Михаил Садовский - Фитиль для керосинки

• Название: Фитиль для керосинки
• Автор: Михаил Садовский
• Жанр: Русская классическая проза

---

-- Как же они хоронят, Леньчик? -- Спросила она, когда он подошел.

-- Как?

-- Ну, нет же ни сторожа, ни мастерской, где камни точат,... ну, не с кем же поговорить!

-- Ба! Ой, ба, ну перестань! Я тебя прошу! Ты за этим сюда ехала! Я же тебя спрашивал, зачем ты едешь? Я бы тебе дома сказал -- они не тратят денег зря! Наверное, есть контора такая, которая этим всем занимается! Тебе то зачем? -Возмутился Леньчик.

-- Зачем? -- Возмутилась в ответ Блюма Моисеевна. -- Мальчик! Ты так привык ко мне?

-- Ба! Я сейчас разозлюсь! -- И он шагнул по склону обратно. Блюма помедлила мгновение и поплелась следом, упираясь пятками в склон. "Какой он нервный все же, -- думала она, -- Эти звуки на скрипке всю душу вынимают. Лучше бы он играл на рояле... но как его возить с собой. Он такой большой". Внизу она остановилась перед автоматом с разными напитками и бессмысленно смотрела на надписи -- "Везде таблички, везде... и эти зеленые деньги с разными портретами... ничего, довольно солидные люди... серьезные... хорошо выглядят".

-- Ты хочешь пить? -- Услышала она над собой голос внука.

-- Нет. -- Она протянута руку и указала на надпись над рисунком доллара. -- Что тут написано?

-- Здесь? -- Леньчик тоже ткнул пальцем. -- Фейс ап.

-- И что это значит?

-- Лицом вверх.

-- Вверх? -- Переспросила Блюма Моисеевна и скорбно подняла глаза к небу.

-- Ба! Ба, ха-ха-ха, -- не к месту неудержимо засмеялся Леньчик. -- Это его лицо кверху, понимаешь...

-- Понимаю, -- Перебила его Блюма. -- Понимаю. Твой прадед, мой отец, всегда говорил мне... еще я маленькая была, слышала, он говорил брату, а потом мне: "Генг нит ди коп!" Понимаю. Я понимаю...

ПАРНУСЕ

На земле были разложены картонные, разо бранные по выкройке ящики, газеты, клеенки, и на них грудилось все, что можно только себе представить в захламленном десятилетиями сарае из почерневших досок и с земляным полом, все, что годами без прикосновения хранилось в ящиках под кроватью, в старом сундуке, в диване под сидением и на кухонной полке на самом верху, куда хозяйка заглядывает только при переезде... Трудно даже описать, что это было

-- от ржавых и кривых гвоздей до дырявого медного таза , в котором когда-то варили варенье, от ложки с мерными полосами-делениями по ее периметру в глубине до безмена без пружины, от старого тюбика резинового клея из велосипедной аптечки, в котором уже десять лет как ничего не было, до керосиновой лампы с отскочившим колесиком для регулировки высоты фитиля... Владельцы этих сокровищ стояли вряд вдоль улицы, идущей к рынку, и как это ни странно, около них всегда толпились люди, потому что нет ничего интереснее этого добра для того, кто понимает в жизни и в драгоценностях...

-- Я делаю парнусе? Я просто живу! -- Разговаривала сама с собой Дора, одетая поверх всего в плащ-палатку еще довоенного образца, потому что несмотря на жару, обещали дождь, у нее ломило поясницу и некуда просто было положить эту гору брезента, -- ничего, еще не смертельно душно! -- она разговаривала в основном сама с собой, потому что считала, и достаточно справедливо, что ее не понимают, и еще она классически расхваливала свое добро, лежащее на старой клеенке, состоявшее из множества полезных в хозяйстве мелочей и перевозимое ею многократно из дома сюда, и почти в том же, не убывающем количестве, обратно. Когда заканчивался трудовой торговый день, она сгружала это все в старую детскую коляску, тяжеленную, на резиновом ходу с надувными, но давно спущенными колесами, везла, с трудом толкая по песку, свой лимузин домой и закатывала прямо в сарай, а назавтра снова появлялась с ним на своем обычном рабочем месте возле палатки, в которой торговали рыбой. Сегодня Дора не пошла на свою торговую точку -- она ждала керосинщика. Прогресс прогрессом, но за все надо платить. Когда стали устанавливать газ в огромных железных ящиках по два баллона на дом и устанавливать газовые плиты в кухнях, Дора загорелась. Целый месяц она мечтала, как, наконец, хорошо у нее станет -- она избавится от этой черной керосинки, которой, наверное, уже двадцать лет и которую невозможно отмыть, и воздух у нее в доме станет замечательный, без этого чада, который выветрить невозможно, хоть всю зиму двери настеж... она мечтала и... одновременно считала. Что она считала? Сколько получает пенсии в месяц, сколько присылает сын с Урала, сколько стоит железный ящик, два баллона, газовая плита на две конфорки, труба, которая их соединяет, работа и выпивка рабочим... получалось, что два года ей не надо вовсе готовить, и есть тоже не надо, потому что все деньги надо отдать за эти баллоны, ящики и плиты с трубками... так какой же это газ и какое облегчение? Поэтому она так и осталась со своей керосинкой... но Б-г все же милостив, и когда соседке провели газ, та отдала ей свой почти новенький, может, всего пятилетней давности керогаз. Эта Марина, вообще замечательная женщина: она прежде, чем что-нибудь выбросить, всегда показывает ей, Доре, и у нее , конечно, всегда находится место в сарае -- пусть лежит, стоит, ждет своего часа -- оно же есть не просит. Так Дора обзавелась керогазом, что по сравнению с керосинкой было несомненным шагом вперед. Во-первых, он не вонял и не коптил, как керосинка, во-вторых, он жег намного меньше керосина, и в -- третих, он быстрее готовил, почти как газ... так зачем ей два года голодать! И сегодня как раз должен приехать керосинщик, но никогда не знаешь, в котором часу, и дос из а вейток ин коп...55

Но в это время послышался грохот пустого ведра за окном и сиплый зычный голос керосинщика:

-- Каму карасину! Карасин!

-- Вос шрайсте! Их гер!.. -- прокричала Дора в ответ в открытую форточку, -- я слышу,-- взглянула на себя в зеркало и засеменила на крыльцо. Там она подхватила уже приготовленный десятилитровый бидон и направилась неспеша, даже важно к калитке. На улице, прямо на углу, через дом от нее стояла лошадь, запряженная в телегу, к которой обручами была прикреплена довольно большая, горизонтально лежащая, скорее бочка, чем цистерна. Рядом с ней стоял плотного сложения человек в прорезиненном, когда-то коричневом плаще и соломенной шляпе, но цвета асфальта, на который пролили бензин или масло. -Здравствуй, Семен! -- приветствовала Дора прямо в спину.

-- А! -- Обернулся к ней человек и приподнял шляпу настолько, что обнаружились его поседевшие, но весьма густые и не свалявшиеся кудри. -- Приветствую Вас, уважаемая Дора Максимовна! Пожалуйте Вашу тару. -- Он степенно взял у нее из рук бидон, неспеша отвернул крышечку, затем поставил его на землю, налил в свой небольшой бачок из цистерны шипящей и пенной струей половину, а затем огромным половником зачерпнул из него и аккуратно через черную воронку стал наполнять Дорин бидон.

Он уже и не помнил, сколько лет развозил керосин по поселку -- может, двадцать, а может и все двадцать пять, но давно -- поэтому его все знали. Он никогда не болел, никогда не пропускал назначенных улице дней и не путал их, всегда давал в долг, если не было денег, и ему всегда отдавали. Его всегда угощали, кто огурчиками и редиской со своей грядки, а кто и пирогом или домашней колбаской. Он никогда не отказывался и никогда не ел при людях -- все складывалось в аккуратный ящичек с боку от цистерны на подводе.

И лошадь его была подстать ему -- степенная, неторопливая и безотказная в работе и общении. Дети кормили ее падалицей яблок, которые она очень любила, и, когда смотрели, как Маня хрумкает ими и подбирает сочными мягкими губами выпадающие кусочки, у них у самих текли слюни.

-- Так что, Дора Максимовна, дождусь ли я от Вас ответа? -- Спросил он, глядя ей прямо в глаза, и ясно было, что продолжается давний разговор.

-- Слушай, Семен, сколько лет уже прошло, как умерла Клава? -- Собеседник только вздохнул и пожал плечами.

-- Я сегодня считала, так получается уже одиннадцать...

-- Я же и говорю Вам -- пора решать.

-- Решать, что решать? -- Она говорила ему это двадцать четыре раза в году, не больше и не меньше, потому что он привозил керосин два раза в месяц, каждые две недели. -- Что решать? Если ты один и я одна -- это же не значит, что мы должны жить вместе!

-- Нет, нет, нет, -- возразил Семен, -- тут, извините, другая арифметика. Вы одна, а у меня чувства -- значит, нас двое, и это значит еще, что получается Семен плюс Дора, вот какая сумма!

-- Сумма! Тебя можно разве убедить? Нет, как отмыть от этого запаха. Как же можно жить с этим запахом?

-- Это справедливо. Но мы проведем газ, а я пойду работать на газозаправочную станцию. Мне уже много раз предлагали -- это преспективная работа! Идет же газификация села, Вы понимаете?!

-- Что идет, куда идет? Газификация... если даже я тебя отмою от этого керосина, так как же я пойду за тебя -- ты же крещеный, а я еврейка.

-- Так что? -- Искренне удивился Семен, -- Что у нас таких мало? Даже в поселке я человек десять насчитаю!

-- Это все молодежь. Они вообще ничего не знают и знать не хотят!

-- И правильно, -- подтвердил Семен