Кир Булычев - Таких не убивают

• Название: Таких не убивают
• Автор: Кир Булычев
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-16481-2

В третью книгу цикла «Река Хронос» который автор в последние годы жизни считал своим главным литературным проектом, вошли современные детективные романы с участием Лидочки Берестовой.

Содержание:

Усни, красавица. Роман

Таких не убивают. Роман

Дом в Лондоне. Роман

Купидон через сорок лет. Повесть

Составитель: М. Манаков

Оформление серии художника: А. Саукова

Серия основана в 2005 году

Издано в авторской редакции

---

Разговор за стеной прервался.

Лидочка представила себе, как Татьяна Иосифовна, вальяжно расположившись на диване, медленно курит, не глядя на Соню, а та нервно примостилась на краешке стула, готовая продолжить свою речь и понимая, что у нее нет слушателя.

Лидочка представила себя на месте Сони — и ощутила бессилие от бесплодной попытки выполнить миссию.

— Ты хочешь, чтобы я позвонила и поговорила с ней? — спросила наконец Татьяна Иосифовна.

— Только при условии, что вы не скажете, что я к вам приезжала.

— Ну уж совсем сумасшедший дом! А с чего это я ей позвоню? Что я ей скажу? До меня дошли слухи?..

— Если она узнает, что я ездила к вам, она меня никогда не простит. Вы сделаете еще хуже. Вы не представляете! Она же как на краю пропасти — неосторожный толчок, и она может сорваться вниз!

Соня громко всхлипнула, Татьяна Иосифовна недовольно произнесла:

— Не надо этих театральных представлений. Они никому еще не помогали.

— Я не представляю…

— Мне пришлось, в отличие от тебя, прожить трудную жизнь, на грани голодной смерти, поминутно всем рискуя. И я научилась эту сволочную жизнь ценить. Ценить каждую ее минуту!

— Татьяна Иосифовна, я все знаю, — устало произнесла Соня. — Мы же сейчас не о вас говорим, а об Аленке. Вы же живете в отдельной даче, водопровод, канализация и так далее. А ваша дочь в Москве готова покончить с собой.

— Но уж не от голода! — воскликнула Татьяна Иосифовна. — А от простой банальной причины, которую я называю распущенностью.

— Вы можете называть это как хотите, но я, как ее ближайшая подруга, официально вам заявляю: Аленушка страдает. Искренне страдает. Из-за этого мерзавца она готова покончить с собой.

— Когда на сцене появляется очередной мерзавец, я это и называю распущенностью. Нельзя метаться всю жизнь в поисках мужских объятий. Нужно уметь сохранить чувство человеческого достоинства.

Лидочка поставила кастрюлю с очищенной картошкой на плиту, потом стала искать, где Татьяна хранит масло, чтобы поджарить мясо. Она опустилась на корточки, открыла дверцы шкафа под кухонным столом. Оттуда выбежали вереницей несколько больших черных тараканов. Лидочка отпрыгнула и чуть не села на пол — она не выносила этих тварей.

— Извините, — бубнила за стеной Соня. — Я приехала к вам не потому, что люблю слушать ваши поучения. Со мной все в порядке. Я не собираюсь травиться или стреляться. Речь идет о вашей единственной дочери.

— Но я же не могу к ней поехать! Я физически не в состоянии.

— Заставьте ее приехать к вам! Прикажите. Вы же умеете.

— Ну, хорошо, хорошо. Я сейчас кончаю шестую главу воспоминаний. Кстати, как тебе название: «Остров ГУЛАГа». Правда, неплохо? Я билась над названием две недели. А в пятницу проснулась ночью и подумала: ведь лагерь — это остров, один из островов — ты меня поняла?

— Татьяна Иосифовна! — Сонечка могла быть упорной. — Я приехала к вам потому, что боюсь за судьбу вашей дочери. Неужели вы не понимаете, что речь идет о жизни и смерти хорошего человека! При чем тут название книги?

— Жизнь нам дается только один раз… — начала было Татьяна Иосифовна и оборвала сразу, узнав, видно, в ней неудачную цитату.

Лидочка чуть было не рассмеялась: уж больно забавно прозвучала цитата в устах Татьяны Иосифовны.

Подсолнечное масло обнаружилось в холодильнике, на дне литровой банки.

— Вы говорите о своей дочери, — голос Сонечки повысился, она перешла в наступление, — словно она вам чужой человек, будто мы с вами не сидели на кухне и не обсуждали ее судьбу после первой попытки самоубийства.

— Ах, ты напомнила! — с сожалением произнесла Татьяна Иосифовна и вплыла на кухню. Лидочка как раз собиралась лить масло на сковороду.

— Нашла масло? А я боялась, что не найдешь. И, пожалуйста, Лидочка, не трать много масла — мне так трудно ходить в магазин.

Соня стояла в дверях, смотрела в спину старой писательницы и старалась привлечь внимание Лидочки гримасами и дать ей понять, с каким чудовищем ей, Сонечке, ратующей за спасение подруги, приходится иметь дело.

— Ты, разумеется, слышала наш разговор, — утвердительно произнесла Татьяна Иосифовна. — Не возражай, здесь перегородки фанерные, каждое слово слышно.

— Я занималась обедом, — ответила Лидочка, но это прозвучало как попытка оправдаться.

— Я ценю твою деликатность, но она сейчас никому не нужна. И раз уж ты оказалась здесь в это время и в этот час, — старая женщина подняла вверх толстый указательный палец, как бы призывая аудиторию к молчанию, — то тебе недурно бы знать, что Алена — моя родная дочь, ей тридцать два года, она ни на что не годна…

— Татьяна Иосифовна, ну как вы можете! — теперь Соня готова была расплакаться.

— Да, могу! Имею на то моральное право! — Она обернулась к Лидочке. — А знаешь ли ты, Лидия, что за последние годы Алена ни разу не удосужилась навестить больную мать, не привезла ей жалкого кусочка хлеба! Ни разу не поздравила с Рождеством. В это трудно поверить? Но это именно так.

— Но речь идет о ее жизни! — вмешалась Соня.

— Хватит! Я знаю, что Аленочка истеричка! — Теперь обе они стояли на кухне, почти прижимаясь к Лидочке, и кричали друг на дружку через ее голову. — Еще в школе она устраивала дикие скандалы — мне пришлось трижды переводить ее в разные школы.

— Но не об этом сейчас речь! Не время выяснять отношения. Вы должны поговорить с ней, иначе будет поздно.

— Она уже пять раз устраивала самоубийство! — кричала Татьяна Иосифовна Лидочке. — Пять раз, и каждый раз весьма разумно! Так, чтобы не повредить своему здоровью.

— Как вы смеете! Это голый цинизм! — кричала Соня в другое ухо Лидочке. — Вы потеряете последнее близкое вам существо на этом свете.

«Господи, они же обе на сцене, а я — зрительный зал. И еще заплатила за билет натуральным продуктом».

— Прекратите бой, — попросила Лидочка. — Скоро ленч будет готов.

— Ленч? — Татьяна Иосифовна как бы переваривала значение слова. Потом поняла, улыбнулась. — Ленч, — повторила она. — Какое сладкое слово. Вот именно, сладкое. Со мной сидела одна болгарка из Земледельческого союза, если не ошибаюсь. Она всегда говорила это слово — сладкая погода, сладкий надзиратель…

На время бой прекратился — женщины принялись помогать Лидочке накрывать на стол, а Татьяна Иосифовна вовсе расщедрилась и достала полбутылки «Мартини», сообщив, что к ней приезжали брать интервью из «Столицы», и она взяла гонорар бутылкой «Мартини».

Перемирие, отвлечение от главной темы спора, было кратким, но продолжение спора приняло несколько иной характер. Татьяна Иосифовна сказала Лидочке:

— Вся моя молодость прошла в лишениях. Мне не на кого было опереться, и прежде чем я осознала себя и свое место в жизни, я уже попала под тяжелый пресс сталинских репрессий.

Татьяна Иосифовна говорила все громче, как бы с трибуны.

— Я старалась дать Аленочке все, что могла. Но много ли могла я? Мне приходилось отрывать от себя последние куски!

— Татьяна Иосифовна! — вмешалась Сонечка. — Не надо об этом!

Татьяна Иосифовна осторожно отрезала кусок мяса, осмотрела его и спросила:

— А у вас на рынке есть санитарный контроль?

Неожиданный переход сбил Лидочку с толку — она даже не сразу сообразила, что же Татьяна Иосифовна имеет в виду?

Но и Татьяна Иосифовна забыла о вопросе, потому что обернулась к Соне и сказала ей:

— Алена может иметь ко мне субъективные претензии. Но никак не объективные. В конце концов, факт наличия у меня собственной личной жизни не должен был отвращать ее.

— Я не говорю о прошлом! — Сонечка посмотрела на Лидочку умоляюще, словно искала у нее поддержку. — Но сегодня вашей дочери очень плохо. Она близка к смерти.

— Ах, оставь, я ненавижу шантаж! — воскликнула Татьяна Иосифовна. — К сожалению, с возрастом у Аленки выработался псевдосуицидальный комплекс. Вы меня понимаете? То есть Алена стремится к самоубийству, но не к самой смерти, а к попытке, чтобы вызвать сочувствие или страх у окружающих. В первую очередь у разочаровавшихся поклонников.

— Татьяна Иосифовна! — взмолилась Соня. — Поймите же, что у Алены, кроме нас с вами, нет близких людей.

— Она сама в этом виновата.

— У нее нет никого! Неужели родная мать от нее отвернется?

Обе женщины удовлетворяли свою страсть к театральности, обеим роли достались трагические, со слезой, и конфликт грозил достичь древнегреческих высот.

— Лучше тебе уехать, — сказала Татьяна Иосифовна. — Пока еще не поздно, тебе лучше вернуться в Москву. Твое присутствие выводит меня из себя.