Милош Кратохвил - Магистр Ян

• Название: Магистр Ян
• Автор: Милош Кратохвил
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1963

Жизнь национального героя Чехии — Яна Гуса, документально и красочно воссозданная чешским писателем Милошом Кратохвилом, была столь быстротечной, что костер в Констанце, на котором сгорел Гус, казалось, должен был выжечь даже память о нем. Но случилось иное: этот костер стал зарей великого пожара, в котором испепелился феодальный строй Чехии.

---

Излишняя осторожность столь же вредна, сколь опасен нелепый риск. Возьми к примеру наш провоз по Дунаю и представь себе, какие бессовестные пошлины дерут с нас на реке. Что будет с нами, когда мы объявим истинный вес наших грузов на судах? Подсчитав и взвесив весь наш товар, чиновники загребут такую пошлину, что нам придется лезть в петлю. Хотя они крепко урезают нашу прибыль, но нам выгоднее терпеть такой убыток, чем платить установленную пошлину за честно подсчитанные и взвешенные товары. Только за этот год через Регенсбургскую таможню прошло восемьдесят пять миллионов фунтов меди и шесть тысяч бочек меда. Попробуй-ка подсчитай всё это!

Будь осторожен с чешским серебром: нечеканеного из королевства не вывози. Одним словом, никогда не покупай серебро на месте, подожди, когда его вывезут за пределы Чехии.

Не забывай о наших менялах в Нюрнберге и Регенсбурге. Помни: Нюрнберг относится к области, где в ходу рейнский гульден, а Регенсбург — к области венгерского гульдена. При обмене в Нюрнберге дают меньше за венгерский гульден, а в Регенсбурге — за рейнский. Следи за тем, чтобы наш регенсбургский меняла копил рейнские гульдены, а нюрнбергский — венгерские. Регулярно переправляй рейнские гульдены в Нюрнберг, а венгерские — в Регенсбург. Обменяв их на гульдены с меньшей стоимостью, ты вернешь полную стоимость на месте. Никому не болтай, — до этого пока никто, кроме меня, не додумался.

Обрати особое внимание на шафран. Прежде его вывозили с Востока. Теперь мы покупаем шафран в Испании и Нижней Австрии, — там его стало уже довольно много. У нас сохранилась тара из-под восточного шафрана. Переложи в нее испанский или австрийский шафран, и он превратится в восточную пряность. Продай его дороже, — рассчитывай все транспортные и таможенные расходы так, как будто товар прибыл с Востока. Я сообщу тебе, когда приостановить продажу шафрана оптом. В рознице он будет еще долгое время иметь успех. Шафран — золотая статья нашего импорта. На шафран очень падки мелкие купчишки, которым невдомек, почему он не дает им никакого заработка.

На лице Рунтингера появилась и сразу исчезла довольная улыбка. О, он хотел бы поговорить со своим сыном, как равный с равным, а эта бледная немочь всегда серьезна и не понимает, над чем и ради чего ему улыбаться! Блеск в глазах Рунтингера погас, — негоциант привычным голосом спросил сына:

— Догадываешься, почему мелкий купец не может разбогатеть на шафране?

— Разумеется, батюшка, — ответил Мельхиор с совершенно невозмутимым спокойствием. — Мелкий купец может достать товар только от импортера, тогда как агенты нашей фирмы скупают весь урожай шафрана прямо у его производителя.

Рунтингер остановился перед столиком и испытующе посмотрел на сына:

— Постой! Тогда возьми другой товар — перец. Мы запасли его в приличных количествах, я сказал бы, даже больше, чем следует. Мне пришлось заплатить за него бешеные деньги. Цена на него вот-вот упадет. Не боишься этого? Какой выход придумал бы ты? Немедленно избавиться от перца, — в этом случае появилось бы неограниченное предложение, ты получил бы минимальную прибыль и вызвал бы дальнейшее падение цены на перец, — или дождаться нового повышения цены? Рано или поздно перец подорожает, но пока он лежит мертвым грузом. Как поступил бы ты с перцем?

Только теперь на бледном лице юноши мелькнула слабая улыбка:

— Я, если вы, батюшка, соблаговолите выслушать мое мнение, учел бы ваше совершенно справедливое указание, что цена на перец может снова подняться. Если вы окажетесь в Констанце, то узнаете об этом раньше кого-либо другого. Стало быть, я мог бы получить от вас такое сообщение. Часть перца я продал бы немедленно: при этом мы ничего не потеряли бы. Разумеется, лучше продать его в небольших количествах — ровно столько, сколько понадобится, чтобы вызвать к нему интерес. Я не стал бы опровергать слухи, что мы спешим продать перец. Если эти слухи вызовут падение цены, то оно нам на руку. Когда же цена понизится и снова устоится, я продам все запасы — без прибыли и без убытка. Я распродал бы этот перец мелким купцам, потребовав от них обязательство — продать мне позже тот же товар и за ту же цену, по которой они получили его у меня. Подобная торговая сделка ныне имеет довольно широкое распространение. В период между падением и повышением цены на перец у меня освободились бы деньги для закупки других товаров. Потом, после получения ваших надежных сведений, наступило бы время для нового повышения цен. Я потребовал бы от купцов весь перец и только тогда бы начал спокойно продавать его, но уже дороже.

— Ты хочешь использовать действительное и искусственное падение цен для освобождения мертвых денег и для прочного обеспечения товарами в будущем, когда они могут окупиться? — Матиас Рунтингер подвинул табуретку поближе к сыну и сел рядом. — А теперь посмотрим на это с другой стороны: перец поступает к нам через Альпы, из итальянских портов, и проходит таможни тирольского герцога Фридриха. Мне сообщили, что герцог встал на сторону папы Иоанна XXIII, который дружит с королем Сигизмундом, как кошка с собакой. В Констанце они будут драться не из-за одной общей кости. Папа — старый забияка, а Сигизмунд — бесцеремонный негодяй. Эти петухи вцепятся друг другу в глотку и будут биться до тех пор, пока один из них не останется на мусорной куче. Если Сигизмунд победит Иоанна XXIII, то вместе с папой потерпит поражение и Фридрих. Тиролец может проиграть всё до нитки, бог знает, какая судьба постигнет тогда не только его герцогство — Тироль, но и его таможенные пошлины. Надо бы вовремя узнать, что станет с перечной дорогой, проходящей через Тирольские Альпы… — В голове Рунтингера мысли возникали быстрее, чем он мог их высказать.

— Забавно то, как высокая политика может определять нашу прибыль на перце. Было бы куда приятнее, если бы перец определял высокую политику, — заметил Мельхиор.

— Нам, купцам, достаточно знать, какую кашу заварят господа, — захохотал отец и уставился на безжизненное лицо Мельхиора. Старику казалось, что сегодня он впервые узнал своего сына. Так вот каков он! Кто бы мог подумать, что Мельхиор достаточно умен? Нет, он не подведет старого Матиаса.

Рунтингер встал и не торопясь застегнул плащ.

— Сначала я хотел, чтобы ты следовал во всем моим указаниям и каждую неделю отчитывался, — признался он сыну, уходя из конторы. — Я передумал; не посылай никаких отчетов. Мне будет достаточно того, что ты пришлешь сам. Я сообщу тебе всё, что смогу.

Мельхиор Рунтингер, признательно кивнув Матиасу Рунтингеру, почти сонным голосом сказал:

— Батюшка, пошлите мне сюда какого-нибудь писаря!..

Гус

— Дьявол! За нами гонится дьявол! — кричал, поднявшись на стременах, всадник в алом плаще. Взмыленный злой конь, еле сдерживаемый поводьями, плясал под седоком, вздымая пыль. Люди, выбежавшие из домов, испуганно таращили глаза на крикуна и на отряд вооруженных всадников, скакавших за ним, и не сразу заметили роскошный паланкин, который несли два лошака, покрытые лиловыми попонами.

— Скоро сюда прибудет архиеретик!

Дверца паланкина приоткрылась, и из него выглянула большая бритая голова в лиловой шапочке. Крошечными глазками духовный сановник с любопытством обозрел площадь, — он хотел видеть, как подействовали на крестьян слова всадника. Женщины тряслись от страха, но попробуй что-нибудь прочесть на тупых лицах истуканов-мужчин. Недовольный священник кивнул первому всаднику, чтобы тот продолжал свою речь.

— Дьявол оделся в рясу — так ему легче обмануть человека! — снова закричал всадник в алом плаще. — Под рясой священника скрывается коварный колдун! Посмотрев на вас, он тотчас угадает ваши сокровенные мысли. От одного его взгляда киснет молоко в груди матери, пропадает сила у мужчины. Остерегайтесь колдуна! Заприте двери своих домов и не выпускайте детей на улицу. За нами мчится дьявол, архисатана!

Из окошка паланкина высунулась белая жирная рука с ярким перстнем и начертала в воздухе знамение креста. Женщины, стоявшие у дверей, опустились на колени, а мужчины перекрестились. Священник, позже всех выбежавший из фары,[45] упал на колени прямо в грязь.

Через минуту караван тронулся. Священник поднялся и, стряхнув пыль со своей рясы, огляделся. Да, крестьяне смотрели на него, — женщины — с невыразимой тоской, мужчины — чего-то выжидая. Что мог он посоветовать им? Ему проще всего собрать их вместе, запереть в своей церквушке, — в ней они будут под его крылышком до тех пор, пока через их деревню не проедет этот… Но священник знал, что никто из крестьян не пожелает покинуть своего домишка. Да и сам он был беспомощен и напуган не менее их. Его, вероятно, испугала не столько весть глашатая, сколько неожиданная встреча с высоким духовным сановником, — сельскому священнику не приходилось бывать рядом с епископом. Не придумав ничего утешительного, он вернулся в фару — помолиться богу, чтобы тот заступился за его бедную паству.