Ирина Сабурова - О нас

• Название: О нас
• Автор: Ирина Сабурова
• Жанр: Прочая детская литература

---

Она не удивилась, когда однажды вечером явился Сергей, смущенно и упрямо задержавшийся у двери, разминая в руках узкий сверток в тонкой бумаге.

-- Вот принес вам ... розу. За то, что вы прочли тогда. Только одну, к сожалению ...

-- Что вы, спасибо! Я уж и забыла, как они выглядят! Садитесь, а я ее сейчас поставлю... вазочки нет, но в стакан хотя бы...

-- А почему в бутылку нельзя? -- строго спросил он, хмурясь -- тоже дурак, не догадался, что у нее и вазы может не оказаться, в бараке живет, надо было достать, чтобы по всем правилам...

-- Поставить конечно можно, но это значит обидеть розу. Все должно гармонировать. Прекрасный цветок в бутылочном стекле -- это режет глаз, нарушается гармония. Молоко в бутылке, или водка -- в порядке вещей. А роза -- нет.

-- Все на своем месте, и гармония необходима?

-- Конечно, иначе плохо получается, искажается и одно, и другое.

Сергей поднял голову и не мигая уставился на Демидову.

-- Ну, а Бог тогда как же?

-- То есть как?

-- Я с вами поговорить пришел. Вы умная женщина, видели много, и... сказки пишете. Читал. Над одной плакал даже, не стыжусь.

-- Таких слез стыдиться не надо -- тихо сказала Демидова.

-- Знаю, что вы поймете, если и не смогу объяснить. Так вот я спрашиваю: вы говорите: гармония, чтобы все на своем месте, а куда же в нашей жизни, в такой, как она есть, Бога то поставить, в какую вазу Его всунуть, чтобы соответствие это было? Военнопленные лагеря видели? Доходяги ползали под конец, траву, листья жрали. А в концлагерях? А газовые камеры? А чекисты? Гестаповцы? А в Лиенце на Драве священников по голове дубасили, когда они с крестом на коленях умоляли не выдавать людей... а англичане, розовые и бритые, смотрели, как женщины с моста детей в Драву кидают, и сами за ними бросаются ... где же Бог?

("Пусть выкричится, бедный" -- думала Демидова, смотря, как у него сжимаются кулаки").

-- Вы сами то -- в Бога верите? -- спросил он упавшим сразу голосом. -Не потому, что в сказках вы о Боге не говорите. Казалось только -- если не верить, то и сказок писать нельзя -- простите, не умею объяснить, почему так кажется. Может быть, неприлично даже спрашивать, верит ли человек. Но как иначе спросить, у кого? К священнику пойти -- он начнет из Евангелия читать, что мол на том свете все зачтется. А кто же будет засчитывать, если Он ничего не видит, что на этом свете делается, а если видит, то почему допускает такое, если и вездесущ, и всемогущ ... я пробовал читать: философскую книжку в библиотеке взял. Очень гладко получается, как стекло для вашей розы. Пока в книжке написано. А вот встать перед печкой, куда людей живьем кидали, или перед грузовиком, под колеса которого люди бросались, или хоть под любым налетом -- и прочитать страничку другую из этой книжки -- так если бы смеяться можно было тогда -- все хохотали бы просто! Нет, надо другое понять, а что понять -- не знаю. Простите, если надоедаю вам, только поймите: если бы я знал, что меня услышат -- я бы кричал благим матом, во весь голос кричал бы!

-- Каждому человеку иногда покричать надо. Ну, а теперь давайте поговорим спокойно. Я, конечно, верующий человек, и много думала над тем же, что и вы, в молодости многого не понимала, но когда поняла, то непоколебимо совсем, чтобы ни случилось. И тогда вот именно все встало на свое место, понятно и просто. И несмотря ни на что, всегда есть свет ... есть, даже если его не видно.

-- Покажите мне его -- невесело усмехнулся Сергей, и протянул ей сигареты. -- Закурите и объясните, только без ученых слов пожалуйста. Их я и в словаре найти могу, а мне не словарь нужен.

-- Скажите -- вот вы увидели эту розу. Что вы сделали?

-- Ну, подумал, что таким, как вы, -- я к вам давно уже собирался зайти -- розы нужны, вы порадуетесь, и купил.

-- Хорошо. А ведь могли не купить, или сорвать с куста, бросить и растоптать. Могли бы?

-- Никогда не топтал. Ну предположим -- в теории.

-- Пример простой, но самое большое в жизни -- очень простое. Из всего, что на земле живет, только у человека свободная воля. Дерево растет на том месте, где взошло его семя, и сдвинуться с места не может -- хотя все, что растет, тянется к небу, заметьте. Волк должен задрать козу или еще кого нибудь, потому что не может есть травы, и выбора у него нет. Своя граница опять таки. Но человек создан по образу и подобию, и это действительно так, потому что в своих границах, в своем мире мы тоже творцы и создатели, по своей воле. Вы могли растоптать розу, пройти равнодушно мимо, принести ее в подарок, или хлестать кого нибудь ее шипами, чтобы мучить -- все могли сделать, как хотите. Но в одном случае вы отгородились бы от мира со всем прекрасном в нем, ожесточаясь против него и его Творца. В другом -ожесточение стало бы больше, разложением и искажением вашего человеческого духа, перешло бы в тупость безумия. Но был и третий путь -- увидеть, что роза красива, и принести ее в дар.

-- Выходит, что Бог взял меня за руку и повел по правильному пути?

-- А вы хотите всю жизнь оставаться глупым мальчишкой, который держится за материнский передник, и сам шагу ступить не может? Стыдитесь. Бог не дежурит у дверей цветочных магазинов. Только от самого человека зависит, по какому пути он пойдет, неизбежно одно: последствия содеянного. Иногда, в серьезных случаях, обратитесь к Богу за советом -- совесть подскажет, как надо поступать, но только подскажет. Последуете ли вы этому совету или нет -- дело ваше, вы свободны, до той границы, которая называется смертью. И нечего мешать имя Бога в наши грехи и преступления.

-- А откуда может человек знать, в чем добро и зло?

-- Вы о древе познания добра и зла слышали? Да, это аллегория, то есть образ, понятный и простому человеку, и ученому. В этом ее сила и смысл. А само познание заложено в душе каждого. Ребенок, едва умеющий говорить, знает уже, что поступил плохо, если солгал. Почему плохо -- он объяснить не может, но знает, и если вырастая, продолжает обманывать других, то старается обмануть и самого себя; подсознание своей неправоты.

-- Значит по вашему выходит, что во всех человеческих страданиях и ужасах виноваты только сами люди?

-- Если добраться до самой основы -- да.

-- Если они сами совершают зло, и причиняют страдания другим -допустим. Ну, а чем виноваты их жертвы? Жил человек, и может быть ничего особенно хорошего не делал, но и ничего плохого тоже. Ну там, грешил немного, выпивал по субботам, что ли... а потом на него посыпались со всех сторон несчастья, и все близкие и он сам погибли мучительной смертью. Это за что же? Только для того, чтобы, скажем, какой нибудь чекист мог измываться над ним, мучить и калечить, хотя бы он и расплачивался потом за это сам? Если мы при вашей розе останемся, то для чего же она цвела, если я растопчу ее? Мне за это полагается наказание -- хорошо. А розу карать за что же? Ведь бандиты и мучители Бога то не особенно ищут. Они безбожники. О Боге кричат, взывают к нему именно эти безвинные жертвы. Почему же, если Он милосерд, то допускает это?

-- Скажите, вы оставались когда нибудь в школе на второй год?

-- Один раз остался.

-- Ну вот видите. Вам были заданы уроки, а вы их не выучили -- и пришлось второй раз повторять то же самое. Так и с жизнью. Существует много откровений о бессмертии душ, и все они, если вдуматься, сходятся на одном: если в нашей жизни мы не сделаем того, что надо, или совершим преступления, то потом будем искупать их, чтобы наконец понять, что добро и что зло. В Индии это называется кармой -- наследием добрых и злых дел человека, которое он получает при рождении в новой жизни. В христианстве говорится об аде -- о расплате за грехи, но где этот ад может быть -- не сказано. Загробный мир? Но душа бессмертна, и поскольку она живет в теле тоже, то тело, подверженное разрушению, может быть заменено новым, в новой жизни, и если человек не созрел для лучшего мира, того, что называется упрощенно раем, то он и возвращается на землю еще и еще раз, пока не поймет. Если вы продумаете это, сравните с тем, что видели, то все станет на свое место. Станут понятны и злодеи, остающиеся безнаказанными, и казалось бы ни в чем неповинные, но жестоко страдающие люди. Тяжелая карма значит досталась им от прошлого. Если же и при всем понимании останется что-то непонятное -- оставьте это. Есть предел нашему пониманию. Понять Бога до конца мы все равно не сможем, слишком мелкие песчинки для этого, и поверьте, что для каждой жизни, великий ли это человек или простой -- достаточно, если он поймет разницу между добром и злом и не будет совершать зла, ни в делах, ни в мыслях. А все остальное приложится, и нечего мудрствовать, потому что это действительно от лукавого.

-- Тяжело мне ... выдохнул вдруг с трудом Сергей и дернулся в сторону, чтобы она не видела его глаз. -- Я, знаете, еще мальчишкой на фронт пошел... и уже хвастался, что мол, обстрелянный, только это все, как в фильме было, то есть не то, что в фильме, вот товарищ упал рядом, стонет, или уже сразу мертвый, и руки оторваны, но ведь не я его убил, я только вижу, как мучаются, и у самого ноги в кровь стерты ... а тут разрывы, зарываешься в землю -- даже Богу молишься, как умеешь, и это бывало... и потом все равно становится, только чтобы тишина настала -- одного хочешь -- глаза закрыть, и чтобы тихо было, чтобы снова дышать можно было... но и сам, если за пулеметом, или у пушки -- так ведь не видишь, по кому стреляешь, знаешь только, что так надо, смешно, но ведь не думаешь, что вот этой очередью, этим снарядом сейчас кого разорвет... очередь дашь, а там далеко на поле фигурки повалятся... фигурки, как игрушечные, не люди, понимаете? Даже иногда весело как то, зло становится. Да, я злым стал тоже. Но вот на той полянке -- это уж совсем под конец, ничего не думал, просто шел в итальянскую деревню за вином... и винтовка так зря болталась только. Солнечное утро было, птицы запели, потом смолкли, самолет загудел, потом сбили его, чужой или наш, не разобрать, и вот на полянке этой -- вижу белеет что-то, как облако, за сучья цепляется -- и вдруг понял -- летчик на парашюте приземлился, и чужая форма ... Я на него, а он руки поднял, кричит что-то. Не разобрал, но ведь понял, что кричал он, что сдается, не надо, не надо стрелять... честное слово, я ничего не соображал, руки сами ... и только тогда очнулся, когда он уже упал... в живот я его... и так мне страшно сразу стало, как обухом по голове, и он уже кончился, а я все его крик слышу... кинулся бежать, все бежал по этому лесу, заблудился, только к вечеру в свою часть попал, под арест посадили, но мне бы лучше прямо под военный суд, чтобы расстреляли. И вот с тех пор -- в том самом месте, -- вот здесь, в животе, куда я его... так и болит, часто резь такая, что кричать должен. А недавно еду на машине, сумерки уже были, туман -- и кто-то стоит у дороги. Я затормозил, подъезжаю медленно, -- думал, подвезти кто просит. Всегда подвожу людей, всех. Поверите, или нет, но вижу, что он стоит и руками машет -- не надо, не надо ... как тогда. И ведь не думал я о нем, а вот стоит же... Я сразу как газану, в туман, как в стену врезался, а потом пришел в себя, пот на лбу выступил, холодно стало -- ну, думаю, сейчас со мной катастрофа произойдет, за мной он пришел. Но ничего не случилось, спокойно доехал, как всегда. Может быть вы меня за сумасшедшего считаете, тоже сам так думал. Хорошо, -- галлюцинация, но должна же какая нибудь причина быть, горячка или что, воображение. А я тогда думал только, как бы не налететь на кого в тумане, больше ничего в голове не было. Ну, довольно, простите. Я знаю, что вы никому не скажете. Невольно вырвалось, вы меня тогда, с этими записками так сказать, разбередили. Но я постараюсь понять, спасибо. Знаете, не каждому скажешь. Я все такую девушку ищу, чтобы она... как лампа под оранжевым абажуром, не яркий свет, а тепло ... можно такую найти? Я знаю, вы скажете, можно. Только и у вас сказки далеко не всегда со счастливым концом, а я тоже такой -- бессчастный.