Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование

• Название: Победные трубы Майванда. Историческое повествование
• Автор: Нафтула Халфин
• Издательство: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1980

В книге на основе обширного фактического материала (документы, английская и англо-индийская пресса, мемуары, переписка политических деятелей) в беллетризованной форме рассказывается о героической борьбе афганского народа против агрессии британских колонизаторов во второй англо-афганской войне (1878–1880).

---

Сардар старался быть в курсе происходившего там, к югу от Амударьи. Но его люди не приносили ничего обнадеживающего. Впрочем, Абдуррахман-хан отлично понимал, что даже если бы на родине и начались какие-нибудь беспорядки, то, чтобы ими воспользоваться, еще следовало ускользнуть из-под бдительного ока царских властей, отнюдь не собиравшихся осложнять положение его соперника — Шер Али-хана.

Двойственное чувство испытал сардар, когда до Самарканда докатилась весть о вторжении инглизи в Афганистан: мстительная радость при мысли о том, каково теперь приходится сопернику, и ненависть к злобному врагу, топчущему родную землю. «Что делать? — вздыхал он бессонными ночами. — Поднять своих людей и помчаться на юг, чтобы встать рядом с теми, кто наводит джезаиль на красномундирников?»

Но он ни минуты не сомневался, что Шер Али-хан не забыл шести лет кровавой междоусобицы, когда его брат Мухаммад Афзал-хан с сыном Абдуррахман-ханом, нарушив данную эмиру Дост Мухаммад-хану клятву, сражались против законного наследника. К тому же хитрый сардар, почти десяток лет проживший в русском Туркестане, не мог не отметить преимуществ европейского регулярного войска по сравнению с плохо обученными и вооруженными отрядами азиатских владык. Он понимал, что слабой афганской армии несдобровать. Так, может быть, время начнет наконец-то работать на него?

…Стоял февраль 1879 года. Было пасмурно и хмуро, но из-за далекой Амударьи, перевалив через Гиссарский хребет и его отроги, до Самарканда долетали теплые ветры. Они извещали, что весна скоро придет на берега Зеравшана. Абдуррахман-хан обсуждал на террасе с двоюродным братом Исхак-ханом сравнительные достоинства арабских и туркменских скакунов, когда во двор, отстранив преградившего ему путь привратника, ворвался человек с давно не чесанной бородой, в остроконечном, отороченном мехом колпаке, надвинутом почти на глаза. В одной руке он держал здоровенный посох, а в другой — дымящуюся кадильницу на длинной цепочке. На его донельзя грязном, изодранном халате красовался широкий пояс, расшитый золотыми и серебряными узорами и увешанный амулетами. К поясу была прикреплена высушенная тыква, в которую были насыпаны камешки, издававшие шум при малейшем движении.

Это был дервиш странствующего ордена Каландарийя. Он замахнулся посохом на слугу, который попытался его задержать, и, что-то бормоча, кинулся на террасу. Безошибочно определив, кто здесь играет главную роль, он подбежал к Абдуррахман-хану и принялся обмахивать его кадилом, шепча заклинания. Сардар кинул ему несколько монет, но тот, ловко подхватив их, не отставал и надвигался на афганца, словно задался целью оттеснить его в комнату.

Абдуррахман-хан побагровел от гнева и хотел вытолкнуть наглеца, но спохватился: грешно обижать «божьего слугу». К тому же ему показалось, что дервиш подает какие-то знаки, и он отступил в комнату, сопровождаемый каландаром. Среди бессвязных выкриков он вдруг уловил осмысленные фразы на фарси:

— Ждут тебя… Далеко-далеко на юге… Твоя семья — мать, сын. Я оттуда. Очень важные люди ждут. Кандагар… Большую власть обещают. Надо спешить! Приглашают…

Черные, слегка косящие глаза дервиша закатились куда-то под колпак, и он вновь забормотал, зачастил:

— Аллах на небесах — правитель на земле… Помните, люди, Абу Юсуфа аль-Каландари, постигшего высшую благодать и премудрость! Ищите одноухих верблюдов, вах-вах-вах! О, Чар-йар! О, четыре друга! — совсем неожиданно «божий человек» завершил свою болтовню традиционным кличем, которым афганцы восхваляли любимых друзей и соратников пророка Мухаммеда — Абу Бекра, Омара, Османа и Али.

Покрутившись несколько раз волчком, он нырнул в дверь, прошмыгнул в открытые ворота и, будто его и не было, растворился в дервишеском квартале Каландар-Хона, оставив сардара в состоянии полного смятения.

«Что это за каландар? На фарси говорит с явным индийским акцентом, в этом можно поклясться священной Каабой! Знает, что мать и сын — в Кандагаре. В Кандагаре… Туда приглашают? Но ведь город в руках инглизи. Они приглашают? Чтобы баракзайские вожди сражались друг с другом?» Словом, было над чем поразмыслить.

Через несколько дней, когда Абдуррахман-хан вернулся домой после утренней прогулки, его ожидал незнакомый ротмистр, который заявил через переводчика, что сардару следует немедленно ехать в Ташкент.

— Вас желает видеть его высокопревосходительство господин туркестанский генерал-губернатор!

«Выследили-таки этого каландара, — подумал афганец. — Хорошо бы хоть немного оттянуть время и попытаться выяснить, в чем дело…»

— Отчего такая спешка? — ответил он офицеру. — Я соберусь, и завтра мы отправимся к ярым-подшо.

Ротмистр ничего не сказал, сел на привязанную за воротами лошадь и ускакал.

— Что случилось? — спросил Абдуррахман-хан у переводчика, которого не раз встречал у начальника Зеравшанского округа генерала Иванова.

— Понятия не имею, — пожал тот плечами. — Генерал Кауфман велел вам отправляться в Ташкент, и он сам изложит суть дела.

Не прошло и часа, как за дувалом усадьбы послышался шум и конский топот.

— Сардар, там целое войско! — вбежал в комнату напуганный слуга.

Действительно, ротмистр вернулся в сопровождении отряда пеших и конных стражников. Абдуррахман-хан был вынужден подчиниться силе, и его под конвоем отвезли в резиденцию начальника округа.

— Знал бы, что меня возьмут как арестанта, сразу пошел бы, джарнейль-саиб, — хмуро бросил он Иванову.

— Почему как арестанта? — удивленно посмотрел тот на ротмистра.

— Добровольно ехать сардар отказался. И я счел целесообразным…

— Ну зачем уж так сразу бить тревогу? — погладил бороду Иванов. — Наш друг и сам понимает необходимость строгого и неукоснительного выполнения указаний и требований главного начальника края.

Вскоре Абдуррахман-хан уже катил в Ташкент в экипаже, сопровождаемый ротмистром и двумя преданными слугами. «Погубил меня этот проклятый дервиш!» — сокрушался сардар.

Абдуррахман-хан ошибался. Царские власти знали, что претендент на афганский престол поддерживает связи с приверженцами на родине, и смотрели на это сквозь пальцы. Конечно, по-иному они отнеслись бы к его встрече с британским агентом. Но визит «каландара» прошел мимо их внимания.

И тем не менее всемогущий правитель Туркестана был обеспокоен как раз возможными контактами Абдуррахман-хана с англичанами. Российский посол в Тегеране Иван Зиновьев сообщал, что прибывший в этот город капитан Чарлз Нэпир проговорился о желании Лондона видеть сардара в Афганистане. И удивительное совпадение: телеграмма Кауфману из Петербурга от начальника Главного штаба Гейдена содержала намек на целесообразность отправки Абдуррахман-хана на родину. Как это понимать?

Генерал-губернатор возмутился. Он ответил, что афганцы ведут борьбу с напавшими на них англичанами и появление там «эмигранта» внесет разлад в ряды патриотов. Вскоре, однако, выяснилось, что депешу Гейдена инспирировал «друг Англии» — под таким прозвищем в сановных кругах Российской империи был известен царский посол в Лондоне Петр Шувалов, бывший шеф жандармов…

В сложившейся обстановке лучше было, пожалуй, на всякий случай удалить своевольного сардара от афганской границы, избавить от ненужных соблазнов, поместить поближе, в поле зрения высших властей Туркестана.

Вот почему, когда Абдуррахман-хана привезли наконец в Ташкент и доставили в дом генерал-губернатора, Кауфман в деликатных тонах разъяснил ему, что постоянно нуждается в его мудрых советах в связи с событиями в Афганистане и просит не отказать ему в этом.

Абдуррахман-хану предоставили дом, в котором некогда жил военный губернатор Сырдарьинской области Головачев. Пока его приспосабливали для нового хозяина, сардар с челядью разместился в «кашгарском» квартале. Прикомандированный к Абдуррахман-хану чиновник рассказал, что за пятнадцать лет до того в Кашгаре вспыхнуло восстание против китайского господства и правителем, бадаулетом, стал выходец из Средней Азии Якуб-бек, бывший кокандский военачальник. В состав его государства сначала вошли шесть, а затем семь городов Восточного Туркестана, и оно соответственно именовалось Олтышаар («Шестиградье») и Джетышаар («Семиградье»). В 1877 году Якуб-бек умер. Среди его преемников начались раздоры. Пекин бросил против Джетышаара большую армию и, залив его кровью, восстановил там свое владычество. Тысячи беженцев хлынули в русские пределы. Сын Якуб-бека Бек Кули-бек с многочисленными приверженцами осел в Ташкенте, дав название кварталу.

Сардар внимательно слушал, сопоставляя судьбы Кашгара и Афганистана, свою и наследника Якуб-бека. В них было немало общего. И Афганское государство намерена ликвидировать более мощная держава, и ему приходится жить, а может быть, и умереть на чужбине… Однако если так записано в «книге судеб», то надо смириться! Он не подозревал, что этой зимой в его жизни произойдут решающие перемены.