Джером Сэлинджер - Собрание сочинений

• Название: Собрание сочинений
• Автор: Джером Сэлинджер
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-31203-0

Дж. Д. Сэлинджер (р. 1919) — великий затворник американской литературы, чьи книги уже полвека будоражат умы читателей всего мира. В данном томе собран основной корпус его работ в новых переводах. Роман «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов» и повести о Глассах можно смело считать духовным завещанием XX века грядущим столетиям.

---

Директора там не было, за машинкой сидела только дама какая-то, лет ста. Я сказал ей, что я брат Фиби Колфилд из 4Б-1, и попросил передать, пожалуйста, записку. Очень важно, говорю, потому что мама заболела и обед не приготовит, поэтому Фиби придется со мной встретиться и пообедать в аптечной лавке. Нормально так она отнеслась, эта старушенция. Взяла у меня записку и позвала из соседнего кабинета какую-то другую даму, и другая дама эта понесла записку Фиби. Потом мы с той дамой, которой лет сто, чутка потрепались. Ничего она так себе, и я ей сказал, что ходил в эту школу, и братья мои тоже. Она меня спросила, в какую я сейчас хожу, я говорю — в Пеней, а она говорит, Пеней — очень хорошая школа. Даже захоти я ее поправить, у меня сил бы не было. А кроме того, раз она считает Пеней хорошей школой, то пускай. С какой радости сообщать чего-то новое, если человеку уже лет сто. Им все равно не понравится. А немного погодя я отвалил. Уматно вышло. Она мне вслед орет:

— Удачи! — совсем как этот Спенсер, когда я из Пеней сваливал. Господи, как я ненавижу, если мне орут «Удачи!», когда я откуда-нибудь сваливаю. Тоска сплошная.

Вниз я пошел по другой лестнице и там тоже увидел на стене «хуй вам». Снова попробовал рукой стереть, только тут выцарапали ножом или как-то. Не стиралась, хоть тресни. Да все равно бесполезняк. Будь у тебя даже мильон лет, все равно и половины всех «хуй вам» в мире не сотрешь. Не выйдет.

Я посмотрел на часы во дворе — только без двадцати двенадцать, до фига еще времени до встречи с Фиби. Только я все равно сразу к музею пошел. Больше-то некуда. Может, зайду в будку да звякну этой Джейн Гэллахер перед тем, как двинуть стопом на запад, — только не в жиляк мне чего-то было. Я ж даже не был уверен, что она вообще домой на каникулы вернулась. Поэтому я просто двинул к музею и стал там околачиваться.

Пока я ждал Фиби в музее, на самом входе и всяко-разно, подваливают ко мне два таких малявки и спрашивают, не знаю ли я, где тут мумии. У того пацанчика, что спрашивал, ширинка расстегнулась. Я ему про это сказал. И он штаны свои застегнул — прямо там же, где стоял и со мной разговаривал, — ни за колонну не стал заходить, ничего. Я чуть не сдох. Заржал бы, только испугался, что опять блевать потянет, поэтому не стал.

— Где тут мумии, дядя? — снова спрашивает пацан. — Не в курсе?

Я чуть повалял с ними дурака.

— Мумии? — спрашиваю одного. — Эт чего?

— Ну мумии. Знаете, трупаки такие. Их еще в рыбницах хоронят.

В рыбницах. Я чуть не сдох. Он гробницы имел в виду.

— А вы, парни, чего не в школе? — спрашиваю.

— Уроков нет, — отвечает тот, который разговаривал. Врет, гаденыш, видно же, как я не знаю что. А мне все равно делать нефиг, пока Фиби не придет, поэтому я помог им найти, где мумии. Ух, я ж раньше точно знал, где они, только в музее этом уже много лет не был.

— А вас мумии интересуют? — спрашиваю.

— Ну.

— А твой дружбан говорить умеет? — спрашиваю.

— Он не дружбан. Он мне братан.

— Так может говорить? — Я поглядел на того, который и рта не раскрыл. — Ты вообще говорить умеешь?

— Ну, — отвечает. — Тока не хочу.

Наконец мы нашли мумий, заходим.

— Знаешь, как египтяне покойников хоронили? — спрашиваю пацана.

— Не-а.

— А пора бы. Очень интересно. Оборачивали им лица такими тряпками, которые вымачивали в каком-то секретном химикате. И так они тыщи лет могли в своих гробницах лежать, и лица у них ни гнили, ничего. Никто так больше не умеет, только египтяне. Даже современная наука.

А чтоб добраться к мумиям, надо по такому как бы узкому коридору пройти с камнями сбоку, которые вытащили прямо из этой гробницы фараона и всяко-разно. Там вполне себе жутко, и сразу видно, что этим фертикам не очень в струю. Жались ко мне, как я не знаю что, а тот, который ни фига не разговаривал, чуть ли не за рукав мне цеплялся.

— Пошли, а? — брату своему говорит. — Я их уже видал. Ну пошли, а? — Потом развернулся и дал деру.

— Он ссыт, как водопад просто, — второй говорит. — Пока! — И тоже дернул.

Поэтому я в гробнице остался один. Мне как бы в жилу в каком-то смысле. Там нормально так, спокойно. А потом вдруг — ни за что не угадаете, чего я там увидел на стене. Еще один «хуй вам». Красным карандашом или как-то, прямо под стеклом, под камнями.

Вот где засада вся. Даже такого места не найдешь, где нормально и спокойно, потому что нет таких мест. Только думаешь, что есть, а доберешься до него, чуть отвернешься — и кто-нибудь подлезет втихушку и прямо у тебя перед носом напишет «хуй вам». Сами попробуйте. Я так даже прикидываю, что вот сдохну когда-нибудь, и сунут меня в могилу на кладбище, и будет у меня надгробье и всяко-разно, и на нем «Холден Колфилд» написано, а потом год, когда родился, и год, когда помер, а прямо под низом будет: «хуй вам». К бабке не ходи.

Когда я вышел оттуда, где мумии, мне в сортир захотелось. На меня как бы дрыщ такой напал, сказать вам правду. Дрыщ-то ладно, только еще кое-что случилось. Выхожу из тубза, даже до двери не дошел, и тут вроде как отключился. Но мне повезло. В смысле, мог бы и убиться, когда на пол грохнулся, а я вроде как на бок эдак приземлился. И вот умора. Мне вроде как получшело, когда я отключился. По-честному. Рука только болела — наверно, потому что грохнулся, но хоть башка, нафиг, больше не кружилась.

Было уже десять минут первого или где-то, поэтому я опять вышел и встал у дверей, ждать Фиби. Прикинул: может же быть, что мы вообще в последний раз увидимся. Вообще со всякими родичами, в смысле. Может, наверно, и увидимся, только через много лет. Может, я прикинул, вернусь домой, когда мне будет лет тридцать пять, вдруг кто заболеет и захочет со мной перед смертью повидаться, и я только из-за этого вылезу из своей хижины и вернусь к ним. Я даже начал прикидываться, как вернусь. Штруня наверняка задергается вся, как не знаю что, разревется и кинется меня упрашивать, чтоб я остался дома и не ехал больше к себе в хижину, а я все равно поеду. Я такой как ни в чем не бывало, как не знаю что. Успокою ее, а потом уйду в другой угол гостиной, вытащу такой портсигар и закурю сигу, весь такой хладнокровный, как не знаю что. Позову их всех к себе в гости как-нибудь, если им в жилу, но ни настаивать не буду, ничего. Я чего — я разрешу только такой Фиби к себе приезжать летом и на рождественские каникулы, и еще на Пасху. И Д.Б. разрешу время от времени у себя гостить, если ему в жилу будет где-нибудь спокойно и нормально сидеть и писать, а вот кина никакого он у меня в хижине писать не будет, одни рассказы и книжки. Такое правило заведу: пока у меня — никакого фуфла. Пусть только попробует кто-нибудь какое фуфло — сразу лучше пускай выметается.

Тут я вдруг ни с того ни с сего поглядел на часы в гардеробе — без двадцать пяти час. Мне поплохело: а вдруг та старуха в школе сказала той второй даме не передавать Фиби никакой записки? Вдруг она ей сказала сжечь ее или как-то? Перессал я, как не знаю что. Мне по-честному очень в жилу было с Фиби увидеться перед тем, как свалить подальше. В смысле, у меня ж ее рождественские гроши и всяко-разно.

Наконец я ее заметил. Я увидел ее через стеклянную половину двери. А увидел вот почему — на ней был этот мой долбанутый охотничий кепарь, а его миль за десять видать.

Я вышел и стал спускаться по этим каменным ступеням ей навстречу. Я только чего не мог просечь — зачем она тащит с собой этот здоровый чемодан. Она как раз переходила Пятую авеню и волокла этот здоровенный, нафиг, чемоданище за собой. Аж надрывалась. Я подошел ближе и просек, что это мой старый чемодан — тот, с которым я еще в Вутон ездил. Фиг вообще знает, за каким он хером ей тут вообще.

— Здорово, — говорит, когда ближе подошла. Вся запыхалась от этого долбанутого чемодана.

— Я уж боялся, что ты не придешь, — говорю. — Чего у тебя в этом гробу? Мне ничего не надо. Я как есть поеду. Даже чемоданы с вокзала забирать не буду. Чего у тебя там за фигня?

Она грохнула чемодан на землю.

— Моя одежда, — говорит. — Я еду с тобой. Можно? Ладно?

— Чего? — говорю. Я чуть не рухнул, когда она так сказала. Чесслово. У меня башка закружилась как бы, и я подумал, что сейчас, наверно, опять отключусь или еще чего-нибудь.

— Я его спустила на грузовом лифте, чтоб Шарлин не увидела. Он не тяжелый. У меня там всего два платья и мокасины, и трусы, и носки, и еще кое-что. Попробуй. Не тяжелый. Ну попробуй разик… А что, нельзя с тобой? Холден? Нельзя? Пожалуйста.

— Нет. Заткнись.

Я думал, что сейчас точняк намертво отключусь. В смысле, я не хотел ей говорить «заткнись» и всяко-разно, только подумал, что сейчас опять отключусь.

— Ну почему нельзя? Ну пожалуйста, Холден! Я ничего делать не буду — только поеду с тобой, и все! Я даже одежду брать не буду, если не хочешь, я только возьму…