Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

• Название: Возвращение из Трапезунда
• Автор: Кир Булычев
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-15119-2

Самым главным своим литературным проектом в последние годы жизни Кир Булычев считал цикл романов «Река Хронос». Автор могучей писательской волей отправил путешествовать по реке времени молодых людей начала прошлого столетия — Лидочку и Андрея Берестовых, дав им возможность прыгать через годы, с таким расчетом, чтобы они прошли весь XX век молодыми.

Перед вами первая книга, в которую вошли романы «альтернативной истории» «Наследник», «Штурм Дюльбера» и «Возвращение из Трапезунда».

Содержание:

Наследник (1913–1914 г.)

Штурм Дюльбера (1917 г.)

Возвращение из Трапезунда (1917 г.)

Составитель: М. Манаков

Оформление серии художника: А. Саукова

Серия основана в 2005 году

Издано в авторской редакции

---

— В какой он был форме? — спросил Ахмет.

— Как у солдата. Только погоны такие… с разноцветным шнурком по краям.

— Ясно, — сказал Ахмет. — Наш Коля — патриот.

— Почему патриот? — спросила Лидочка.

— Вольноопределяющийся, — сказал Андрей. — Я тоже хотел стать. И если бы не эти события…

— Не говори глупостей, — сказала Лидочка, — я тебя не отпущу.

— И что тебе сказал фон Беккер? — спросил Ахмет.

— Он был рад меня видеть. Он служит где-то… В Феодосии, там береговая артиллерия.

— Хотел бы я быть таким вольноопределяющимся, — сказал Ахмет. — И патриот, и долг выполнил, и фронт далеко.

— Ты не прав, Ахмет, — сказал Андрей. — Куда его послали, там он и служит.

Ахмет не стал спорить. Детское приятельство давно уже дало трещины. А любит ли Колю Андрей? Конечно, нет… и все же это Коля Беккер, брат Нины, сосед, о котором столько знаешь и прощаешь ему то, чего не простил бы чужому.

Вино было легкое, хорошее, прохладное. От столика открывался вид к лесу, зеленому и багровому ковру, наброшенному на крутой склон. Домики Ялты казались белыми кубиками, разбросанными шалуном у воды.

— У меня из головы не идет эта шкатулка, — сказал Андрей. — Как грабители могли догадаться?

— Ты о той шкатулке, что под полом? — спросила Лидочка.

— Да, — сказал Андрей. — А в городе уже все знают?

— Что ограбили, знают, — сказала Лида, — а про шкатулку ты мне сам рассказал.

— Когда?

— Ну вот. — Лидочка смутилась. — На Рождество, пока мы с тобой автобуса ждали!

— Вот и еще один подозреваемый, — сказал Ахмет.

Андрей спохватился:

— Как могло из головы вылететь? Прости, Лида.

— Я не сержусь, — сказала Лида, но она была чем-то озабочена.

— Поехали, что ли? — спросил вдруг Ахмет. — Меня ждут великие дела, как любил говорить Гарибальди.

Андрей настоял на том, что платит он. Ахмет развел руками. При Лидочке он робел. Он довез их до дома и умчался.

* * *

После чая Евдокия Матвеевна оставила «детей» в Лидочкиной комнате, где на стенах висели голубые акварели. Лида, убедившись, что мать в самом деле ушла, сказала:

— Я очень перед тобой виновата, но я должна тебе все рассказать.

— Что случилось? — У Андрея провалилось сердце. Он сидел на стуле, любовался Лидочкой. И признание таким тоном доброго не сулило. — Ты встретила другого человека?

— Не говори красиво. Я к тебе хорошо отношусь, — сердито сказала Лидочка. — Но я должна показать тебе одно письмо.

Она раскрыла ящик письменного стола и вытащила оттуда пачку писем, перевязанную голубой ленточкой.

— Я раньше от мамы письма прятала. А потом поняла — она все равно найдет. Она у меня хорошая, но очень беспокоится. Она только делает вид, что к тебе расположена.

— А на самом деле?

— Она тебя боится. Она боится, что ты меня обидишь, соблазнишь и бросишь… Она всех мужчин боится, которые могут сделать мне больно. Ты не сердишься на нее?

— Нет.

— Вот письмо. Это письмо от Марго. Она мне прислала его еще весной. Я совсем о нем забыла. А сейчас, когда был этот разговор, я вспомнила.

Лидочка пробежала глазами первую часть письма, перевернула голубой листок и дальше прочла вслух:

— «Я видела Ахмета. Представляешь, он заявился в Одессу, где-то узнал наш адрес, подстерег меня. На извозчике с букетом роз. Ты не представляешь, какое это уморительное зрелище! Я признаюсь тебе, что была тронута. Он такой забавный. Он повел меня вечером в кафешантан. Я делала вид, что я светская львица, для которой все это, как говорят в Одессе, «семечки». На самом деле ты знаешь, что я никогда там не была. Это очень пошло, но увлекательно и шикарно, Ахмет просадил кучу денег. Я думаю, что он взломщик — он совершенно не считает денег. Я старалась при нем ни слова о my dear friend, а он и не спрашивал. Я ему рассказала о твоем романе с Андрюшей. Роман в письмах — ах как это мило! И даже рассказала, помнишь, ты мне призналась, как этот Андрюша хотел произвести на тебя впечатление и придумал романтическую историю про сокровище под полом в кабинете его дядюшки или отчима — не помню уж кого. Ахмет тоже смеялся, но он отзывается об Андрюше очень тепло. Хоть и считает его слюнтяем…»

Лидочка скомкала письмо и, как бы перенеся на него злость, швырнула в угол.

Сначала Андрей услышал и понял не ту часть, что касалась сокровищ, а мнение о его характере, которое Лидочку не удивило и не обидело. И это мнение Ахмета!

— Значит, Ахмет сказал неправду, — услышал он голос Лидочки.

— Он забыл, — сказал Андрей. — Не придал значения и забыл. Он бы сказал мне, если бы помнил.

— Андрей, ты самый добрый на свете, — заявила Лидочка. — А я так боялась, что ты рассердишься.

Постучала Евдокия Матвеевна и позвала пить чай.

— Спасибо, — сказал Андрей, — если вы не обидитесь, я уйду.

— Почему? — возмутилась Евдокия Матвеевна. — Сейчас придет Кирюша, мы посидим, вам надо быть среди людей — одиночество в вашем трагическом положении губительно. Послушайте уж моего совета.

— Я хочу попробовать пройти в больницу, — сказал Андрей. — Может быть, Глаше лучше. Может, меня к ней пустят.

— Завтра, — сказала Евдокия Матвеевна. — До завтра ничего не изменится.

Андрюша знал, что не останется здесь. Такая вот шлея ему под хвост попала, как говорила в таких случаях тетя Маня. Она говорила: «Ты, Андрюша, человек мягкий, можно сказать, бесхарактерный, и как многие бесхарактерные люди — страшно упрямый. А упрямство, учти, порок». Андрей и не мог бы сказать, что заставляло его уйти. Но Лидочка поддержала его:

— Мама, неужели ты не понимаешь, что Андрей переживает?

— Вы дорогу знаете? За церковью сразу направо, — сказала Евдокия Матвеевна. — Узнайте там, что надо Глафире. Я завтра могу прийти в больницу и принести. Может, мед ей нужен?

— Спасибо, — сказал Андрей, — я спрошу.

* * *

В больницу Андрей пришел в половине восьмого.

Он спросил внизу у сестры, что сидела за столиком, в какой палате лежит Глафира Браницкая. Хорошо, что следователь сказал фамилию. Иначе он выглядел бы странным самозванцем. Пожилая ухоженная сестра сказала с немецким акцентом:

— К ней нельзя. Состояние тяжелое.

— Вы только скажите мне, в какой палате, — попросил Андрей. — Я завтра приду и уже буду знать.

— Палата седьмая, — сказала сестра. — Для особо тяжелых. А вы кто будете?

— Я ее родственник, — сказал Андрей. — Я специально приехал.

Сестра внимательно поглядела на Андрея и, видно, поверила ему.

— Это ужасная история, — сказала она. — Женщина так изуродована. Я бы на ее месте предпочла умереть.

— А есть опасность для жизни?

— Молодой человек, я не могу с вами это обсуждать. Завтра будет доктор Власов. Мне вообще запрещено говорить. Я обязана, если кто-нибудь будет спрашивать о больной Браницкой, немедленно звонить следователю господину Вревскому. Вот видите телефон? Я сейчас должна его предупредить.

— Он меня знает, — сказал Андрей. — Я с ним уже разговаривал. Он мне не очень понравился.

Что заставило Андрея сказать это?

— Как вы правы, — сказала сестра. — Он очень груб. Но вы не беспокойтесь. Я полагаю, что ваша родственница будет жить. Приходите завтра. Сегодня она еще в беспамятстве.

Попрощавшись, Андрей вышел из дверей госпиталя и остановился снаружи, придерживая дверь, чтобы осталась щель. И стал ждать. Он ждал минут пять. Сестра вставала, уходила, принесла какую-то тетрадь. Но к телефону не притронулась. Значит, Андрей понравился ей более, чем следователь Вревский. И можно не бояться, что она донесет о визитере.

Тогда Андрей пошел вдоль высокого каменного забора до калитки. Калитка не запиралась. Андрей знал об этом, потому что много лет назад Сергей Серафимович лежал в этой больнице. У него был, кажется, колит. Это было летом, Андрей навещал его и приносил тайком запрещенный доктором табак. Отчим ждал его в саду. Они гуляли по саду, и отчим рассказывал ему о растениях, которые там произрастали. Это было в тот год, когда отчим надеялся пробудить в Андрее любовь к ботанике.

В саду было куда темнее, чем на улице. Старые деревья сомкнули кроны над голой землей. Андрей осторожно прошел к светящимся окнам.

Андрею не надо было даже вставать на цыпочки, чтобы заглянуть в палаты. За первыми тремя окнами были палаты общие. Четвертое окно, задвинутое занавеской, вело в палату, где лежала Глаша.

Андрей заглянул в щель между занавесками. Палата была освещена электрической лампой. Глаша лежала на высокой койке, на спине, неподвижно, руки были протянуты вдоль боков. Лицо было обмотано бинтами, словно у обожженной. Бинты скрывали щеки — только кончик носа и один глаз были наружу. Почему-то не вовремя вспомнился роман Уэллса «Человек-невидимка». Даже стыдно стало, что вспомнился.