвинистами[82] из Молодого Месяца.

— Кальвинистами? Что это значит? — спросила Эмили. Выслушав объяснения Дина, она решила, что кальвинизм — восхитительная вера, хотя была совершенно уверена, что тетя Элизабет отнеслась бы к этой вере неодобрительно.

— Пожалуй, я не буду верить в переселение душ… пока, — сказала она серьезно.

А затем этим приятным прогулкам и беседам довольно неожиданно был положен конец. Все заинтересованные лица считали само собой разумеющимся, что Эмили предстоит оставаться у бабушки Нэнси до конца августа. Но недели за две до этого срока бабушка Нэнси неожиданно сказала ей:

— Отправляйся домой, Эмили. Я устала от тебя. Ты мне очень нравишься… ты не глупая и довольно хорошенькая… и ведешь себя замечательно… передай Элизабет, что Марри могут тобой гордиться… но я от тебя устала. Отправляйся домой.

Эмили испытала смешанные чувства. Ее обидело то, что бабушка Нэнси устала от нее: любого обидело бы такое заявление. Несколько дней она страдала, пока не придумала резкий ответ, который могла бы дать бабушке Нэнси, и не записала его в свою «книжку от Джимми». Это принесло ей такое же облегчение, как если бы она в действительности произнесла подобную суровую отповедь.

Ей было жаль покинуть Старую Мызу: она успела полюбить красивый старинный дом с его атмосферой тайны — атмосферой, которую создавала лишь его необычная архитектура, ведь в его истории, как у большинства домов, никогда не было ничего, кроме простых событий повседневной жизни, рождений, смертей и свадеб. Жаль ей было покинуть и берег залива, и старый сад, и «шар-загляденье», и чеширского кота, и Розовую комнату с кроватью, на которой она так вольготно спала, но больше всего было жаль расстаться с Дином Пристом. Но, с другой стороны, ее радовала мысль о возвращении в Молодой Месяц ко всем, кого она любила: к Тедди с его завораживающим свистом, к Илзи с ее вдохновляющей дружбой, к Перри, полному решимости завоевывать все новые высоты, к Задире Сэл и ее котенку, которого, должно быть, уже пора начать правильно воспитывать, к сказочному миру «Сна в летнюю ночь». Сад кузена Джимми встретит ее во всем своем великолепии, и августовские яблоки уже созрели. Внезапно Эмили почувствовала, что вполне готова уехать. С радостью в душе она упаковала свой маленький черный сундучок и нашла, что представляется удачный случай процитировать строку из стихотворения, которое незадолго до этого прочел ей Дин и которое завладело ее воображением.

— «Прощай же, гордый мир; мой путь лежит домой»[83], — продекламировала она с чувством, стоя на верхней ступеньке длинной, темной, отполированной до блеска деревянной лестницы и глядя на вывешенные в ряд на стене мрачные фотографии Пристов.

Ужасную досаду вызвало у нее лишь одно: бабушка Нэнси не согласилась вернуть ей портрет, нарисованный Тедди.

— Я оставлю эту картинку у себя, — сказала бабушка Нэнси, улыбаясь и потряхивая золотыми кистями своих серег. — Придет день, когда она будет в цене, как одно из ранних произведений знаменитого художника.

— Но ведь я лишь одолжила ее вам… я прямо написала вам, что даю ее только на время, — с негодованием возразила Эмили.

— Я бессовестная старая карга, — сказала бабушка Нэнси холодно. — Так называют меня Присты за моей спиной. Разве это не правда, Кэролайн? Так что я вполне могу поступить в соответствии с моей репутацией. Эта картинка мне приглянулась, вот и все. Я собираюсь оправить ее в рамку и повесить у себя в гостиной. Однако я завещаю ее тебе… ее и чеширского кота, и «шар-загляденье», и мои золотые серьги. Но ничего больше. Из моих денег я не оставлю тебе ни цента — на это не рассчитывай.

— Мне не нужны ваши деньги, — высокомерно заявила Эмили. — Я сама заработаю кучу денег. Но вы поступаете нечестно, отнимая у меня мой портрет. Мне его подарили.

— Я никогда не была честной, — усмехнулась бабушка Нэнси. — Правда, Кэролайн?

— Никогда, — ворчливо подтвердила Кэролайн.

— Вот видишь. Так что, Эмили, не поднимай шума. Ты показала себя очень послушным ребенком, но я чувствую, что в этом году уже выполнила мой долг по отношению к тебе. Возвращайся в Молодой Месяц, а когда Элизабет будет тебе что-нибудь запрещать, скажи ей, что я всегда позволяла тебе это делать. Не знаю, будет ли такой способ действенным, но попробуй. Элизабет, как всех моих остальных родственников, очень интересует, что я намерена делать с моими деньгами.

Кузен Джимми приехал, чтобы забрать Эмили домой. Как обрадовалась она, снова увидев его доброе лицо с ласковыми, озорными глазами и раздвоенной бородкой! Но, когда она обернулась к Дину, ей стало очень грустно.

— Если хотите, я поцелую вас на прощание, — произнесла она сдавленным голосом.

Эмили не любила целовать родственников. На самом деле ей вовсе не хотелось целовать Дина, но он так нравился ей, что показалось необходимым оказать ему все возможные знаки внимания.

Дин с улыбкой взглянул с высоты своего роста в ее лицо, такое юное, такое свежее, с таким нежным овалом.

— Нет, я не хочу, чтобы ты целовала меня… пока. И наш первый поцелуй не должен быть связан с разлукой. Это стало бы дурным предзнаменованием. Мне жаль, Утренняя Звезда, что ты уезжаешь. Но скоро мы снова увидимся. В Блэр-Уотер живет моя старшая сестра, и я испытываю неожиданный прилив братской любви к ней. Так что отныне я, вероятно, буду очень часто посещать ее. Пока же не забывай, что ты обещала писать мне каждую неделю. А я буду писать тебе.

— Да, такие славные толстые письма, — попросила Эмили. — Я люблю толстые письма.

— Толстые! Да они будут явно страдать ожирением, Звезда. А теперь у меня даже нет никакого намерения произносить прощальные слова. Давай, Звезда, заключим с тобой договор. Мы никогда не будем говорить друг другу ни «прощай», ни «до свидания». Каждый раз мы просто улыбнемся друг другу и разойдемся.

Эмили сделала над собой усилие… улыбнулась… и уехала. Бабушка Нэнси и Кэролайн вернулись в заднюю гостиную к своим картам. Дин Прист свистнул Твиду и пошел на берег залива. Ему было так одиноко, что он даже посмеялся над собой.

Эмили и кузену Джимми надо было столько всего обсудить, что путь до Молодого Месяца показался обоим очень коротким.

В пронзительном свете вечернего солнца дом Марри выглядел совсем белым, а серый цвет старых амбаров стал удивительно сочным и ярким. Три Принцессы, высоко вздымающие свои ветви на фоне серебристого неба, были все такими же неприступными и величественными. За прибрежными полями самозабвенно пел свои песни старый залив.

Тетя Лора выбежала на крыльцо, чтобы встретить путешественников. Ее прелестные голубые глаза сияли радостью. Тетя Элизабет была в кухне — готовила ужин. Она лишь пожала Эмили руку, но выглядела при этом чуть менее мрачной и величественной, чем обычно, и вдобавок испекла пирожные со взбитыми сливками — самые любимые пирожные Эмили. Перри, босоногий и загорелый, держался поблизости, чтобы поскорее рассказать ей все новости о котятах, телятах, поросятах и недавно вылупившихся цыплятах. Вскоре примчалась Илзи, и Эмили обнаружила, что за время своего отсутствия успела забыть, какая Илзи пылкая и живая, какие у нее блестящие янтарные глаза, какая шелковистая грива золотых волос: выбившиеся из-под ярко-голубого шелкового берета, который купила для нее в Шрузбури миссис Симмз, они еще больше напоминали настоящее золото. Как предмет одежды этот кричаще яркий берет оскорблял глаза и чувства Лоры Марри, но явно подчеркивал великолепие кудрей Илзи. Илзи с восторгом заключила Эмили в объятия и жестоко поссорилась с ней уже через десять минут после этого, так как Эмили отказалась отдать ей единственного оставленного в живых котенка Задиры Сэл.