Томас Фланаган - Год французов

• Название: Год французов
• Автор: Томас Фланаган
• Издательство: Радуга
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1987

Роман известного американского писателя Томаса Фланагана рассказывает об освободительном движении ирландского народа на рубеже XVIII–XIX веков. Глубокое знание истории Ирландии, ее экономического и политического положения помогло писателю создать правдивое и достоверное произведение о важном этапе борьбы этой страны за независимость.

---

— Жаль, сэр.

— А задумывались ли вы, Уиндэм, что пройдет чуть больше года, и вы будете служить уже в новом столетии.

— Но в прежней армии.

— А вот этот вопрос вам придется обсудить с господином Бонапартом. У него на этот счет свои взгляды. Он нагл и находчив. Дай ему волю, весь мир вверх тормашками перевернет. Разве можно такое допустить, а?

— Ни в коем случае, сэр, — ответил Уиндэм, аккуратно раскладывая сообщения на тяжелом голом столе.

— Новое поколение, — продолжал Корнуоллис, — и Бонапарт, и Эмбер, и все прочие из Парижа. Бедняга Эмбер, человек он весьма незаурядный, а попроси его расписаться, так он вряд ли сумеет. А человек весьма незаурядный.

— При Баллинамаке он действовал не лучшим образом, — вставил Уиндэм.

— Да что Баллинамак! В Ирландии загубили свое доброе имя и другие полководцы: Эссекс, Рали, этот испанец Лаузун. Жаль, что Лейка запомнят по Каслбару, а не по более звучному названию, скажем Рамийи, Мальплаке, Йорктаун. Я же свое доброе имя намерен сохранить. Ирландии, господин Уиндэм, нужны перемены, и незамедлительные. Слишком часто и слишком долго ограничивались мы полумерами. Нам это слишком дорого обходится. Тем более что вот-вот нагрянут французы. Ирландия должна стать частью Британии. Нужно разогнать их прогнивший парламент, привязать к нам страну железными цепями. Так мыслит Питт, так мыслю я.

— Трудная задача, сэр.

— Вы так думаете, господин Уиндэм? Может быть. Может, у нас недостанет ума сотворить новую Ирландию, но старую мы разрушим. Для этого нужно побольше эшафотов да людей вроде Денниса Брауна.

ДОРОГА ИЗ КАРРИКА В КАСЛБАР, СЕНТЯБРЯ 17-ГО

В Мейо Деннис Браун возвращался вместе с армией генерала Тренча. Сам генерал, судья менее взыскательный, чем Корнуоллис, счел Брауна на редкость симпатичным человеком. Конечно, он каждым волоском своим — ирландец, готов сыпать добродушными шутками и расчетлив, язык изыскан, под стать языку сэра Люция О’Григгера, героя «Соперников», хотя, конечно, и сам автор — Шеридан — тоже ирландец, по слухам, он говорил с ужасным акцентом.

С этим вопросом он и обратился к Брауну. Они ехали в открытом экипаже по прямой наезженной дороге к северу. Впереди них и позади двигалась кавалерия: цокали копыта, бряцали сабли. Далеко отстала пехота и еще дальше — обоз, в котором на телеге везли в Каслбар на суд пятерых узников.

— Акцент у Шеридана? — удивился Браун. — Вам, очевидно, рассказали про другого. Ведь Шеридан обучался в школе Уайта на улице Крафтон, а там из вас любой акцент выбьют, учеников, как нерадивых слуг, порют. А мы с вами едем в край, где заслушаешься, как говорят, что ни слово, то чеканный трилистник.[33]

— Чеканный трилистник, — повторил Тренч. — У вас, господин Браун, у самого речь отменная.

Достопочтенный Деннис Браун — член ирландского парламента, Верховный шериф Мейо, брат лорда Алтамонта.

— А с чего бы мне быть косноязычным? Мейо — край и мой, и моих предков с елизаветинских времен.

— И теперь в вас ирландского больше, чем в самих ирландцах.

— Вот именно, генерал. Верно подметили. — Он протянул короткую крепкую руку и указал коротким пальцем на дом-крепость на пригорке, полускрытый деревьями. — Там усадьба Джеффри Роджерса. Его предки пришли с королем Вильгельмом сто лет назад. До Браунов им далеко. Еще лет сто пройдет, тогда удастся сделать из них достойных ирландцев. — Деннис Браун, магистр искусств, окончил Оксфорд, владеет греческим языком, написал несколько цветистых, но изящных по слогу статей, защищая права католиков.

— Я, господин Браун, честно признаюсь: народ ваш мне нравится, но порой я не могу его разгадать.

— Что ж здесь удивительного? Мы и сами-то себя разгадать не можем. Весь мир, глядя на нас, лишь плечами пожимает.

— Сколько доброй и щедрой души в людях, крестьяне веселы и уважительны, и вдруг — на тебе! — такое жуткое кровавое побоище.

— Ну, это иное дело, генерал, совсем иное. Жестокость и злоба — это, так сказать, другая сторона медали, тоже у нас в характере. Вы верно подметили. — И Браун искоса взглянул на Тренча. Не слишком ли много он позволил себе с генералом? Впрочем, с таким все позволительно. — Мы напитаны злобой, ровно ядом, она изъязвляет наше тело огромными безобразными фурункулами.

— Может, вам нужна хирургическая помощь?

— Так мы ее от вас и получили. Лучшего, чем вы, хирурга, мы не знавали со времен короля Вильгельма.

— Но хирурги не лечат от недугов, — задумчиво произнес Тренч. Мудрый солдат. — А вам бы лекаря со снадобьями. Кровопускание, даже в лучшем случае, средство малоубедительное.

— Истинно, истинно так, генерал. — Вот где кроются корни ирландских противоречий: генерал с задатками писателя. А почему бы и нет? Написал же Бургойн[34] пьесу.

— А что вы, господин Браун, сами думаете по этому поводу? А то слушаете, как чужак с важным видом разглагольствует о вашем народе.

— Помилуйте, какой же вы чужак, генерал? Вы нам желанны, как весенний первоцвет. — Браун погладил рукой темный полированный бок экипажа. — С месяц назад я был в Голуэе, с Атлантики дули страшные ветры, в Мейо хозяйничали мятежники. Да без Британской армии эта страна захлебнулась бы в собственной крови. Что толку от ополченцев да йоменов. Парламент в Дублине горазд только красивые речи говорить, а порядок здесь наводит Британская армия. В конечном счете.

— Вы, господин Браун, член этого парламента?

— Совершенно верно. И мой брат тоже.

Правда, заседаем порознь: один в палате лордов, другой в палате общин. Большое, серого камня здание, плавные величественные линии, напротив колледж Святой Троицы.

Парламент от колледжа — рукой подать, а от разума да учености — за тридевять земель.

Джонатан Свифт — самолюбивый бедняк, дальний родственник сэра Уильяма Темпла. Его, точно лиса из предания о спартанце, грызло тщеславие. Англия же манила властью, могуществом, знатными знакомствами. А поманив, в конце концов бросила его, отослав восвояси — прах его в соборе Святого Патрика. Что ж, поделом ему.

— Объясняйте, господин Браун, объясняйте, — разохотился Тренч, — открывайте тайны своей страны перед несчастным и невежественным англичанином.

— Только великому мудрецу это под силу, — ответил Браун. — Похоже, лорд Корнуоллис воображает, что разгадал суть наших бед и нашел выход — единение с Англией.

— Вот как! Об этом и впрямь уже поговаривают. А вам он сказал об этом лично?

— Он намекал не раз, и всего лишь. Ох и хитер же он!

— Возможно, это решение и впрямь лучшее, — рассудительно покачал головой Тренч, — наши братские королевства объединятся. Такое уже раз себя оправдало — мы спасли Шотландию.

Браун онемело воззрился на него — столь тонкую иронию ему не понять.

— Трудное, однако, дело, — продолжал Тренч. — Не все ирландцы принимают наши доводы, хотя они и убедительны. У вас в парламенте головы горячие.

— Головы-то горячие, да карманы пустые, — хмыкнул Браун.

Пусть Тренч сам разгадает эту загадку. Корнуоллис в ней мигом разобрался. Большая у него голова, большой и ум. Рядится в деревенского простачка, а сам хитрец: мягко стелет, да жестко спать. Он знает свою цель и как ее добиться. Навеки усмирить Ирландию. Знает он и на кого опереться. Этот-то генерал сущее дитя во всем, что не касается его барабанов и мушкетов.

— Так что же, их подкупить? — удивился Тренч. — Можно ли подкупить целый парламент?

— Можно, и притом дешево. С ними нетрудно сторговаться. Посулите им пенсии, доходные посты, титулы.

— И неужто они тогда проголосуют за роспуск своего же парламента? За уничтожение своей родины?!

— Господи, да найдутся еще и такие, кто пожалеет, что у них, кроме родины, продать нечего.

Например, Дик Мартин из Баллинахинча, что в диком краю Коннемара. У него во владении тридцать квадратных миль топей, заселенных тетеревами да фазанами. Пол в конюшне у него выложен зеленым коннемарским мрамором — цветом что бездонный океан, хотя имение заложено и перезаложено у дублинских ростовщиков. Не сегодня завтра он разорится; случись один-два неурожайных года — и вовсе по миру пойдет. Мартин с великой охотой продаст свой парламентский голос, еще шляпчонку сдернет да поклонится. И сотни других тоже. Правда, в этом-то году урожай на славу. Стога в поле золотом на солнышке горят, земля отдыхает: к осени сил набирается. Лет двадцать такого урожая не было, и надо ж, крестьяне из Мейо махнули на этот урожай рукой и пошли под французское знамя с благословенья своих пустозвонов попов. Да кое-кто из учителей им подпевал, одного такого мы везем в Каслбар. Богом клянусь, за все они заплатят.

— Разумеется, если, конечно, это в интересах вашей страны. — Тренч будто и не понял грозных слов, успокоив тем самым свою совесть. — Точнее, в интересах наших стран.