Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование

• Название: Победные трубы Майванда. Историческое повествование
• Автор: Нафтула Халфин
• Издательство: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1980

В книге на основе обширного фактического материала (документы, английская и англо-индийская пресса, мемуары, переписка политических деятелей) в беллетризованной форме рассказывается о героической борьбе афганского народа против агрессии британских колонизаторов во второй англо-афганской войне (1878–1880).

---

Снова пауза.

— …Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Своей настойчивостью, выразившейся в продвижении генерала Чемберлена к афганским пределам, несмотря на отсутствие согласия Шер Али принять его, мы выиграли время. Это раз. А во-вторых, что не менее, если не более важно, этот дикарь и главарь дикарей полностью разоблачил себя. Он наш враг и заслуживает соответствующего обращения.

Места за столом заседаний слева от кресла вице-короля по сложившейся традиции занимали братья Стрэчи — Ричард, которому к тому времени исполнился шестьдесят один год, и пятидесятипятилетний Джон. Эти крупные администраторы специализировались в области экономики и общественного строительства — ирригации, прокладки железных дорог, в чем особенно зарекомендовал себя Ричард Стрэчи. Джон Стрэчи был финансовым членом Совета, то есть фактически министром финансов Индии. Он напряженно трудился над сбором средств на афганскую войну. А в том, что она вот-вот разразится, Джон, которого Литтон держал в курсе относительно своих планов, нимало не сомневался.

Первым и выступил Стрэчи-младший.

— Как некоторые утверждают, — заявил он, — обязанность правительства Индии состоит только в том, чтобы удовлетворять потребности и нужды ее населения, и что оно может стоять в стороне, если от этого страдают интересы центра нашего хлопчатобумажного производства — Манчестера. Я решительно отвергаю эту точку зрения…

Аплодисменты были ответом на последние слова руководителя индийской экономики…

— …Я не перестал быть англичанином от того, что провел большую часть своей жизни в Индии и стал членом ее правительства. Интересы Манчестера — это интересы не только развитого района и многочисленного населения, непосредственно занятого в торговле и текстильной промышленности, как то квалифицируют поверхностные люди, но и миллионов англичан.

Голос Джона Стрэчи возвысился до патетического звучания:

— Я не стыжусь открыто заявить, что для меня нет более высоких интересов, нежели интересы моей родины!..

— Полагаю, господа, все мы должны выразить признательность сэру Джону за столь прочувствованные и патриотические слова, — взволнованно произнес вице-король.

— Совершенно верно, милорд, — поддержал Литтона Лайелл. — Сэр Джон высказал то, что находится в сердце каждого из нас. Что же касается конкретной обстановки, то она требует немедленных действий. Самые веские доводы — политические, и их я считаю неотразимыми. Настолько неотразимыми, что едва ли смогу допустить наличие каких бы то ни было причин, которые могли бы задержать наше выступление до весны…

Лайелл встал, видимо полагая, что стоя он выскажется убедительнее:

— Бездействие на пороге Афганистана в ожидании весны, по моему мнению, может оказаться губительным для нашей политики. И не стоит всерьез останавливать свое внимание на этом…

Он подумал о Каваньяри, о его настойчивом стремлении подкупить, переманить на сторону Британской империи вождей пограничных племен, чтобы подготовить почву для вторжения на афганскую территорию, и продолжал:

— Мы потеряли бы опору среди вождей племен, нанесли бы урон своей репутации и подняли бы авторитет эмира, бросившего нам вызов. Не могу поверить, что Лондон станет терять время на обсуждение подобной политики!..

В конце концов Исполнительный совет выработал программу из четырех пунктов, подлежащую безотлагательному осуществлению:

— во-первых, издать манифест с перечнем обид и оскорблений, нанесенных эмиром Афганистана Англии, с заявлением о ее дружественном отношении к афганскому народу и нежелании вмешиваться в его внутренние дела, причем указать на единственного виновника всех осложнений — Шер Али-хана;

— во-вторых, немедленно изгнать эмирские войска из Хайберского прохода и прочно овладеть им вплоть до пункта Дакка;

— в-третьих, оккупировать Куррамскую долину на такую глубину, чтобы угрожать отсюда Кабулу и Джелалабаду;

— в-четвертых, двинуться из Кветты к Кандагару и уничтожить любые войска, которые эмир может попытаться противопоставить силам Британской империи в этом городе.

Казалось бы, ситуация предельно ясна. Высшие чиновники англо-индийского правительства, взвесив все обстоятельства, наметили целесообразный и обоснованный план действий. Оставалось проводить его в жизнь. И тем не менее боязливые политики в Лондоне решили дать еще один шанс кабульскому правителю. Как будто Шер Али-хана могло что-либо исправить…

Крэнбрук от имени кабинета министров протелеграфировал, что положение еще не созрело для предложенных мер. Он не возражал против продолжения концентрации войск. Однако статс-секретарь по делам Индии и его коллеги считали, что прежде чем двинуть войска, надо дать возможность эмиру раскаяться, потребовать у него извинений и допуска постоянной британской миссии на территорию Афганистана. Литтон и Колли обменялись выразительными взглядами, ознакомившись с этим документом, отнюдь не прибавлявшим доблести могущественной империи. Правда, они понимали, что кабинет вынужден был учитывать нападки оппозиции, статьи в некоторых газетах, реакцию России и других держав, но, право же, пришла пора перестать миндальничать с Кабулом!

И они принялись за подготовку письма Шер Али-хану, призванного сыграть роль ультиматума. Завершив эту неблагодарную с их точки зрения работу, они согласовали с Лондоном послание в Кабул, чтобы Биконсфилд и другие члены кабинета не ставили более палки в колеса, излишней осторожностью препятствуя естественному развитию событий…

Глава 6 УЛЬТИМАТУМ

Хотя центром Лондона считается район вокзала Чаринг-Кросс, его сердцем бесспорно должна быть признана площадь, на которой стоит величественный собор св. Павла. Купол этого самого высокого сооружения города опоясывает Золотая галерея. В ясные дни, увы, не часто балующие лондонцев, с нее хорошо видны нагромождения зданий и кварталов, а также людской муравейник, кипящий на улицах и площадях огромной столицы Британской империи.

На северо-западе, на подступах к району Блумсбери, высится громада Британского музея, а дальше — зеленый массив Риджент-парка и Зоологического сада. На запад протянулась забитая дилижансами и кэбами магистраль Холборн; она вливается в Оксфорд-стрит, которая огибает Сохо и Мэйфер и почти доходит до Гайд-парка как раз у его знаменитого «Угла ораторов». На юге — Темза с ее бесчисленными мостами, портами и доками, судами и лодками; за ней — вокзал Ватерлоо, Военный музей — гордость империи, театр королевы Виктории, получивший фамильярное прозвище «Олд Вик». На восток лучше не глядеть: там возвышается мрачный Тауэр, стены которого были свидетелями многих кровавых злодеяний, а далее простирается Ист-Энд — жалкое прибежище бедноты — Уайтчепел, Шордич, Бетнал-Грин. Нищета, трущобы, чахлые деревца. Право же, лучше отвернуться от этих мест или по крайней мере встать вполоборота, и тогда на юго-западе откроется то, с чего, пожалуй, следовало бы начать.

Здесь Вестминстер — политическая душа Великобритании и ее разбросанных на всех континентах заморских владений. Бэкингемский дворец — главная резиденция королевы Виктории, как и ее предшественников, Сент-Джеймский дворец, Вестминстерский дворец — величественное здание парламента, увенчанное башней, на которой Биг Бен невозмутимо отсчитывает часы и минуты, Уайтхолл с его группой правительственных зданий, Вестминстерское аббатство — усыпальница тех, чьи имена прославили Англию.

Если бы 9 ноября 1878 года на Золотой галерее оказался пытливый наблюдатель, вооруженный биноклем, то, внимательно вглядевшись в эту часть Лондона, он, несомненно, уловил бы царившее там возбуждение; оно постепенно распространялось на улицы, ведущие к собору. Вот оно охватило Уайтхолл, переместилось на Стрэнд, а вскоре уже люди останавливались на неширокой Флит-стрит. Мужчины приподнимали котелки и шляпы, приветственно мелькали дамские платочки.

Это оживление было вызвано тем, что из строгого трехэтажного особняка, расположенного на узкой улочке, вышел высокий сутулый человек с острыми чертами лица, в длиннополом черном пальто и цилиндре. В руке он держал суковатую палку с золотым набалдашником. При его появлении в толпе зевак послышались радостные возгласы. Констебль отдал человеку в цилиндре честь, и тут же к крыльцу был подан полузакрытый экипаж, запряженный парой холеных вороных лошадей. Однако вышедший, сделав знак кучеру, двинулся пешком. Экипаж тронулся за господином, который неторопливым шагом направился к Трафальгарской площади, где вздымалась колонна с четырьмя львами у подножия и едва заметной фигуркой адмирала Нельсона на самом верху. Поравнявшись с колонной, человек снял с головы цилиндр и помахал им адмиралу. Раздались аплодисменты, а кто-то даже прокричал: «Браво, Диззи!»