Лариса Черногорец - Крепостной княжич

• Название: Крепостной княжич
• Автор: Лариса Черногорец
• Жанр: Исторические любовные романы

---

— Ну уж нет! Ты идешь со мной.

Она решительно взяла его за руку и буквально силой втащила в лавку.

Внутри было чисто и светло. Аккуратные застекленные полки открывали взглядам роскошные украшения. Здесь было все — серьги, кольца, браслеты, колье, диадемы на любой вкус, от золотых с бриллиантами, до серебряных, с самоцветными каменьями, которые надо сказать смотрелись ничуть не хуже.

Невысокий сутулый старик в кепе кинулся им навстречу:

— Прошу-с, Прошу-с, к вашим услугам, господа хорошие.

Никита усмехнулся:

— Что ж это, Наум Соломонович, лавка у тебя самая большая в городе и лужа перед лавкой видно тоже самая большая, или поиздержался и замостить дорогу к ступенькам нечем?

— А-а! Это ты, дружок, давненько не видел тебя, с тех пор как ты с женой да батюшкой приходил за серьгами. Носятся серьги то?

У Даши потемнело в глазах от ревности и гнева

— С женой?! Какие серьги!? Так ты женат! Почему же ты молчал!

— Моя жена умерла, барышня. Разве Порфирий не сказал вам?

— Нет.

У нее отлегло от сердца. Умерла… Значит, он даже был женат? Какие еще тайны он скрывает.

— Так чего изволите-с?

Даша подошла к прилавку и достала камень с выгравированной монограммой.

— Я — княжна Дарья Домбровская, мне сказали, что у тебя самая большая лавка в городе, Наум Соломонович.

— Так, матушка, так, голубушка — старик подобострастно поклонился.

— А мастер у тебя есть если на заказ изготовить?

— Есть матушка, чего изволите-с

— Замерь безымянный палец у него, — она кивнула, указывая на Никиту, — и с этим камнем сделай перстень из высшей пробы золота. Перстень простой, без затей, времени тебе два часа, цену заплачу, какую скажешь, платить буду наличными. Управишься?

— Помилуйте барышня, два часа это ничтожно мало

— А больше я ждать не могу, поэтому и прошу не произведение искусства, а добротный золотой перстень, чтобы камень держался в нем накрепко и гравировку смотри не повреди.

— Но помилуйте, барышня! Это ж самоцвет, к нему серебро больше идет!

— Я сказала золото.

— Барышня…взмолился, было, Никита.

— Ой! Прошу тебя, только вот ты хотя бы не говори ничего.

Никита, молча, подчинился, протянув руку, он дал измерить размер пальца.

— Пойдем куда-нибудь, у нас целых два часа, — Даша взяла его под руку, и они направились к выходу. У вас тут есть кофейня? Мороженного хочется! — она обернулась к лавочнику:

— Через два часа должно быть готово

— Будет исполнено, барышня, — старик закивал и стремглав бросился во флигель, где была мастерская.

* * *

Они пересекли центральную площадь Задольска, которая была словно в сказочном городе — небольшой, аккуратной, чистенькой, окруженной со всех сторон одноэтажными зданиями и богатой зеленью. В них располагались лавки и магазины. Здесь же стояла небольшая церковь с часовенкой. Неподалеку Даша заметила скверик. Никита остановился перед входом в маленькую уютную кофейню, на вывеске которой красовалась надпись «Чай. Кофей. Шоколад. Мороженное от мадам Столяровой». Под навесами, похожими на большие кружевные зонтики сидели дамы, рядом бегали разодетые малыши, пожилой господин, расположившись с газетой, курил трубку. Воробьи суетливо прыгали и дрались из-за крошек около столиков. Дарья с любопытством оглядывалась кругом.

— Надо же. Задольск от Москвы почитай полторы тысячи верст, а и здесь «шоколад», «кофей», «мадам»… — она искренне засмеялась, — прямо французская провинция.

— Мадам Столярова — супруга городового, в девичестве жила в Париже, почитай лет пять там пробыла. Вот и организовала развлечение для местных дам. Не пустят меня в кофейню, барышня, даже если с вами, не все придерживаются либеральных взглядов, даже в городе, вот если бы в кабак — другое дело, — Никита озорно взглянул на Дашу, — так ведь в кабак вас не пустят. Куда пойдем, может спрячемся все-таки от солнца?

Щебечущая парочка вспорхнула с большой резной деревянной скамьи под развесистой плакучей ивой. Если бы они не встали, Даша и не заметила бы их, ни за что, — так хорошо скрывали длинные зеленые ветви это убежище. Парочка направилась в кофейню, а Даша потянула Никиту за руку на скамейку.

— Все равно целых два часа томиться, здесь хотя-бы прохладно, да и глазеть поменьше будут. — они уселись под зелёным шатром. — Расскажи мне, как ты жил, кто была твоя жена. Ты любил её? — в её голосе послышались нотки ревности.

Никита взял Дашу за руку и заглянул в её глаза по-детски доверчиво:

— Полина была крестницей Порфирия, очень милой и доброй, я был искренне к ней привязан, однако сильно меня никто не спрашивал — женили и все, это не Европа, Дарья Дмитриевна.

Закусив губу, Даша слушала Никиту. Внимательно вглядываясь в его лицо искала в нем отголоски былых чувств Её подмывало сказать, что она тоже была замужем, наврать кучу подробностей, сделать ему больно, взглянув на него, она уже открыла, было, рот, но его серые глаза глядели на неё с такой нежностью, что слова вырвались совсем не те…

— Я хоть и в Европе была, но меня тоже практически без моего согласия отдали замуж…

Настал черед Никиты удивляться:

— Вас! Как? Когда?

— А папенька разве Порфирию не писал? Да примерно тогда же, когда и ты женился, мне как раз 14 исполнилось. Мой жених прямо со свадьбы уехал на войну, и в ту же ночь погиб. Я даже не знала его толком. Так что я не удивлюсь, что тебя особо никто не спрашивал. Живем в девятнадцатом веке, а судьбой своею не распоряжаемся! Ну, ничего, недолго осталось ждать, чуть больше месяца, буду и сама себе хозяйка и поместью!

— Теперь я понимаю отчего у вас такая свобода в передвижениях — что нельзя девице — позволено вдове.

— Ну, я бы не сказала, что папенька с этим считается — для него я все еще маленькая девочка, которую он всецело контролирует. Вот и тетушку Августу мне навязал — если бы мы с Петрушей её французским коньяком до полусмерти не споили — она расхохоталась, — так караулила бы она мою невинность каждую минуту. А так, — отправили её в отцовской карете с письмом о её внезапной болезни, а сами на почтовой до столицы от самой границы, без передышки! Если бы папенька узнал, не сносить мне головы! Как меня раздражают эти условности. В Европе уже все давно по другому. Там девушка, даже если она не замужем, может открыть свое собственное дело. Ты не представляешь… Опять я тебя перебила, — она посерьезнела, — так что там с Полиной?

— Полина была очень хорошим человеком, она меня очень любила, была ради меня готова на все, да и мне нравилась. Жалко её — умерла мученически. Мне бы не хотелось об этом говорить.

— Да какие уж тут теперь тайны, Никита, ты ведь мне брат, не тушуйся. Да ты и не сказал ничего толком, любил ты ее? Любил?

— Нравилась она мне, а как это — любить — не понимал тогда толком, — заметив в её глазах ревность, он засмеялся, словно поддразнивая её:

— Я тогда всех любил, Дарья Дмитриевна!

Даша надулась и замолчала. Некоторое время они не проронили ни слова. Птицы щебетали в кроне их временного зелёного дома. Солнечные пятна перемещались вслед колышущимся веткам.

— Дарья Дмитриевна, ну не велите казнить, велите слово молвить, — прервал Никита затянувшееся молчание, — это ведь когда было!

Даша повернулась и посмотрела на Никиту, в его глазах плясали чертики, точно такие, какие были в детстве, он улыбался своей белозубой улыбкой, и она не могла даже рассердиться на него. Его веселье даже удивило её, после приезда она видела всегда серьезного, немного грустного Никиту, а тут — такая радость!

— Я изменился, правда, слышишь, Даша! Не ревнуй!

— Я и не ревную! Вот еще! — Она фыркнула и встала со скамейки, лицо её залилось краской.

— Покраснела, значит, ревнуешь! — веселился Никита

— Ничего подобного, просто здесь жарко! Парит после дождя!

— Значит, я тебе не безразличен? — вдруг посерьезнев, Никита развернул её к себе лицом.

— Ох, Никитка, — вырывалась Даша из его рук. — задала б я тебе, как в детстве трепку, да народу много!

— За чем же дело? — Никита вновь заулыбался, глядя ей в глаза, — эка невидаль, барышня треплет своего крепостного на центральной площади!

Даша представила эту картину: себя, таскающую за вихры здоровенного детину посреди площади, и расхохоталась. Никита смотрел на неё и не мог наглядеться: редкая красота, она не похожа на типично русских барышень, совсем не похожа. Он влюбился! Сразу и безоглядно, не смотря на все условности и разницу в положении в свете. Как же он любит её! Его радовала её ревность, — он ей не безразличен, и пусть между ними пропасть. Так сладко ныло сердце, — она его ревнует!

Утренние страхи совсем забылись. Два часа пролетели за разговорами, и звук церковного колокола, созывавшего прихожан к вечерней службе, вернул Дашу и Никиту в реальность. Хозяин ювелирной лавки, поклонившись Даше, протянул ей перстень, довольно простой, но массивный и добротно держащий камень.