Александр Перцев - Молодой Ясперс: рождение экзистенциализма из пены психиатрии

• Название: Молодой Ясперс: рождение экзистенциализма из пены психиатрии
• Автор: Александр Перцев
• Издательство: Издательство Русской Христианской гуманитарной академии
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-88812-557-1

Карл Ясперс (1883–1969) — одна из ключевых персон в интеллектуальной жизни XX в. Он был психиатром, философом, культурологом. Вопреки времени, редко оставлявшему место для гуманности, он стремился «сохранить человека», и вопреки мнению большинства психиатров, считал возможным говорить о душе. Был экзистенциализм философской программой или способом сохранить себя? Как рождалось самое мощное философское движение? Благодаря и вопреки чему Ясперс стал столь ярким мыслителем? Это лишь некоторые вопросы, поднимаемые автором книги. Дополняет издание «Философская автобиография» К. Ясперса, до настоящего времени малодоступная в русском переводе. Автор книги и перевода — Александр Владимирович Перцев, профессор, доктор философских наук, специалист по современной западной философии, известный также своими переводами Ф. Ницше, К. Ясперса, П. Слотердайка, Ф. Г. Юнгера и др.

Книга рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг читателей, интересующихся современной философией и психологией.

---

Молодой Ясперс: рождение экзистенциализма из пены психиатрии

Автор — переводчик Ф. Ницше, К. Ясперса, П. Слотердайка, Ф. Г. Юнгера, специалист по современной западной философии, доктор философских наук, профессор Уральского Федерального университета — посвящает эту книгу своей матери В. А. Перцевой, выдающемуся врачу.

От автора

Экзистенциализм — это повествование о том, как человека тянет домой из дома.

Был экзистенциалистом, сам не ведая того, уже апостол Павел, который воскликнул в отчаянии: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю»[1].

Был экзистенциалистом и Данте Алигьери, тринадцать веков спустя написавший: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу»[2].

А совсем уж недавно — всего лишь меньше века тому назад — прекрасную экзистенциалистскую притчу рассказал Леонид Осипович Утесов:

«В одном маленьком городишке жил человек. Был он очень беден, и семья у него, как у большинства бедняков, была большая, а заработков почти никаких. Но однажды кто‑то сказал ему: “Зачем ты мучаешься здесь, когда в тридцати верстах отсюда есть город, где люди зарабатывают сколько хотят. Иди туда. Там ты будешь зарабатывать деньги, будешь посылать семье, разбогатеешь и вернешься домой”…

И он отправился в путь. Дорога в город, куда он направился, лежала в степи. Он шел по ней целый день, а когда настала ночь, лег на землю и заснул. Но чтобы утром знать, куда идти дальше, он вытянул ноги туда, где была цель его путешествия. Спал он беспокойно и во сне ворочался, и когда к концу следующего дня он увидел город, то он был очень похож на родной его город, из которого он вышел вчера. Вторая улица справа была точь — в-точь как его родная улица. Четвертый дом слева был такой же, как его собственный дом. Он постучал в дверь, и ему открыла женщина, как две капли воды похожая на его жену. Выбежали дети — точь- в — точь его дети, и он остался здесь жить. Но всю жизнь его тянуло домой»[3].

Почему человека тянет домой из дома?

Об этом более двух тысячелетий пытались размышлять литераторы и священники, психологи и философы.

Одним из них был Карл Ясперс (1883–1969), о котором повествует эта книга. Он вначале учился на медицинском факультете. Стал психиатром. Потом принялся писать патографии великих художников: такие истории их жизни и болезни, которые должны были помочь пониманию их творчества. Наконец, создал философию экзистенциализма — вместе со своим другом М. Хайдеггером, и еще написал историю человеческих философий — методом понимания, который предполагал использование не только ума, но и сочувствующего сердца.

Историю собственной жизни К. Ясперс изложил в «Философской автобиографии». Она — тоже у вас в руках, под одной обложкой с этой книгой, в моем переводе. В ней изложены и прокомментированы все события, которые сам К. Ясперс считал важнейшими в собственной жизни.

В чем же тогда моя задача?

В том, чтобы попытаться понять, как сложилась жизненная философия человека по имени Карл Ясперс.

Какою мерою мерит человек, такою будут мерить и ему.

Тот, кто занимался пониманием других, тоже заслужил понимание.

Тот, кто пишет патографии других, рискует обрести свою.

Карл Ясперс сформулировал первоочередное требование к историко — философскому исследованию, которое основано на методе понимания:

«Нужно знать мир, в котором продумывалась философия, материал, в котором она мыслит, опыт и наглядные представления, лежащие в ее основании, типичные ситуации, которые в ней происходят, общество, в котором живут люди, нечто, для них само собой разумеющееся, повседневное, всеобщее для определенного времени, культуры, народа. <…> Нужно понимать философскую мысль в действительности мыслящего его человека, а не только как оторванное от него предметное содержание. Нужно исторически присутствовать в мире, в котором мыслилась мысль, в ландшафте и природе, в способах производства и социальных отношениях, в общественном положении самого мыслящего»[4].

Вот и мы попытаемся исторически поприсутствовать в мире, в котором мыслилась мысль Карла Ясперса.

Часть I. Детство экзистенциалиста

Глава I. Родня и почва

Болота экзистенциализма

Экзистенциализм возникает от созерцания болот в молодости.

Это утверждение — отнюдь не шутка и даже не цитата из статей советских пропагандистов, которые так любили писать про «болото экзистенциализма».

Нет. Это утверждение выражает искреннее убеждение последнего ассистента Карла Ясперса — Ханса Занера.

Сей достойный ученый муж полагает, что экзистенциализм его патрона являет собой словесный эквивалент того умонастроения, которое навевают на человека приморские болота Германии:

«Карл Ясперс происходит из Ольденбурга, лежащего неподалеку от побережья Северного моря. Ландшафт Севера наложил двоякий отпечаток на его ум и вошел в его произведения, написанные позже. Болотистая равнина, над которой поднимаются только немногие невысокие холмы, оставляет открытой всю широту горизонта. <…> А море — в свободной игре своего движения — открывает горизонт так, будто он перетекает в бесконечность. Открытость со всех сторон, светлая ширь, бесконечное движение: они становятся свойствами истины нашего разума»[5].

Загадка Карла Ясперса, таким образом, разгадана: он сложился как мыслитель, глядя на приморские болота, с одной стороны, и на морской простор — с другой стороны.

Просим не торопиться тех, кто готов немедленно высказаться по поводу этой мысли.

Тут все не так однозначно.

* * *

В полной научного изящества статье историк философии из Санкт — Петербурга А. Я. Кожурин[6] отмечает, что многие весьма уважаемые люди пытались связать ментальность с ландшафтом.

Заметное место в этом ряду занимал молодой Ф. Энгельс. Летом 1840 года он опубликовал работу «Ландшафты», в которой ставил пейзаж той или иной страны в соответствие с мировоззрением, которое в ней распространено.

В Греции, по мнению Ф. Энгельса, был совершенно естественным пантеизм: природа там такая яркая, что каждый кустик, каждую речку хочется отметить особо, объявив обиталищем нимфы или какого‑нибудь иного божества:

«На долю Эллады выпало счастье увидеть, как характер ее ландшафта был осознан в религии ее обитателей. Эллада — страна пантеизма. Все ее ландшафты охвачены — или, по меньшей мере, были охвачены — рамками гармонии. И все же каждое ее дерево, каждый источник, каждая гора слишком рельефно выступают на передний план, ее небо чересчур сине, ее солнце чересчур ослепительно, ее море чересчур великолепно, чтобы они могли удовлетвориться суровым одухотворением воспетого Шелли Spirit of nature, какого‑то всеобъемлющего Пана; каждая отдельная часть природы в своей прекрасной завершенности претендует на собственного бога, каждая река требует своих нимф, каждая роща — своих дриад; так создавалась религия эллинов»[7].

В свою очередь, пейзаж долины Рейна представляется Ф. Энгельсу воплощенным христианством, потому что здесь небо, склоняясь к земле, глядится в зелень полей и виноградников, облитых золотом солнца, и дух, стало быть, погружается в материю. А вот северогерманская равнина — унылая, с бедной растительностью — являет собой воплощенное иудейское мировоззрение. Зато в Голландии пейзаж ничуть не одухотворен, а потому предрасполагает к кальвинизму — вере, сопряженной с расчетом.

Более всего, однако, молодому Энгельсу понравилось море, которое ему надо было пересечь по пути из Голландии в Англию. Море представилось ему воплощенным гегельянством — потому что именно там, на море, по его мнению, мы только и можем почувствовать в полной мере, как живем, действуем и существуем в Боге.

Запомним это суждение о море, чтобы вернуться к нему впоследствии. Пока же ограничимся ностальгическим вздохом. О, юность! Прекрасный возраст! Надо ли судить его строго и принимать его суждения всерьез? Что спрашивать с двадцатилетнего Фрица, который так и рвется продемонстрировать всему свету свой гениальный ум, играющий и парящий шаловливо, без всяких пределов — и, конечно же, вольным полетом своим далеко превосходящий умственные потуги всего предшествующего человечества?

Работа Ф. Энгельса, посвященная ландшафтам, говорит только об одном: вырвавшегося на свободу юношу просто распирает от восторга при виде иных земель, но… Смотрит он на эти земли не собственным взором, а только через призму ранее усвоенной книжной премудрости, которая была сдана в гимназии на оценку. Чтение всегда предваряет пейзаж и предопределяет то, что юный человек видит.