Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона

• Название: Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона
• Автор: Еремей Парнов
• Издательство: ТЕРРА— Книжный клуб
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1998
• ISBN: 5-300-02193-8

Еремей Парнов — известный российский писатель, публицист, ученый и путешественник, автор научно-фантастических, приключенческих, исторических и детективных произведений, пользующихся неизменным успехом у читателя

В шестой том вошел роман писателя «Сны фараона» В нем автор знакомит читателей с уникальными исследованиями ученых всего мира, пытающихся постичь загадку связи времен В сюжете переплетаются судьбы наших современников и людей Древнего мира Речь идет о человеческих возможностях, о новейших научных открытиях и неразгаданных тайнах прошлого

---

По уточненным данным, первый обломок должен упасть в двадцать часов десять минут по среднеевропейскому времени. В Египте уже будет ночь и, следовательно, Борцов займет свое место в капсуле, установленной, как мостовая ферма на опорах, на двух саркофагах.

В запасе оставались считанные часы, но — перед смертью не надышешься — что они могли дать? Разве что удастся зарегистрировать изменения в сетке пространства — времени?

Дело продвигалось ни шатко, ни валко. Борцов сравнительно легко выходил во вне, но почему-то всегда в прошлое. Его долго носило по архаическим лабиринтам, прежде чем удавалось вылететь на просторы годичной давности. Насколько объективны были такие шарахания в диапазоне пяти тысячи лет? Какая доля в них приходилась на воспоминания о собственном былом и вовсе небывшем, но синтезированном на тонкой кухне ума и знаний? Трудно сказать. Подчас удавалось добыть интересную информацию, способную выдержать самую придирчивую проверку, даже сделать удачное археологическое открытие: Ратмир указал несколько мест в Долине царей, где после раскопок были найдены неизвестная ранее гробница номарха и шесть превосходных статуй эпохи Рамсесов. Но только опережение хода всемирных часов могло однозначно свидетельствовать о полном успехе. Случайные флуктуации в лучшем случае на пятнадцать процентов превышали результат, рассчитанный по теории вероятностей. До обидного мало! Тем паче, что «червячные дыры» действительно приоткрывались, и разницу во времени с абсолютной достоверностью фиксировали квантовые часы. Не удавалось только протиснуться сквозь эту щель, распахнувшуюся, как створки в фотокамере, на тысячные доли секунды. «Затвор» срабатывал не в такт с фазами парадоксального сна. Ни разу не удалось совместиться, достичь совпадения, достаточного для информационной волны. Напрасно лучшие инженеры бились над синхронизатором. Ни одна конструкция не сработала, сорок три миллиона пошли псу под хвост. По сравнению с затратами на создание космической антенны и автономной энергетической станции под гробницей, это, конечно, пустяк, но обидно, хоть плачь. Из-за какой-то игрушки, набитой электронной дребеденью, зависает такой проект! Качается на весах, между землею и небом.

Джонсон с горечью констатировал, что после долгожданного взлета наступила черная полоса. Игра с подставными фигурами в Париже и Вашингтоне непозволительно затягивалась. За ними явно стояли серьезные силы. По-прежнему оставалось неясным, на что они претендовали. Только на информацию или же на партнерство? Если так, то на каких условиях, в какой доле? Дальше намеков, довольно прозрачных, пока не шло.

Без России о какой-то стабильности на планете говорить не приходится. Беда в том, что нестабильна сама Россия. В нынешних условиях нечего и думать о серьезном сотрудничестве. Глэдис сваляла дурака, когда влезла в такое болото, только наследила и подняла со дна пузыри. Расхлебывай теперь, оттирайся…

Самой неприятной новостью последних дней явилось обнаружение на дне Эгейского моря трупа Уорвика. Подводная съемка запечатлела обезображенное, почти неузнаваемое лицо. Привязанный канатом к искореженной лебедке, бедный лорд покачивался над заросшими бурой травой и морскими анемонами камнями, как затопленный буй. Жуткое зрелище!

Оставалось пока только гадать, кто убийцы и какие цели преследовали. Душевного равновесия это не прибавляло.

Мрачные мысли, одолевавшие Джонсона, никак не сказывались на его внешнем виде. Спустившись в лифте в бункер, который дугами коридоров с двух сторон, словно клешнями краба, охватывал гробницу, он вошел в дежурное помещение, беззаботно поигрывая связкой ключей.

— Привет, Рогир, — похлопал по плечу сгорбившегося над пультом Вейдена. — Как дела, джентльмены? — дружелюбно кивнул операторам в оранжевых халатах. — Чем нынче порадуете?.. Где Тим?

— Возится в погребальной камере, — Вейден поочередно включил несколько экранов.

На одном из них следящее устройство спроецировало Борцова со спины. Он сидел на устланном полиэтиленовой пленкой полу перед входом в усыпальницу и что-то записывал в блокнот, поглядывая то на правый пилон, на котором красовался — туловищем в фас, мордой шакала в профиль — Анубис, то на левый — с зеленолицым в белой короне Осирисом. Угловые фрески запечатлели Исиду и Нефтиду, а на простенке, по обе стороны входного проема, спиной друг к другу восседали Ра с головой жука и Гор — сокол под солнечным красным овалом. Каждый держал в руке ключ вечной жизни. Фриз уходящего вниз коридора облюбовали павианы, на главном — в угрожающей позе застыли две группы кобр, по одиннадцати в каждой, коршун, раскинув широкие крылья, охранял толстостенный проем. По полу тянулись змеи воздушных шлангов и токопроводных кабелей. Потолок защищала стальная мелкоячеистая сеть.

— Как ты думаешь, что он там делает? — тихо спросил Джонсон.

— Сочиняет, — пожал плечами Рогир ван Вейден. — Что еще?

— Когда думаете начать?

— Как обычно, в двадцать три ноль-ноль.

— Я предлагаю пораньше.

— Зачем? — удивился Вейден. — Или ты хочешь…

— Или! Ты угадал, Рогир, предупреди Тима.

Колонны с лотосовыми капителями, подпиравшие низкий свод, напоминали стволы могучих деревьев, а сам Чертог Обеих Маат, сумрачный и пространный, походил на лес, высохший на корню.

На возвышении стоял на двух нижних ногах огромный зеленобронзовый жук. В средней, прижатой к панцирю живота паре конечностей, были фараоновы символы власти: жезл, выгнутый в виде вопросительного знака, и плеть, в верхней — магические ключи вечной жизни.

Позади Великого Бога полукружием восседали члены загробного трибунала — гелиопольская девятка богов. Осирис сидел отдельно в западном приделе. Ножки его тронного табурета обвивали живые змеи. Безучастный к происходящему, ушедший в себя, он более походил на медитирующего монаха, чем на царя преисподней. Похожая на вазу корона Нижнего Египта из белого полотна придавала и без того зеленоватому лицу его совершенно мертвенный оттенок.

Боком к первому из фараонов расположились на хорах странного образа существа. Дуат приучил меня к лицезрению звериных или птичьих голов, как у Сехмет-львицы и Тота-ибиса. Ни химеры, ни монстры уже не могли напугать мою душу. Нет, эти ничем не напоминали чудовищ, беда в том, что они были слишком похожи на самых обыкновенных людей. Возможно, причиной тому явилась странная аберрация зрения, но эти — числом сорок два — почему-то смотрелись все вместе. Стоило выделить кого-то одного, приглядеться, как облик его искажался, точно в кривом зеркале, превращаясь в чудовищную карикатуру. Сидевшие кучно, они', дополняя друг друга, составляли единую сущность, и имя ей было: толпа.

Восемьдесят четыре глаза уставились с галерки на меня — одинокого странника, заброшенного в запредельные дали, в длинной рубахе из грубого льна. Аргус, соитый из внешне раздельных тел, словно бы вырванных из недр городской запруженной площади, нависал над моей головой, как полип.

Путеводный свиток папируса, спрятанный на груди, подсказал, что это мои обвинители. Все вместе они олицетворяли человечество, в отдельности каждый — один из людских грехов.

Душа моя содрогнулась от этого сгустка мерзостей, и отвернулась от лепета оправданий. Я не мог обратиться к жуку со словами привета, ибо язык не поворачивался именовать его Великим Богом.

На выручку пришел неразлучный свиток, подсказав другое имя — титул Невидимого. Чтобы обмануть демонов, душам дозволялось присвоить себе имя любого божества, даже верховного. Я был всего лишь человеком и легко согласился на спасительный обман.

«Я — Атум, будучи единым. Я — Ра при его восходе. Я — великий, создавший себя сам, создавший имя свое, все имена которого образуют эннеаду.[91] Нет ему равных среди богов. Я — вчера, я знаю завтрашний день… Я — феникс великий, что в Гелиополе, исследуя существующее. Я — Мин в его выходах… Я достигаю этой Земли прославленных, вхожу в священные врата. Вы, стоящие предо мной, протяните ваши руки — я сделался одним из вас».[92]

Произнесение магической формулы вызвало перемену на подиуме эннеады. Уже не жук, шевелящий жвалами, возвышался над судьями, но человек с юношески прекрасным, охряным от загара торсом. Лицо его, наверняка столь же прекрасное, скрывала маска зеленого золота, изображавшая скарабея.

Приободренный, я обратился к Осирису, Богу умирающему и воскресающему, тщась ублажить не только его, но и прочих судей — богов и богинь.

«О царь Обеих Земель, Бог Египта, властвующий до области Духов, во имя которого населены номы и изображениями которого полны храмы, члены которого защищает сестра его Исида, а тело охраняет Нефтида, сын которого Гор пребывает на престоле его, как царь богов и людей. О царь Осирис, царь богов, находящийся в доме золота, царь неба, властитель земли, великий обладатель преисподней, царь нома Крокодилов, владыка Мемфиса, обрати с миром прекрасное лицо твое»…