Даниил Гранин - Человек не отсюда

• Название: Человек не отсюда
• Автор: Даниил Гранин
• Издательство: Издательская группа «Лениздат», «Команда А»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4453-0758-7

В новой книге Даниила Гранина тесно переплелось художественное с документальным. История в этих текстах становится фактом частной жизни, а частная жизнь — фактом истории. И это дает возможность каждому читателю почувствовать себя включенным в большое время. Если в своих первых, ставших культовыми для нескольких поколений, книгах Гранин учит, как менять судьбу, то теперь он показывает, как следовать ей.

Даниил Гранин (р. 1919) — классик современной литературы. Его романы «Искатели», «Иду на грозу», «Зубр», эссе «Эта странная жизнь» и «Страх», повести «Прекрасная Ута», «Сад камней», «Месяц вверх ногами», «Дождь в чужом городе» — настольные книги нескольких читающих поколений. Уже в XXI веке роман Даниила Гранина «Мой лейтенант» стал лауреатом национальной литературной премии «Большая книга» (2012).

Д. А. Гранин — почетный гражданин Санкт-Петербурга, председатель правления Фонда им. Д. С. Лихачева.

---

«По-моему, самым великим художником России в широком смысле этого слова был Петр I, который нарисовал в своем воображении замечательный город и создал его на огромном холсте природы. Я представляю себе Ленинград строгим, четким, как черно-белая графика. Только талантливый народ мог создать такой город».

Жаль, что так и не удалось ему приехать к нам.

* * *

Их жизнь была рядом совпадений. Счастливых было так много, что Бог не сумел сохранить свое инкогнито.

* * *

Термопара начинает сразу взаимодействовать, образ удачного замужества.

* * *

— Могущество страны — это не танки, а компьютеры.

— Вы нас не учите, мы лучше знаем.

— А разве я не прав?

— Я бы вам сказал, но это секретные сведения.

* * *

Однажды генеральным секретарем нашей компартии стал некий Полозков. Как он попал в кресло Сталина, Хрущева и других известных нам личностей — не знаю. Но в суматохе тех дней взобрался. Ненадолго. Проскочил мимо энциклопедических словарей. Но Белла Куркова успела. Настоящая журналистка. На съезде российских депутатов он сидел рядом с ней, и она сфотографировала татуировку на его руке — «Ваня». Чтоб не потерялся, значит.

Вот такой вариант мог быть.

* * *

Мы больше умалчиваем, чем говорим. Если озвучить то, о чем мы молчим, открылось бы совсем иное состояние умов. И стало бы стыдно — да что же мы молчим, если так думаем.

* * *

Первые два года войны, 1941-й и 1942-й, я проходил в БУ. Гимнастерка, галифе — БУ, шинель — БУ, то была слишком короткая, то длинная, пришлось обстричь. Зимой дали ватник, когда офицерское звание получил, к ватнику дали меховую телогрейку. Сперва ботинки с обмотками, потом кирза с портянками. Малое вафельное полотенчико. Вместо носовых платков две тряпицы из старых простыней.

Новое я получил в танковой части. Новое нижнее белье, и гимнастерку, и кожаные штаны, новый ремень, подворотнички, носки. Все пахло свежестью, скрипело. Сапоги — можно было яловые, можно хромовые. Я взял яловые. Практичнее. Перчатки. Рукавички зимние. Помпотех вспомнил, как в Финскую войну выдали рукавицы. Обычные. Без указательного пальца. Начались бои и выяснилось, что стрелять-то в них из винтовки нельзя, курок не нажмешь.

* * *

Ты для них государство, ты платишь им копейки за их тяжелую работу. Это как? А куда идет прибавочная стоимость? Про нее нам талдычили пять лет в институте. Марксизм. За их адову работу.

* * *

Зря я с ним цапался. Он был неплохой мужик. Его вскоре забрали. По «Ленинградскому делу» вменили ему связь с врагом народа Кузнецовым. Был такой секретарь Обкома. Как можно было отказываться от контакта с Обкомом, от партийных указаний, заданий? Абсурд. Кузнецов всю блокаду руководил городом, да и фронтом. И прорывом. Он считался героем блокады. А потом врагом народа. А потом жертвой, невинно репрессирован. Опять героем. А потом… Хотели улицу назвать в его честь. Памятник ему сделать. Нет — не надо. Он подписал столько-то списков на расстрел.

* * *

«Настоящие блокадники все умерли с голоду. Так что вы напрасно тут права качаете!»

* * *

Каждый человек имеет право считать себя необходимостью истории, на самом деле, конечно, так и есть.

Я уверен, что появление каждого и пребывание на этом свете необходимо. Ибо каждый из нас исполняет свою роль и в человеческой комедии, и в человеческой трагедии, одни играют ее плохо, но это неважно, это тоже необходимо, мы не знаем смысла и цели, которую преследует Режиссер в этой постановке.

Обыватель, то есть я, никак не чувствует себя включенным в историю, не чувствует себя ни ее участником, даже свидетелем. Происшествие — да, история — это не мое прошлое, она творится где-то далеко — в Кремле, в Белом доме, в Организации Объединенных Наций, в министерствах. «Меня она, слава богу, не касается» — говорят люди друг другу. Недаром существует выражение «попасть в историю», это ничего хорошего не сулит; «попасть», «вляпаться» — речь идет тут про историю со строчной буквы. А ведь есть еще История с заглавной буквы, а в той имеют допуск только полководцы, гении политики или музыки. И обычно речь идет о прошлом, о том, что было когда-то и досталось нам оттуда уже в виде учебников, памятников.

Но есть люди, которые ощущают ход сегодняшней истории. Приведу в пример Пушкина, он постоянно и живо ощущал, что живет в Истории, что его повседневное существование включено в Историю. Не только потому, что он поэт, поэт, который знал себе цену, но и потому, что то, что творится вокруг него, это и есть История, поэтому он записывал рассказы и россказни, слухи и сплетни, анекдоты, свидетельства — то, что мы считаем обычно мусором каким-то. За 200 лет после Пушкина этот «мусор» превратился в драгоценность. Кто-то, например, нам сохранил фразу Бенкендорфа: «Законы пишутся для подданных, а не для государства»…

Пушкин сохранил нам немало любопытных сведений и о дворцовой жизни, о политике, о войне. Не только в произведениях, а в какой-то специальной хронике, которую он старался вести в течение ряда лет.

* * *

Как сказал один философ: «Будущее проблематично, это навсегда».

* * *

История человечества свелась к истории войн. История великих людей свелась к истории, и прежде всего истории полководцев, воинственных королей, цезарей. Среди памятников, стоящих по странам Европы, больше всего памятников героям войн. Войны 20-летние, 30-летние украшают историю страны. Считается, что войны двигали вперед цивилизацию, технику, словом, были прогрессивны. Учебники истории полны описаний знаменитых войн. Воспевается прежде всего воинская доблесть. Образцом морали считается офицерская честь, солдатская храбрость. Заслугами победителей считают не малые людские потери, а захваченные земли, завоеванные полководцами.

* * *

Жизнь сокращается, воспоминания растут.

* * *

С тем прошлым, которое нам досталось, жить не хочется. Хочется его подремонтировать, хотя бы косметически.

* * *

Мы вспоминаем фильмы о войне, а не свою войну.

* * *

Он все хотел ввести пункт в анкету: «Если не вступал в партию, то по какой причине?»

Они

Встает от телевизора: «Не понимаю, на что они надеются». Возвращается с работы: «Надоели их обещания, болтают, болтают, а пробки на дорогах еще хуже».

В магазине: «Опять они повысили цены, как они надоели». Они, их, с ними (каши не сваришь) и т. п.

Местоимение «ОНИ» употребляют всё враждебнее. Кто они — всем понятно. Это даже не местная власть. Бери выше! Еще выше! Ни разу не слыхал, чтобы прозвучало одобрительно — «ОНИ».

Интервью, которое не стали печатать

К юбилею Победы (65 лет) ветеранам выдавали квартиры (36 кв. м). Замечательно. Когда война кончилась, Климову было 20 лет. Теперь ему 87 лет. Дожил. Прежде всего это радость наследников. Их праздник. Климов фронтовик, приобрел астму и диабет. Фронт, война, передовая без потерь не отпускают. Инвалид, больной, измученный послевоенной нашей жизнью, ему трудно насладиться счастьем отдельной квартиры, ему теперь надо стоять в аптечных очередях, к врачам в поликлинике.

Все последние годы, когда развернулось жилстроительство, государственные квартиры получали кто угодно, прежде всего, конечно, чиновники, депутаты всех рангов. Вместе с корочкой их немедленно наделяли ордерами, они были главные ордероносцы. Им вручали. Депутаты ЗАКСов, муниципалы, администрации, не говорю о думцах, сенаторах. Есть ли в стране депутат, который проживает в коммуналке? В бараке? Есть ли слуга народа, который ютится так, как те, кто его избирал, кто его содержит и оплачивает его безбедное существование?

Наконец спохватились. Но спрашивается, почему надо было ждать юбилея? Чтобы помпезно провести эту акцию? А если бы на три года раньше, на четыре? До кризиса? Что, от этого радости было бы меньше? Нет, конечно, зато теперь фронтовиков поубавилось, легче стало. Никогда еще в стране не было столько денег, как в последние годы, — нефтяные, газовые. Куда они подевались, бог знает. Даже построить приличную автомобильную дорогу Москва — Петербург не могли. Между двумя столицами никак не могут соорудить нечто достойное, всего-то шестьсот километров. Едешь по нынешней трассе, точно впечатление, что трясемся вместе с кибиткой Радищева.

Но вернемся к ветеранам войны, к нашему празднику. Боюсь, что этот праздник не только последний праздник участников, но и праздник он, наверное, все-таки не для участников. Это праздник для новеньких генералов, в каком-то, может, смысле для детей и внуков ветеранов. А что праздничного осталось для тех, кто воевал? Надеть пиджак с медалями, орденами, значками? Кто на них посмотрит? Да и много ли среди всех этих металлических цацок боевых орденов? А если есть, то и носить их страшновато, сколько было случаев в последние годы: грабили ветеранов, забирали эти самые ордена и значки, пригодные для продажи. Это уже не заслуга, это товар. Убивают, чтобы выкрасть и продать. Напоследок жизни они опять приобрели ценность, но уже другую, рыночную.