Еремей Парнов - Собрание сочинений: В 10 т. Т. 10: Атлас Гурагона; Бронзовая улыбка; Корона Гималаев

• Название: Собрание сочинений: В 10 т. Т. 10: Атлас Гурагона; Бронзовая улыбка; Корона Гималаев
• Автор: Еремей Парнов
• Издательство: ТЕРРА— Книжный клуб
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-300-02424-4

Еремей Парнов — известный российский писатель, публицист, ученый и путешественник, автор научно-фантастических, приключенческих, исторических и детективных произведений, пользующихся неизменным успехом у читателя.

В десятый том Собрания сочинений включены повести «Атлас Гурагона», «Бронзовая улыбка» и «Корона Гималаев».

---

Он вспомнил того голого отшельника, которого видел недавно сидящим на льду, когда по следам Цыбикова ездил в Лабран, и подумал, что замурованные за этой стеной продвинулись куда дальше по пути избавления от страданий. Здесь никогда не бывает лета. Всегда только ночь и холод. Холод и ночь. Уход от мира, умерщвление плоти, изуверство — они присущи, наверное, всякой религии. Но только в ламаизме эти стремления определенной части людей обрели законченное выражение. Только у ламаитов монах-отшельник вознесен над богами. Недаром само слово «лама» означает «выше нет». Бесстрастный холод и высота Гималаев.

Ламаитское учение делит все стоящие над обычным человеком существа на восемь классов. И к первому классу причисляются ламы. Они первые в великом стремлении к спасению. Ламами были и Будда-Сакья-Муни, и восемнадцать его ближайших учеников. Потом на Землю спустились и другое ламы, чтобы напомнить людям о законе, растолковать им великое учение. Это были проповедники и основатели сект: создатель махаяны Нагарджуна и его любимый ученик Адиша, распространивший буддизм в Тибете, реформатор Цзонхава и другие высшие ламы. Ведь, строго говоря, рядовое духовенство нельзя относить к ламам. Лишь из уважения людей в желтых или красных шапках именуют столь высоко. И даже это чисто формальное употребление титула ламы как бы приобщает священнослужителей к миру высших существ. Но простой народ не подозревает о таких тонкостях догматики, а сами ламы не стремятся их ему растолковать.

Второй класс составляют «юдамы», или «охраняющие божества». Главный юдам — непостижимый Адибудда, «первейший из будд и господин и хранитель всех тайн».

Третий класс объединяет многочисленный пантеон «специализированных» будд — будд врачевания, покаяния, желания, созерцания, 1000 будд текущего мирового периода, будд, предшествовавших Сакья-Муни, и грядущего Будду-Майтрею.

Затем следует класс бодисатв, класс женских божеств, класс хранителей закона — чойджинов, которых тибетцы именуют «драг-шед» — ужасные палачи. Ламаиты считают, что все чойджины были когда-то богами других религий, которые обратились в буддизм и стали ревностными его хранителями.

Второстепенные местные боги чужих народов тоже вошли в тибетский пантеон. Они составляют седьмой класс — юлла. Последний, восьмой класс объединяет сабдыков — хозяев земли. Это духи-божества рек, гор, лесов, источников, стран света и деревень.

Вот как высоко вознесены ламы! Лишь где-то в самом низу под ними находятся будды и бодисатвы, ужасные устрашители, некогда грозные Брама и Индра, духи пустыни и духи гор.

Столь же строгой иерархии подчиняется и закон перерождения. Магическое тело будды или бодисатвы — это нить, на которую нанизываются жемчужины жизней их человеческих воплощений.

Первоначально право на божественное перерождение принадлежало лишь главам желтошапочников. Но вскоре оно распространилось и на духовенство второго ранга — настоятелей знаменитых монастырей, заместителей далай-ламы в провинциях, высших красношапочных иерархов. Тибетское название таких «перерожденцев» — ринпочэ, что значит «великая драгоценность». К этому титулу часто добавляют еще и слово «пагба» — благородный, возвышенный. Монголы называют «перерожденцев» — хутухту.

За ринпочэ-хутухту следуют тулку-ламы, или хублиганы по-монгольски. Это «перерожденцы» настоятелей крупных монастырей. И если ринпочэ почитаются как воплощения будд, бодисатв, юдамов и знаменитых индийских проповедников, то тулку рассматриваются в качестве «перерожденцев» более «простых» богов и святых. Наконец, сравнительно недавно возник и четвертый ранг «перерожденцев». Теперь уже всякий влиятельный лама мог рассчитывать на то, что его станут рассматривать как воплощение какого-нибудь прославившегося благочестивой жизнью монаха.

Одним словом, ламы стремятся придать реальный смысл высокому своему званию. Те же, кого будущее воплощение заботит куда больше, чем нынешнее, уходят в ледяной мрак этого коридора.

Они медленно шли вдоль страшной стены. У одной из келий настоятель поставил светильник на пол и опустился рядом с ним на колени. Знаком он предложил Цэрену последовать его примеру. Потом распластался по земле и далеко задвинул шаткий огонек в какое-то отверстие. Стало темно. Тот сначала не мог понять, чего от него хотят, но вдруг увидел впереди какое-то светлое пятно — крохотное оконце в кладке, освещенное снизу светильником. Цэрен заглянул туда и чуть было не вскрикнул от удивления. В красноватом сумраке он разглядел исполинский скелет. Он вытянулся на полу во всю длину кельи. Тускло блеснули истлевшие лоскутья желтой ткани. Оловянная чаша. Колокольчик.

— Это великан! — прошептал настоятель. — Когда-то их было много в Тибете. Они восприняли учение из уст первых проповедников и спят теперь в тайных пещерах. Некоторые из них восстанут, когда придет время.

Цэрен чувствовал, что коченеет от пронизывающего холода и этого сумасшедшего шепота. Напрасно он мысленно заставлял себя вспомнить трехглазые маски. Напрасно уверял себя, что скелет в масляном полумраке всего лишь жалкий муляж.

— Давайте уйдем отсюда! — попросил он. — Мне что-то нездоровится.

Когда они вышли наконец на солнечный свет и в уши ворвался рев труб и рокот барабанов, он подумал, что настоятель сделал все, что мог, для возвращения ламы-вольнодумца на путь истинный. Он хорошо сыграл свою роль.

А на другой день караван тронулся в дальнейший путь. Паломники прошли мимо того горного монастыря с подземельем и верст через восемь опять вышли к реке Нагчу. Таковы уж дороги в горах. Они обматываются вокруг хребтов, как нитки вокруг катушки. Уводят и возвращают назад. Простые дороги ведут либо вперед, либо вспять, горные еще подымают и опускают. Они и проложены для того, чтобы поднять к перевалам и опустить вниз. И не столь уж важно, сколько надо идти такой дорогой к перевалу. Лишний десяток верст не принимается во внимание. Только бы не были слишком круты подъемы и спуски.

Спустившись к реке, решили не торопиться с переправой. Вода стояла еще очень высоко. Ожидая ее убыли, провели на берегу и весь следующий день. Только 27 июля, когда уровень немного упал, решились перейти реку. Вода доходила до седел лошадей. Малорослые же мулы шли вплавь. Но за последние дни животные отъелись, отдохнули и хорошо перенесли переправу. В тот день смогли сделать еще 30 верст. Столько же удалось пройти и на следующий день. Всех подстегивало желание скорее добраться до Лхасы. Впрочем, кроме понятного утомления от долгой и трудной дороги и, конечно, благочестия, многими руководили и чисто корыстные соображения. Суть в том, что лхасские торговцы стараются скупить первых же лошадей и мулов, чтобы поскорее выполнить заключенные с Индией контракты. А так как конкурирующие друг с другом торговцы не могут знать заранее, сколько животных прибудет в данный год из Амдо, то наперегонки набрасываются на первые партии. Понятно, что и паломники стремятся опередить друг друга и подороже сбыть своих лошадей. Ведь чем больше животных приводят другие караваны, тем ниже упадет цена. Поэтому караван после короткого отдыха, уже на закате отправился дальше. Лишь ночью остановился он на лугу санчунской казенной станции, где разрешается пастись только станционным табунам. Паломники тихо развьючили животных и заночевали, не разжигая огня.

Тайно потравив казенный луг, выступили, когда только-только занимался перламутровый рассвет и иней не таял еще на лошадиных потниках. В то утро вода в реках казалась особенно холодной. Медленно разгоралось латунное солнце. Животные долго не хотели входить в воду. Но караван перешел реку Рачу и еще одну, названия которой никто не знал. В тот день одолели перевал Чог-ла и вышли к восьми субурганам. Идти дальше было уже невмочь. Сон буквально валил с ног. Цыбиков заснул сразу, будто провалился под лед в черную застывшую воду. Но среди ночи внезапно проснулся от чьего-то душераздирающего крика. И долго потом не мог уснуть. Всю ночь где-то рядом ревели дикие ослы, у которых была сейчас самая пора свадеб. Лошади тоже вели себя тревожно, отзываясь на ослиный рев испуганным ржанием.

30 июля вошли в узкое ущелье, в устье которого стоит покинутый домик с колесом, в котором заключено сто тысяч «мани». Потом стали попадаться отдельные банаки, дальше пошли пахотные поля и деревни тибетцев. Утром достигли реки Помдо — одного из главных притоков Уя. А на Уе, как известно, стоит Лхаса. Цель, казалось, была уже близка. Из-за высокой воды опять пришлось погнать животных вплавь. Груз надо было перетаскивать на себе через мост. Но что это был за мост! Две железные цепи, натянутые на расстоянии в полтора аршина друг от друга между береговыми опорами. К этим подрагивающим цепям ремнями кое-где привязаны жалкие дощечки и жердочки. Вот и весь мост. За один раз по нему может пройти только один человек. Да и то ежеминутно рискуя свалиться в воду. Только страхом перед этим мостом можно объяснить возникновение легенды, что переход по нему очищает от всех грехов.