Нагиб Махфуз - Зеркала

• Название: Зеркала
• Автор: Нагиб Махфуз
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1979

Роман известного египетского писателя композиционно представляет собой серию портретов современников автора — людей, принадлежащих к различным слоям египетского общества: журналистов, ученых, политиков, коммерсантов.

Короткие и на первый взгляд почти не связанные друг с другом биографии, как большое зеркало, искусно склеенное из осколков, отражают духовную жизнь Египта на протяжении целой эпохи — с окончания первой мировой войны до наших дней.

---

— Не поддавайся чувству, иначе сойдешь с ума, как Меджнун из-за Лейлы, — сказал мне Сурур Абд аль-Баки.

— Твоя любовь доказывает, — добавил Реда Хаммада, — что ты любил ее еще в далеком прошлом, может быть, в эпоху фараонов, как пишет Райдер Хаггард[68].

Любовь явилась мне в облике властной, неодолимой силы, поработившей душу и тело. Принесла с собой жестокие муки. Она буквально преобразила меня, я превратился в какое-то существо, страстно влюбленное в жизнь, тянущееся ко всему, что есть в ней истинного и прекрасного. И после исчезновения из моей жизни той, что возбудила это чувство, любовь жила во мне еще добрых десять лет и была словно безумие, от которого нет исцеления. Затихая со временем, она затаилась где-то в уголке души. Однако случайно услышанная мелодия, когда-то увиденный пейзаж снова пробуждали во мне эту любовь, не подвластную забвению. Вспоминая те дни, я всякий раз прихожу в изумление и пытаюсь найти объяснение тому, что мне довелось пережить. Было ли это и в самом деле безумием? Я испытываю глубокое сожаление от того, что любви моей не суждено было пройти испытания жизнью. Как бы мне хотелось, чтоб в неистовом вихре любви небеса встретились с землей, чтоб моя способность любить, любить по-настоящему, была проверена грубой и жестокой реальностью. Как прав был Реда Хаммада, когда сказал мне (тогда мы уже были взрослыми, зрелыми людьми):

— Сафа сыграла в твоей жизни роль провозвестника. Она была как символ, тебе нужно было разгадать его, чтоб проникнуть в то, что за ним скрывалось…

— Мы привыкли смеяться надо всем в жизни, но те дни я не хочу вспоминать с насмешкой, — ответил ему я.

— С насмешкой? Разве может человек смеяться над лучшими днями своей жизни?!

В шестидесятых годах мне случилось проходить по улице, где стоял когда-то дворец семейства аль-Кятиб. Он был разрушен, и рабочие разбирали руины, готовя участок для строительства четырех жилых зданий. Глядя на эту картину, я горько улыбался. Вспомнил Сафа, которую видел последний раз в платье невесты и о которой с тех пор ничего не слышал. Жива ли она? Счастлива ли? Как выглядит в свои шестьдесят лет? Однако, как бы ни прожила она жизнь и что бы ни думали о ней люди, она должна узнать, что ее почитали как божество и что именно она пробудила к жизни сердце, которое и по сей день начинает биться сильнее при одном воспоминании о ней.

Сакр аль-Менуфи

В том, что дядюшка Сакр аль-Менуфи служил у нас в секретариате рассыльным, нет ничего удивительного. Удивительно то, что настала пора, когда наш с незапамятных времен существующий секретариат стали называть конторой дядюшки Сакра. Сакр аль-Менуфи — коротенький и толстый, но полный энергии человек. Применение же себе эта энергия находила в делах, далеко выходивших за рамки служебных обязанностей дядюшки Сакра. Он был шпионом по призванию и шпионил ради собственного удовольствия. Разнося по кабинетам утренний кофе, он шепотом выкладывал все секреты министерства и его чиновников. Он первым просветил меня относительно истинных причин возвышения Шарары ан-Наххаля из телефонистов в секретари его превосходительства заместителя министра. От него же исходили все сведения об Аббасе Фавзи, Адли аль-Муаззине, Абдаррахмане Шаабане, об Абде Сулейман, о добром и несчастном Тантауи Исмаиле и других моих сослуживцах. Однажды в дни войны мы с устазом Аббасом Фавзи заговорили о дороговизне и о нужде, в которой живут чиновники, сидящие на постоянном окладе.

— Один только дядюшка Сакр ест все, что его душа пожелает! — сказал тогда мне Аббас Фавзи.

Заметив мое удивление, он добавил:

— Он любитель хорошо поесть.

— Одно дело любить, и совсем другое — иметь для этого возможности, — возразил я.

В своей обычной иронической манере устаз Аббас пояснил:

— Он — настоящее сыскное бюро. Если где-то свадьба или похороны, Сакр обо всем узнает первым. И глядишь, он уже тут как тут — готов сослужить любую службу, лишь бы попасть к столу. В дни поминовения святых он обязательно обходит все большие мечети, и каждый вечер у него праздничная трапеза. Всякому ли наше выпадает счастье так ублажить свое чрево?!

Благодаря такому образу жизни дядюшка Сакр обладал отменным здоровьем. Во всем остальном он, как и множество других служащих столь же низкого ранга, влачил ничем не примечательное существование. Он обитал с женой и детьми в полуподвальной комнате в каком-то переулке Хусейнии. Когда же возник в его голове план обогащения? Ведь не подлежит сомнению, что план этот вынашивался им долго и тщательно. Быть может, уже тогда, когда я только поступил на службу в министерство, в конце 1934 года?

Начал он с того, что продал несколько украшений, доставшихся ему в наследство от матери, а вырученными деньгами стал ссужать под огромные проценты своих сослуживцев. Странное, конечно, занятие для мусульманина, и к тому же бедняка, но дядюшка Сакр встал на этот путь и шел по нему не сворачивая. Он приобрел известность среди бедных чиновников — а таких множество! — и они буквально осаждали его. Он стал своего рода тайной ссудной кассой, и капиталы его быстро росли. На протяжении четверти века он сумел за тысячу фунтов приобрести тот самый дом, где раньше он занимал только комнату в полуподвале, пустить его на слом и построить на том же месте небольшое двухэтажное здание. Первый этаж он отдал под лавки. У дядюшки Сакра было два сына и дочь. Он, как это водится у бедняков, не уделял им никакого внимания. Старший работал уборщиком где-то в сельской больнице и отношений с семьей не поддерживал. Младший был подручным в лавке мясника. А дочь пропала, когда была еще подростком. Говорили, что ее похитили. А может быть, она заблудилась или убежала из дому. В скором времени младшего сына убили в драке. Дядюшка Сакр страшно горевал и решил, что постигшие его несчастья — это кара аллаха за неправедное обогащение. Он перестал давать деньги в рост, совершил паломничество. Любопытно, что, хотя теперь Сакр был человеком далеко не бедным, это никак не отразилось ни на его внешности, ни на поведении. Он по-прежнему пребывал в должности рассыльного и прислуживал тем самым чиновникам, которые были его должниками. Все так же ходил по свадьбам и похоронам, чтобы вкусно поесть на дармовщинку. Все так же вынюхивал новости и разносил их по кабинетам вместе с кофе. Но, оставаясь один, сильно грустил о своей пропавшей дочери и убитом сыне. Помню (это было на поминках по Гаафару Халилю), пришел Адли аль-Муаззин и, сев возле меня, сообщил:

— Сакр аль-Менуфи арестован!

Я изумился и спросил, в чем дело.

— Не иначе как помешался… Он был дома один. Пришла девочка из прачечной, принесла белье. Он изнасиловал ее, а она несовершеннолетняя.

После этого до меня долго не доходило никаких вестей о Сакре аль-Менуфи. Наконец в 1960 году, через несколько месяцев после выхода его из тюрьмы, он встретился мне в кафе «Аль-Фишауи». Когда я спросил его, как дела, он коротко ответил:

— Слава аллаху.

Я узнал, что, пока он был в тюрьме, жена его умерла и теперь старик живет один.

— Ездил навестить сына, — сказал дядюшка Сакр, — но мне у него не понравилось, и через неделю вернулся.

Я пытался как-то подбодрить его, но в ответ на слова утешения Сакр аль-Менуфи заметил:

— Я не сетую, я понес справедливое наказание. Но почему аллах не покарал точно так же людей вроде Шарары ан-Наххаля или Адли аль-Муаззина?!

Сабрия аль-Хишма

Году примерно в 1930 она содержала на улице Дарб Тияб дом с четырьмя хорошенькими девицами. Тогда-то и зародилась прочная дружба между нею и Сайидом Шаиром. Сайид приводил туда всю нашу компанию, и, как друзьям хозяйки, нам в этом доме многое позволялось. Мы принимали участие в пирушках, которые начинались после ухода посетителей, слушали пение и любовались танцами чуть ли не до рассвета. Сабрии было лет сорок. Это была тучная важная особа с довольно приятными чертами лица, с властным, как и подобает содержательнице притона, характером. В присутствии Сабрии все, словно иначе и быть не могло, безропотно подчинялись ей. Никто — девушки, посетители, сутенеры, слуги — не смел ослушаться хозяйки. Гаафар Халиль был от нее в восторге. А Шаарауи аль-Фаххам так вокруг нее увивался, что Сайид Шаир вынужден был одернуть его:

— Хозяйка распоряжается, а не работает.

— Что ж, она и мужчину иметь не вправе? — спросил Шаарауи.

— Любить она может, но она не работает за плату. И у нее есть друг, грек-виноторговец.

Когда началась вторая мировая война, Сабрия одной из первых оценила новую ситуацию и сняла большую квартиру на улице Шампольона, которую и оборудовала под тайный притон. Круг ее деятельности расширился, она открыла питейное заведение на улице королевы Назли и не плохо наживалась на солдатах британской армии. Тут-то всем стало очевидно, до чего предприимчива эта женщина.