Георгий Черчесов - Отзвук

• Название: Отзвук
• Автор: Георгий Черчесов
• Издательство: Ир
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-7534-0702-1

В романе рассказывается о сложных взаимоотношениях двух любящих людей, разделенных не только государственными границами, но и полярными установками на жизнь.

---

— … Ты с ним не цацкайся, — зло выговаривала она матери, которая пыталась остановить поток жестоких, ранящих мою душу слов. — Подумаешь! Не той увлекся, и все!

Мать пыталась отвлечь меня от сумрачных мыслей.

— Сегодня по телевидению комедия, — говорила она за ужином: — Включить? — голос ее звучал заискивающе…

Я видел, что ее муки не слабее моих. Порой мне до слез становилось жаль матери. Так и хотелось прижаться к ней и, как в детстве, расплакаться на груди, почувствовать ее шершавые руки с опухшими от дойки пальцами, ласково гладящие меня по голове. Но я — как жестоки бываем мы, сыновья! — сурово хмурил брови, бросал в раздражении на тарелку нож и вилку и молча удалялся в свою комнату.

Мне казалось, что еще неделя… другая, и облик Эльзы перестанет меня преследовать. Но… Я обдумывал каждую фразу, произнесенную Эльзой в тот злосчастный день, и все отчетливее понимал, что она обманула меня, нарочно вызывала у меня ненависть к себе, чтоб прощание было легче… И, представляя себе, чего это стоило Эльзе, я маялся, ругал себя за слепоту, за несправедливые слова.

Звуки музыки доносились из поселка. Это к строителям тоннеля прибыли шефы из Алагира — эстрадный оркестр районного Дома культуры. И концерт, как всегда, завершался танцами. Я лежал, повернувшись к стене, слушал музыку, и… не хотел жить. Вообще ничего не хотел — ни есть, ни пить, ни дышать.

В гостиной рядом сидели на диване Мария и мать. Говорили они почти шепотом, но я все слышал.

— … Шальная я эти дни, — призналась мать. — Все думаю, думаю…

— И зря! — отрезала Мария. — Чего думать-то? Попечалится твой сынок малость, да и забудет все. Вот нас с тобой жалко, мы ведь бабы вроде ничего, а? Крепкие. Нам бы мужиков справных, по дюжине детей родили бы.

— Может быть, — согласилась мать. — У моей матери девять душ было. Но ничего. Я свой корень оставлю, — упрямо произнесла мать. — Через Олежку.

— Сколько корней бы мы по земле пустили! — мечтательно произнесла Мария. — Обокрала нас война, обокрала…

Опять! Все об одном и том же! Мне стало невмоготу их слушать. Я вскочил и, нарочно громко стуча ботинками, пошел к двери.

… Два ряда поставленных вплотную друг к другу барачных сборных домиков тянулись к горному массиву и упирались в расположенный у его подножья вагончик, в котором размещалась контора стройучастка. Асфальтированный пятачок между ними, освещенный светом фар трех самосвалов, и стал на время танцевальной площадкой, на которой извивались пары.

Я пришел просто поглазеть на них, но Лена-учетчица вытащила меня в круг. Я еле двигал ногами и, дождавшись конца танца, отвел Лену к девушкам, столпившимся у конторы. Под деревом, застывшим у барака в гордом одиночестве, мелькнули две тени. Так и есть: они! Мать и тетя Мария, конечно же, пришли следом. Представляю, как они обрадовались, увидев меня танцующим с Леной… Я чертыхнулся и направился к тропинке, ведущей к аулу. Не знаю, так ли уж развита у меня интуиция, но меня вдруг точно толкнули, — я резко повернулся и увидел… Эльзу. Не уехала! Она танцевала с высоким и широкоплечим парнем в кожаной куртке. Сердце у меня тревожно забилось. Я ухватил за руку закапризничавшую было Лену, увлек ее на пятачок с покачивающимися парами…

Так и танцевали рядом: я с Леной, а Эльза с парнем в куртке, и делали вид, что увлечены мелодией и беседой с партнером. Один танец, второй, третий…

Я увидел, как парень в кожанке — и откуда он взялся?! — наклонившись, с улыбкой, показавшейся мне слащаво-гаденькой, что-то шепчет Эльзе на ухо… Меня будто жгучей крапивой полоснули.

Дальнейшее я помню смутно: как отпустил Лену, выбежал из круга… Переход от состояния осознанных действий к совершенно неконтролируемым произошел мгновенно, в доли секунды.

Потом друзья уверяли, что я точно знал, что делаю, куда и зачем бегу.

Трех-четырех порывистых прыжков мне хватило, чтобы добраться до самосвала, — и выбрал-то я самый удобный, тот, что стоял посредине. Миг — и я в кабине. Ладонь моя ткнулась в панель управления — ключ зажигания оказался на месте! МАЗ легко рванул с места. Не назад, как ожидала толпа, а с визгом и грохотом вперед — прямо на людей… Девушки завизжали, все бросились врассыпную.

Машина влетела на пятачок, сделала крутой поворот. Послышался сильный удар, скрежет, и вагончик-контора, скособочившись, вяло, нехотя опрокинулся…

Вокруг закричали, заматюкались:

— Сумасшедший!

— Куда?!

— Стой, балбес!

А вот и она. Я резко затормозил. Кузов дернулся вверх, потом, точно споткнувшись, сел на место и опять клюнул носом. Дверца распахнулась. Я спрыгнул на землю, оттолкнул в сторону парня в куртке. Подхватив Эльзу на руки, я устремился к самосвалу.

Взревел на полных оборотах мотор, и мощный МАЗ, оглушая ущелье грозным урчанием, помчался, громыхая, в сторону гор…

Это была удивительная ночь. Казалось, на свете остались лишь мы вдвоем. Ласковая ночь укрыла нас черной ворсистой буркой. Горы верными телохранителями оберегали наш покой. Тесно прижавшись друг к другу, мы сидели молча. Ветерок нежно обволакивал наши пылающие лица. Блаженство длилось, казалось, целую вечность, и нам хотелось, чтобы конца-края не было этой ночи. Нашей ночи!

— Светает, — прошептала Эльза. — Я давно не видела, как поднимается солнце.

— Здесь оно из-за гор выползает, — сказал я. — Покажется вон там.

Я поцеловал ее, и вновь моя душа взмыла на волнах волшебной мелодии ввысь, туда, где смутно угадывались облака, как раскрывшиеся крылья, принявшие нас в свое призрачное, сказочное царство. И мы с замиранием сердца погружались в него целиком, без остатка…

— Тебя искать будет мама, — вздохнула внезапно Эльза, и пронзительная боль порывом холодного ветра проскользнула под ночь-бурку, окунув меня в омут терзаний.

— Не надо, — взмолился я. — Давай ни о чем не думать. Эта ночь наша. Твоя и моя! Пусть завтра сюда придет много-много людей, но сегодня все здесь только наше!

— Уже светает, — повторила Эльза, глядя широко открытыми глазами на чуть вырисовывающиеся вершины гор. — Уже скоро утро! Да?

— Нет, нет, еще ночь! — успокоил я ее. — Закрой глаза. Вот так… И не открывай, — ночь будет вечной.

В предрассветной мгле ее профиль смутно угадывался. До боли невыносима была мысль, что с приходом дня мы должны будем расстаться. И ничто не может предотвратить это. От бессилия я почувствовал себя жалким и презренным.

Но мне надо было отвлечь ее от мрачных мыслей, во что бы то ни стало отвлечь, и я показал в сторону сторожевой башни.

— Эту башню тоже снесут строители.

— Дикий мысль, — ужаснулась она. — Это есть исторический памятник. Это ценный свидетельство старины…

Чудачка! Она и в эту минуту, когда рушится ее судьба, готова драться за каменное изваяние! И странно, вместо недоумения я чувствовал нежность. Она мне нравилась именно такой, — человеком, которому до всего есть дело. Я готов был вместе с ней драться за эту башню, отстаивать ее право на существование, — лишь бы Эльза была рядом!..

— Путь из прошлого в будущее лежит… — начал я.

— … через мост настоящего, — закончила она.

— Выходит, все, что человек получил из прошлого, он должен передать в будущее?

— Очень правильная мысль. Это мой влияние… — в ее голосе прозвучали торжествующие нотки. — Молодой человек быстро делает успех в археологии. Очень способный ученик!

— Он даже перегнать твой профессор, — горько пошутил я.

— О-о, это следует доказать.

— Пожалуйста. Будущему поколению мы должны передать не только то хорошее, что сохранила история. Мы не должны утаивать и то плохое, что было… Человечество должно знать все!

— Ты сам нашел такую мысль?

— Да нет. Тетя Маша. Но я согласен с ней, — и шутливо добавил: — Твой профессор должен брать уроки у тети Маши. В споре она заткнет его за пояс.

Но Эльза не приняла мой тон. Высвободившись из моих объятий и стараясь в темноте рассмотреть мои глаза-, она убежденно сказала:

— Когда тетя Маша так говорила, она, Олежка, думала о нас с тобой.

Солнце еще не взошло, а ночь уже уплывала, оставляя нам только отчаяние и боль, которые теперь — после нескольких часов неземного счастья — терзали с удвоенной силой.

— Почему ты так решила? — пробормотал я.

— Потому что она еще что-то сказала…

Пораженный проницательностью Эльзы, я не стал хитрить.

— Действительно, сказала: зло тянет за собой зло. Оно родилось тогда, когда нас еще не было на свете. И простить прошлое нельзя, и не простить… нельзя. Тетя Маша сама жертва истории. Мама моя — жертва истории. И я — жертва истории. Вот теперь и ты — жертва истории. Значит, мы со злом в одной цепи. Поженись мы, ведь и наши дети будут жертвами истории. И для них готовы звенья цепи… Не выбив звена из этой цепочки зла. не найти выхода.