Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

• Название: Возвращение из Трапезунда
• Автор: Кир Булычев
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-15119-2

Самым главным своим литературным проектом в последние годы жизни Кир Булычев считал цикл романов «Река Хронос». Автор могучей писательской волей отправил путешествовать по реке времени молодых людей начала прошлого столетия — Лидочку и Андрея Берестовых, дав им возможность прыгать через годы, с таким расчетом, чтобы они прошли весь XX век молодыми.

Перед вами первая книга, в которую вошли романы «альтернативной истории» «Наследник», «Штурм Дюльбера» и «Возвращение из Трапезунда».

Содержание:

Наследник (1913–1914 г.)

Штурм Дюльбера (1917 г.)

Возвращение из Трапезунда (1917 г.)

Составитель: М. Манаков

Оформление серии художника: А. Саукова

Серия основана в 2005 году

Издано в авторской редакции

---

К лету письма стали короче. Во-первых, все обыденные темы уже были обговорены и известны. У обоих надвигались экзамены, к тому же Лидочке надо было сдать на медаль, чтобы иметь привилегии при поступлении в училище, а Андрей был занят не только занятиями, но и будущей экспедицией, тем более что хитрая княгиня Ольга ввела Андрея в комиссию из трех человек (Берестов, Тилли и Иорданский), которая должна была заниматься снаряжением для вологодского вояжа. А это, как ни покажется странным, требовало немалых усилий и времени.

В мае Андрей уже не с таким вожделением ждал писем Лидочки, сам умещал очередное послание на одной страничке и получал от Лиды открытки. Он не догадывался, что забывает Лидочку, а Лидочка не подозревала, что ее влюбленность в Андрея постепенно уходит, хотя нового достойного поклонника у нее не было, если не считать брата Оксаны, приезжавшего на Пасху в форме гардемарина.

О Маргарите Андрей узнавал из писем Лидочки лишь урывками. Причина тому была объяснима: Маргарита считала Лидочку милой простушкой, которой не положено знать о действительно серьезных делах. Лидочка лишь догадывалась о жизни подруги, но не всегда правильно. Когда она написала Андрею, что Маргарита провела весной две недели в Петербурге, Лидочка предположила, что причина тому — ее роман с Беккером, вернувшимся в Институт инженеров путей сообщения. Андрей же подозревал, что ее поездка могла быть вызвана другими причинами. Для Лидочки было удивительным, почему Маргариту неожиданно исключили в апреле из гимназии — перед самыми экзаменами на аттестат зрелости. Что могло случиться?

Но обошлось — отец Маргариты добился, чтобы его дочь простили. Андрей подумал, как хорошо, что Маргарита не попала в бомбистки, — он явственно представлял себе, как Маргарита, сверкая глазами из-под густых соболиных бровей, поджидает на углу Дерибасовской коляску губернатора или ненавидимого революционерами полицмейстера.

Прочие новости Андрей узнавал из приходивших по средам, а значит, написанным за воскресенье деловым и подробным письмам тети Мани. Беккеры, Нина и ее отец, бедствовали. Тете Мане удалось добиться постоянного им вспомоществования через свое ведомство. Нина, к сожалению, должна была проводить все время дома, так как состояние ее отца было таково, что его нельзя было оставлять без присмотра. Тетя Маня нашла ей надомную работу — шить наволочки и обстегивать простыни для Евгеньевской больницы. От Коли Беккеры вестей почти не получали и были убеждены, что их любимец и надежда успешно учится в своем институте.

Ахмета не раз видели в подозрительной компании. По мнению тети Мани, компания была связана с какими-то политическими делами. Тетя Маня писала, что симферопольские татары создали националистическую партию, в которой заправляет некто Сейдамет. Это тетю удивило: она полагала, что татарам хорошо жить и без партий, потому что они занимаются извозом и торгуют фруктами.

Сергей Серафимович приезжал в Симферополь в марте и нанес визит тете Мане. Тетя Маня сообщила, что он постарел, еще более иссох, хрипит, покашливает, но с трубкой не расстается. Интересовался успехами Андрюши, и тетя Маня показала ему некоторые из писем племянника, особо те, в которых рассказывалось об увлечении Андрюши археологией. Письма произвели на отчима благоприятное впечатление. Глаша, по словам отчима, здорова.

На Пасху Андрей послал открытки с видами университета на Моховой отдельно Сергею Серафимовичу, отдельно — Глаше.

В мае он получил от отчима посылку. В ней лежала роскошно изданная с многочисленными гравюрами и линотипами книга Брэстеда «Древний Египет» на английском языке, которым Андрей к тому времени уже прилично овладел. Кроме того, там же были четыре томика Геродота в красивых кожаных с тиснением переплетах начала века с буквами «S» и «В» на корешках.

К посылке было приложено короткое письмо от Сергея Серафимовича, в котором тот поздравлял пасынка с успехами в занятиях и просил обязательно побывать в Ялте летом, до августа. Обязательно до августа, так как августовские события могут воспрепятствовать общению.

Андрей написал в ответ, что приедет в июле, сразу из экспедиции. Тем более что о том же был уговор с Лидочкой.

* * *

Экзамены кончились лишь в середине июня, и через четыре дня экспедиция Авдеева погрузилась в вагон первого класса вологодского поезда и направилась к цели своего путешествия — городищу неподалеку от Кирилло-Белозерского монастыря. От Вологды путешествовали далее на телегах, дорога заняла пять неспешных дней, потому что в пути останавливались в деревнях, профессор подолгу и со вкусом беседовал с местными жителями об известных им курганах либо городищах. В одной из деревень к экспедиции присоединились два бородатых палеографа, которые разыскивали в тех деревнях первопечатные и рукописные книги. Археологи купались в холодных голубых озерах и тихих речках, вечером у костра читали стихи, спорили о варягах и княжеских междоусобицах, и мало кто задумывался о тех современных политических происшествиях, которые волновали мир. И если даже и возникал разговор о тяжелом положении землепашцев, мздоимстве, а то и о немецком засилии при дворе или роли Распутина, разговор этот быстро угасал, так как профессор Авдеев умело переводил его на проблемы распространения славянских племен либо княжеские междоусобицы давних лет, доказывая, что в потоке времени нынешние политические события ничтожны и не идут ни в какое сравнение с важностью годов становления Российской империи и молодости нашего народа. Так что весь месяц Андрей прожил в некоем заповедном лесу, густая листва которого не пропускала буйных ветров, бушевавших на окрестных равнинах.

К радости археологов, первый же курган к югу от Белозерска вскоре дал удивительные и многозначительные находки. В нем обнаружилось погребение десятого века, в котором сохранилось вооружение знатного воина, включая меч и шлем, подобного которому в России еще не было известно.

Самим фактом своего существования курган доказывал отвергаемый Спицыным факт распространения славян в тех местах, где следов этого племени быть не должно, а следовало искать могильники веси.

Вечерами, закончив труды, археологи собирались у своих палаток, где деревенскими плотниками был сколочен длинный стол и скамьи, которые позволяли вечером после чая собираться всем и при свете керосиновой лампы обсуждать интересующие всех проблемы и находки дня.

Порой молодежь разжигала на берегу длинного, полузаросшего осокой чистого озера костер и пела песни. Даже в полночь небо оставалось бесцветным, по нему медленно плыли перистые облака, и «одна заря спешила сменить другую».

Андрей пребывал в те недели в приятном ощущении важности и полезности трудов, которым он себя посвятил. Ему виделись особая значимость и глубокий смысл в отыскании в темной земле предметов древности. Странное, почти благоговейное чувство охватывало его в тот момент, когда его узкий нож наталкивался на неожиданное препятствие, и со всей возможной осторожностью он начинал очищать проржавевшую хрупкую часть упряжи либо обломок покрытого голубой привозной глазурью сосуда. Его воображение населяло этот лес и берег множеством людей, его далеких предков, живых и шумных, работящих либо воинственных, вовсе не помышлявших о старости и смерти, а то и сидящих, подобно ему, у прибрежного костра рядом с девицей в белом длинном сарафане, косы которой мягко лежат на гибкой спине. А там, где виден огонек лампы под навесом, где Иорданский спорит с профессором о возможном назначении найденной утром глиняной фигурки, должны тускло гореть окошки приземистой избушки, в которой мать девицы прядет кудель, напевая былину об Илье Муромце…

В серебряном ночном волшебстве мужчины становились романтичными и умными, а женщины — изящными и возвышенными. Даже Тилли обретала в этом воздухе гибкость и загадочность наяды.

Мир Андрея сузился, словно мир средневекового землепашца. Он ограничивался небом, озером, березняком на берегу и темным бесконечным бором, что тянулся до самого Белозерска. Но и в этом малом мире было привольно тщеславным мечтам о лаврах Шлимана или Брэстеда.

* * *

Первая мировая война была неизбежна, как неизбежен ливень, если над головой скопились облака со всей Европы. Война надвигалась молниями, сопровождаемыми ударами грома. Каждая из молний могла вызвать этот ливень, но пока — обходилось. Если дождь прорывался из облаков, то выливался где-то в стороне. В этой темной туче все время происходили сложные перемещения выгод и интересов, кипели заговоры, предательства, измены, создавались блоки и заключались союзы. Но если у участников этой деятельности не было сомнений в том, что война неизбежна, хотя до самого последнего момента число враждующих стран и их цели не были безусловно известны, то для жителей Европы и всего мира, которые разгуливали, трудились, пахали, торговали, влюблялись и умирали под невероятной тучей, обязательность всеобщей войны совсем не была очевидной. Нужды в войне, с точки зрения нормального обывателя, не было никакой, и противоречия между державами, неразрешимые для политиков и генералов, среднему россиянину или французу казались несущественными и уж по крайней мере недостаточными для того, чтобы разрешать их всеобщей войной.