Кэйтлин Свит - Узор из шрамов

• Название: Узор из шрамов
• Автор: Кэйтлин Свит
• Жанр: Фэнтези

Нола, юная провидица из нижнего города, мечтает жить в замке, где она могла бы прорицать для короля. Однажды она встречает придворного прорицателя, который обещает помочь ей достичь своей мечты. Но вместо этого он вовлекает ее в паутину убийств и предательства, навязчивых желаний и древних запретных ритуалов, которые угрожают не только ей, но всей стране и людям, которых она любит. Скоро она понимает, что видеть будущее не означает иметь возможность его предотвратить.

---

Я сидела в своей маленькой светлой комнате и не скучала по старой. Я не скучала по двору провидцев, по школьным классам и деревьям, по пруду с его зелеными светящимися рыбками. Я не чувствовала ничего, даже когда Силдио с опаской рассказал мне, что Мамбуру и Раниора перевезли в городской дом. Он не говорил о Селере и Лаэдоне, который теперь, после смерти Телдару, вновь утратил жизнь. Он не рассказывал ни о короле, ни о Бардреме, а я не спрашивала, потому что тогда мне было все равно. Он говорил только о моих созданиях-героях, которые могут умереть лишь с моей смертью. Он говорил, что у ворот дома собираются люди. Они смотрят на заросший сад, на высокие зарешеченные окна и не знают, должны ли меня жалеть, бояться или восхищаться — может, даже чуть больше, чем восхищались до сих пор.

Тогда я была одна, если не считать Силдио и Борла. Король Деррис пытался забрать его к себе: охотничья собака, которая, будучи созданием Видения на крови, отважно напала на врага Сарсеная, как его предшественники несколько веков назад. Но Борл выл день и ночь, в королевских псарнях и покоях короля. Выл, царапал гобелены и двери, пока его не вернули ко мне.

А потом король принес кое-кого еще.

— Она больна, — сказал он. Он сделал жест, и сиделка передала мне Лаиби. — Я хотел сам ее вырастить, но не могу. Взгляни — она больная и слабая. В любом случае, она твоя. Так сплетен Узор.

Лаиби едва дышала. Она была такая крошечная, такая худая, хотя сейчас должна была ползать, смеяться и сидеть, размахивая пухлыми кулачками. Я убрала волосы с ее лба, где билась вена. Она перевела на меня слепые глаза и издала мяукающий звук. Я подумала: «Бедное дитя. Может, она заставит тебя почувствовать хоть что-нибудь?»

Но я не почувствовала ничего.

* * *

Однажды осенним утром в дверь постучал Силдио.

— Госпожа, — сказал он. Он все еще называл меня так, когда никто не слышал. — Вас хочет видеть испа.

Секунду я просто сидела, глядя на спавшую в колыбели принцессу. Потом встала и открыла дверь.

— Испа. — Неожиданно мой мертвый, бесцветный голос прозвучал с достоинством. Я впустила ее. За ней вошла Уджа; перья ее хвоста подметали пол. Силдио смотрел на них обеих.

— Должно быть, вы рады, что вернули ее, — сказала я, кивнув на Уджу. Я не собиралась быть вежливой. Больше месяца я думала лишь о том, чтобы схватить Нелуджу и заорать ей в лицо, но это были фантазии. Теперь, когда она пришла, я не могла найти в себе сил.

Нелуджа посмотрела на птицу, потом на меня. Ярко-желтый платок подчеркивал ее гладкое темное лицо, все его впадины и выступы. Платье было оранжевым. Они с Уджей были такими яркими, что даже Лаиби, подумала я, могла бы их увидеть.

— Это так, — сказала она. — Я немного за нее тревожилась, когда она решила отправиться с ним.

— Она решила? — Я бы засмеялась, если бы могла. — Он думал, что украл ее. Конечно, для этого вы обе слишком умны. — Я присела перед Уджей, которая наклонила голову и посмотрела на меня. — Зачем? Зачем ты сидела в его клетке все эти годы, если могла освободиться?

Нелуджа положила руку на голову птицы.

— Испарра течет через нее, как и через нас. Мы не всегда ее понимаем, только чувствуем и смотрим.

Я выпрямилась.

— Слова! — сказала я, как когда-то Игранзи. Кажется, во мне все же осталось немного силы. — Слова красивые и пустые. Нет, смотреть — это правда. Это вы делаете хорошо.

Я чувствовала, что краснею. Я пыталась отдышаться, успокоиться, остыть: если я начну что-то чувствовать, то могу не совладать с собой.

— А чего ты ожидала от меня на холме? Испы не воины. Мы не бросаем копья, и иногда это означает, что мы не можем помочь.

— Но до холма! — воскликнула я. — Испарра годами показывала вам тьму — вы сами об этом говорили. Говорили Халдрину. Если бы вы сделали что-то, хоть раз — утопили бы Телдару, когда он был в Белакао, отравили вино, когда впервые приехали сюда, — ваша сестра была бы жива. И еще столько людей, если бы вы действовали.

Ее взгляд был невыносимо мягким.

— Ты не могла выбирать. И ты не можешь понять, почему не могут другие. Смотри, — продолжила она, подойдя к колыбели. Нагнулась, положила руки на край, слегка наклонила ее, и перед нами появилось худое желтоватое лицо Лаиби. — Смотри, что происходит, когда есть действие, но нет принятия.

— Нет. Нет. Ваша сестра была такой чудесной, когда носила этого ребенка, она и Халдрин так его ждали. Я пыталась избавить их от скорби.

Мой голос дрожал. Уджа клюнула мою ладонь. Борл лизнул другую. Я сунула руки подмышки.

— Теперь, — произнесла я более ровным голосом, — вы скажете что-нибудь умное о страданиях. Что страдания человека — всего лишь ветка в потоке испарры.

Нелуджа улыбнулась. Она отличалась от Земии, но в их улыбках было что-то общее.

— Раз ты сама об этом сказала, я, пожалуй, не буду. — Она вновь стала серьезной. — Ты тоже страдаешь, испа Нола. Не думай, что это неважно.

Я впилась пальцами в кожу.

— Я больше не испа Нола, как вам известно.

— А стала бы вновь, если б смогла?

Я посмотрела в окно на полоску неба. Ни облачка. Впрочем, дул ветер: то и дело в окне показывался край траурного флага по Халдрину — сине-черного, развевающегося над воротами.

— Я все время это представляла. — Я сглотнула. Иногда желание произносить собственные слова было таким сильным, что застревало в горле, как когда-то проклятие. — Представляла, как он возрождает мои Пути. Представляла прорицание — все видения, все слова, то, как люди восторгаются, благодарят меня, или даже злятся и плачут. Но только чтобы видения были правдивы.

Я вновь повернулась к ней.

— Испа, в четырнадцать лет я потеряла все. В моем последнем видении были бабочки и склон холма. Я порадовала им девушку из борделя. Больше такого не будет, никогда.

— Нет. Но что если бы кто-то сильный восстановил твои проклятые пути?

По ее плечу и руке пробежала ящерица. Я подумала: «Белое в ее черных глазах похоже на пену». Этот образ мог бы придти в голову Бардрему, и я бы посмеялась, а он отбросил бы волосы со лба, разозленно взглянул на меня, а потом ушел в свою комнату и захлопнул покосившуюся дверь. Через несколько часов, втайне от Рудикола, он бы высыпал мне на колени кучу засахаренных миндальных орехов.

— Я это представляла, — медленно ответила я. — Но больше нет. И вы никогда этого не сделаете. Зачем спрашивать?

Указательным пальцем Нелуджа погладила острую головку ящерицы.

— Просто хотела знать, — сказала она, — прежде, чем покину Сарсенай.

— Почему вы не уехали с остальными?

Она легко пожала плечом — сарсенайское движение, не белакаонское. В этот миг она казалась моложе.

— Потому что не была готова уехать. А теперь могу.

Она вновь наклонилась, поцеловала лоб принцессы и подошла к двери.

— Вы действительно должны уезжать, — сказала я. Если я продолжу говорить, быть может, она немного задержится. Я не могла поверить, что хочу этого. — Скоро выпадет снег. А зима при дворе короля Дерриса покажется долгой.

Она улыбнулась и взялась за ручку двери. Несмотря на улыбку, она выглядела печальной. Это выражение я знала, поскольку сама долго носила его.

— Подождите… испа… вы однажды сказали, что видели меня в одном из своих видений. О чем оно было?

Она долго молчала. А когда, наконец, открыла рот, я подняла руку.

— Нет. На самом деле я не хочу знать. Иногда знание приносит только тьму.

— Ты мудра, Нола, — сказала Нелуджа, — и ты сильная. Эти вещи — скала, по которой текут все потоки.

Она протянула руку Удже.

— Идем, — сказала она. Уджа издала трель, встопорщила перья и осталась рядом со мной. — Уджа? — Но птица только просвистела пять нисходящих нот.

Нелуджа сказала ей что-то тихое и нежное на родном языке.

— Кажется, — произнесла она, — Уджа еще не готова тебя покинуть.

— И вы ее оставите?

Последняя улыбка, на этот раз широкая, очень похожая на улыбку Земии.

— Это Уджа. Она моабе, испа и нечто большее. А кроме того, это хорошо, — добавила она, открыв дверь, — потому что птицы и ящерицы — не друзья.

Я почти засмеялась.

* * *

Через день после отъезда Нелуджи из Сарсеная в мою дверь постучал Силдио.

— Да, — немного сердито сказала я. Я устала, несколько недель не покидала комнату и даже до этого выходила во двор лишь раз или два, по ночам, чтобы меня никто не видел. Лаиби была слишком тихой, и я пыталась найти в себе силы о ней беспокоиться. Уджа и Борл огрызались друг на друга, и меня раздражало, что они развлекаются без меня. А теперь еще этот стук — какой-то посетитель собирается прервать мое хрупкое уединение.