Ингар Коллоен - Гамсун. Мечтатель и завоеватель

• Название: Гамсун. Мечтатель и завоеватель
• Автор: Ингар Коллоен
• Издательство: ОГИ, Б.С.Г.-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-94282-586-7

Великий норвежский писатель, лауреат Нобелевской премии Кнут Гамсун (1859–1952) был и остается одной из самых противоречивых и загадочных фигур в литературе XX века. Книга «Мечтатель и завоеватель» представляет собой новейшее биографическое исследование, посвященное жизни и творчеству Гамсуна, написанное известным норвежским журналистом и писателем. Биографию отличает фундаментальность и документированность, при этом она представляет собой увлекательное повествование, которое позволяет проследить перипетии долгого и сложного жизненного пути писателя, проникнуть в его внутренний мир и творческую лабораторию.

---

Зал был рассчитан на триста слушателей, многие советовали ему снять помещение поменьше. Но уже в четверть восьмого зал был переполнен. Публика стояла вдоль стен и в дверных проемах. В половине восьмого в зал перестали пускать. Среди публики было на удивление много женщин. Лектор оглядел зал, в котором находилось около четырех сотен бергенцев, откашлялся и начал: «Дамы и господа! Сегодня я намерен поговорить о норвежской литературе, и то, что я скажу, боюсь, может неприятно поразить вас» [10: 303][84].

Он будет нападать на всемирно прославленную норвежскую литературу, чтобы освободить место для нового. Он намерен сосредоточить внимание публики на материалистической литературе, созданной «четверкой великих» на основании их демократических убеждений, английской меркантильной морали и в какой-то степени европейского реализма. В то время, когда во Франции проросла аристократическая, психологическая литература, которая теперь затмевает Золя и прочую социальную литературу, норвежская литература продолжает создавать так называемые социально значимые типы. Норвежские писатели предстают просто как друзья своих сограждан, а им надлежит быть знатоками человеческих душ.

Как, например, Бьёрнстьерне Бьёрнсон по своему призванию и способностям — народный просветитель, крестьянин и демократ. Его книги — как домашняя аптечка, крупицы знаний, рассеянные по его книгам, можно сравнить со снадобьями, которыми при случае он готов нас пичкать. Мы для него как дети.

Александр Хьелланн — человек с интересом к грубой материи жизни и свои знания в этой области распространяет на человеческую психологию. В его книгах то и дело раздаются всевозможные победоносные крики. «Так и слышишь звук открывающихся и захлопывающихся дверей банка, шуршание векселей, грохот якорной цепи швартующегося корабля» [10: 313].

Юнас Ли — вообще не лидер, а лишь заурядная посредственность, никакая не звезда, а всего-навсего лучик света, похожий на веселого добродушного дядюшку.

Далее он переходит к наиболее прославленному из всех: Хенрику Ибсену, персонажи которого представляют собой самые примитивные психологические типы. По мнению Гамсуна, такая упрощенность в описании душевных движений связана не только с ограниченными возможностями драмы как литературного жанра, но и с прямолинейностью Ибсена, неумением изобразить многообразие мира чувств.

Он говорит более полутора часов. Его провожают громкие и долгие аплодисменты. Так как он заранее подготовил свои лекции, то у него было время — четыре дня — между первой и последней лекцией, чтобы насладиться пьянящим чувством победы.

С материнской гордостью вводила Болетте Павелс Ларсен его в различные круги города: женщины не отваживались приближаться к нему. Однако она писала его завистливому коллеге: «О Боже, он покорил всех. Все здешние дамы, все, как одна, были у его ног»[85].

Ради следующей лекции Гамсуну пришлось снять более просторное помещение, вмещавшее в два раза больше людей, и тем не менее кому-то пришлось стоять, балконы тоже были заполнены, пришло около семисот человек.

Подобно Иисусу перед учениками, он рассказал притчу, основанную на прошлогоднем впечатлении в зимней Кристиании. Один знакомый писатель пришел к нему в гости, и они вместе наблюдали из окна сцену, которая тронула его до слез — старик играл со своим внуком, изображая лошадь. Дедушка кротко сносил удары хлыста своего наездника-внука во время этой игры во дворе. По мнению коллеги Гамсуна, это была самая прекрасная сцена, которую ему только довелось видеть, проявление человеческой доброты. Но для Гамсуна, который порой подглядывал за этой семьей, было совершенно очевидно, что это ложное толкование. Дело в том, что старик потихоньку утащил у своей дочери кусок сыра, и она наблюдала за унизительной игрой из окна. Вот этот писатель, приверженный эстетике создания типов, неправильно истолковал происходящее. Старик позволял ребенку бить себя по рукам и мучить себя другими способами, потому что жаждал «оказаться у позорного столба», он хотел испытать боль, он ощущал сентиментальную жестокость по отношению к самому себе. За всем происходящим стояло то обстоятельство, что старик являл собой духовно богатого индивида, недоступного для понимания создателю типов. Многие восприняли третью лекцию как наступившую после достижения апогея разрядку. Здесь нападки Гамсуна были направлены на так называемую модную литературу, на книги, которые нетрудно читать, за развитием действия в которых легко следовать, как в колонне под звуки марша. Почти половину своего выступления он посвятил книге, известной большинству, роману Ги де Мопассана «Наше сердце», который вышел в норвежском переводе год назад. Авторы, подобные Мопассану, служили для него примером того, как описание тривиальных вещей может захватывать воображение читателя. Кроме того, он совершил новые экскурсы в творчество Ибсена и других норвежских писателей. Увы, ни пишущие, ни читающие не понимают главной цели литературы.

Неужели же нет никакого просвета в современной литературе?

Есть. Посреди цикла своих лекций, в середине своей второй лекции он назвал надежду современности: «Есть здесь у нас на родине писатель, который только что издал книгу, совершенно не похожую на другие, которая, между прочим, повествует о человеке с особым темпераментом. Книга была так себе, не очень-то продавалась, но через два месяца после ее выхода писатель получил полсотни благодарственных писем от своих соотечественников, мужчин и женщин, знакомых и совсем незнакомых, с которыми он никогда не встречался, при этом среди них была и пара знаменитостей».

Тот, о ком говорил лектор, был писатель Кнут Гамсун. Книга, о которой шла речь, — «Голод». Среди одобривших его были благословенные читатели, в умах которых не засело прочное представление о непревзойденности «четверки великих», которые не питали по отношению к последним чувства слепого обожания.

Сфинкс без загадки

В конце весны и начале лета 1891 года Гамсун прочитал лекции в целом ряде городов. Ни Ибсен, ни кто-либо другой из числа писателей, объектов его бурной критики, не ответили Гамсуну публично.

Это повергло критикующего в еще большую ярость.

В этот период норвежские газеты наперебой рассказывали о том, каким успехом пользуются драмы Ибсена за пределами Норвегии.

Европейские театры боролись за право премьеры «Гедды Габлер». Победил Мюнхенский, за ним следовал театр Хельсинки, потом театры Берлина, Стокгольма и Копенгагена. Кристиания опередила Гётеборг. Той весной в Лондоне шли «Гедда Габлер», «Женщина с моря», «Росмерсхольм» и «Привидения». В Вене шли «Борьба за престол», «Дикая утка», последняя пьеса шла и в Париже.

16 июля, после двадцатисемилетнего отсутствия, из-за границы вернулся Хенрик Ибсен. И правые и левые газеты грызлись между собой за то, чтобы склонить его на свою сторону. А между тем Ибсен заявил, что приехал на родину не для того, чтобы жить здесь, а лишь чтобы совершить путешествие вдоль северного побережья. Когда Ибсен возвратился в столицу, посетив самую северную точку Норвегии, тут уж Гамсун не смог сдержаться: «Коротышка снова в столице. И по сообщениям нашего телеграфного бюро, признался, что доволен Нордкапом!{22} Подумать только, наш коротышка кивает головой и с многозначительной миной заявляет, что доволен туманностью Андромеды. Я прямо падаю от смеха»[86].

Гамсун высказал все это, живя в маленьком городке, расположенном в восточной части Кристиания-фьорда.

В течение трех месяцев он сумел заработать столько, сколько школьный учитель зарабатывает за три-четыре года. Казалось, что он хотел вычеркнуть из жизни эпоху «Голода», соря деньгами, раздаривая подарки друзьям и угощая знакомых и незнакомых. Даже и в трезвом состоянии не так уж хорошо умел он обращаться с деньгами. Он как будто стремился расстаться с ними как можно скорее.

Во время последнего визита в Кристианию он весьма в этом преуспел.

Потом пришлось клянчить деньги у редакторов и друзей.

В конце мая — начале июня Гамсун поселился в одном из самых старинных городов Норвегии, в Сарпсборге. Его характеризовали некоторые «достопримечательности», к которым приложили руку англичане, владельцы местного деревообрабатывающего предприятия: большое количество бревен, скопившихся в устье реки Гломма. Был здесь и водопад двадцатиметровой высоты. Одна из лучших в Норвегии экспортных гаваней. Дешевая рабочая сила. И целлюлозные фабрики, принадлежавшие Боррегорду, в которых отсутствовали современные методы работы и рыночный подход. Здесь целлюлозное производство находилось только в процессе формирования. Вскоре сюда устремились британские инженеры, и начались новые времена. Здесь Гамсун вплотную столкнулся с этими новыми временами. Впрочем, он уже сталкивался с мощным напором прогресса в Чикаго. И вот теперь прогресс пришел и в Сарпсборг, и во всю Норвегию.