Александр Музафаров - Семейные драмы российских монархов

• Название: Семейные драмы российских монархов
• Автор: Александр Музафаров
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4841-6

Семейная жизнь государя — его личное дело или долг перед всей династией и его поддаными? Потребовалось целое столетие дворцовых переворотов и смут, чтобы русские цари поняли, что их семейная жизнь — важнейший фактор устойчивости всей конструкции монархической государственности, живой пример для подданных. Как семейные драмы российских монархов оказывали влияние на ход русской истории — рассказывается в очередной книге из серии «Тайны Российской империи».

---

Несколько минут длилось это противостояние мятежных гренадер и сапёров. На стороне восставших было и численное преимущество, и пехотному бою они были обучены, несомненно, лучше. Но, видя решимость верных присяге солдат, мятежники не выдержали и отступили к Сенатской площади.

Уже после подавления восстания, вечером 14 декабря, государь нашёл время выйти к верным сапёрам и поблагодарил их за верность: «Если я видел сегодня изменников, то с другой стороны видел также много преданности и самоотвержения, которые останутся для меня всегда памятными».

Первым делом нового царя по восшествии на престол стало расследование истории заговора, поставившего империю на грань катастрофы. Цесаревич Константин, узнав о событиях в Петербурге, требовал расследования без остановок, «пока не будет найдена исходная точка всех этих происков». Да и сам государь был поначалу намерен «дойти до дна этого озера».

Однако, хотя расследование длилось более полугода и велось весьма тщательно, никаких высокопоставленных покровителей декабристов оно не выявило. Всего к делу было привлечено 570 человек — именно столько фамилий содержится в составленном Александром Дмитриевичем Боровковым, секретарём следственной комиссии, справочнике, озаглавленном «Алфавит членам бывших злоумышленных тайных общества и лицам, прикосновенных к делу, произведённому высочайше утверждённою 17 декабря 1825 года Следственною комиссиею». Именно поэтому во многих советских книгах можно встретить упоминание о 570 заговорщиках.

Однако в свой «Алфавит» пунктуальный секретарь заносил не только тех, в отношении кого велись следственные действия, но всех, кто так или иначе упоминался в ходе расследования. Например, там упомянуты лица, умершие задолго до 1825 года. Изобличённых заговорщиков было гораздо меньше. К концу следствия в распоряжении комиссии оставалось 189 человек, из которых 11 были освобождены без всяких последствий (до этого в ходе следствия было освобождено более 150 человек, арестованных по ложным доносам или в следствие ошибки), 57 человек были подвергнуты разного рода дисциплинарным и административным взысканиям — административному аресту, переводу из гвардии в армию, увольнению со службы и т.д. — и 121 человек изобличённых мятежников был предан суду. Верховный суд, действуя на основании законов Российской империи, вынес следующий приговор: 5 человек были осуждены «вне всяких разрядов» и приговорены к смертной казни через четвертование; 31 — к смертной казни путём отсечения головы, остальные были приговорены к лишению чинов и дворянства, каторжным работам и высылке в Сибирь.

Приговор поступил на утверждение к государю, и Николай Павлович, который в прогрессивной, а потом советской историографии был заклеймён как «кровавый деспот», существенно смягчил наказание осуждённым. Царь сразу же отменил такие формы смертной казни, как четвертование и отсечение головы{47}, 31 мятежнику смертная казнь была заменена на каторжные работы, многим заметно сокращены сроки каторги, некоторым каторга была заменена ссылкой, ссылка — разжалованием в солдаты. Лишь пятёрке самых отъявленных злодеев государь не изменил приговор, оставив его на усмотрение Верховного суда.

Суд не счёл возможным помиловать эту пятёрку, и они были казнены 13 июля 1826 года. Либеральная дореволюционная, а потом и советская историография сделали из этой пятёрки мучеников революционного дела, символ всего декабристского движения. Но вопрос, почему именно эти пять человек были выделены из более чем сотни осуждённых и поставлены «вне всяких разрядов», практически не рассматривался.

В отношении троих казнённых — Сергея Муравьёва-Апостола, Михаила Бестужева-Рюмина и Петра Каховского — главным аргументом, по-видимому, послужило то, что они не только приняли участие в заговоре и мятеже, но и лично обагрили свои руки кровью. Муравьёв-Апостол и Бестужев-Рюмин лично расправились с командиром Черниговского пехотного полка подполковником Гебелем{48}. Пётр Каховский 14 декабря на Сенатской площади подлым выстрелом в спину убил генерала Милорадовича, пытавшегося уговорить солдат прекратить мятеж, а до этого — полковника Стюрлера, командира Лейб-гвардии Гренадерского полка, пытавшегося удержать своих подчинённых от мятежа.

Павел Пестель участия в восстании не принимал. Его взгляды были настолько жестокими и настолько крайними, что собственные товарищи «сдали» его властям ещё до всякого выступления. В ходе следствия, помимо участия в заговоре, были вскрыты и многочисленные факты, говоря современным языком, «злоупотребления служебным положением» командира Вятского пехотного полка.

Но интереснее всех — отставной поручик и правитель канцелярии Российской-американской компании Кондратий Рылеев. В приговоре суда мы читаем следующее:

«Умышлял на Цареубийство; назначал к совершению оного лица; умышлял на лишение свободы, на изгнание и истребление ИМПЕРАТОРСКОЙ Фамилии и приуготовлял к тому средства; усилил деятельность Северного общества; управлял оным, приуготовлял способы к бунту, составлял планы, заставлял сочинить Манифест о разрушении Правительства; сам сочинял и распространял возмутительные песни и стихи и принимал членов; приуготовлял главные средства к мятежу и начальствовал в оных; возбуждал к мятежу нижних чинов через их Начальников посредством разных обольщений и во время мятежа сам приходил на площадь».

Если мы же посмотрим на биографию Рылеева, то увидим несколько интересных моментов. Кондратий Фёдорович родился в 1795 году в семье мелкопоместного дворянина, который служил управляющим у княгини Голицыной, окончил кадетский корпус, служил артиллеристом (1814–1818), потом отставка, служба по гражданскому ведомству в Петербургской уголовной палате, а с 1824 года — в Российско-американской компании, причём сразу на высокой должности правителя канцелярии.

С 1819 года Рылеев становится известен как литератор, сотрудничает с ведущими столичными литературными журналами, а с 1823 года совместно с А.А. Бестужевым (Марлинским) издаёт журнал «Полярная звезда» — сугубо литературное издание, далёкое от всякой политики.

В начале 1823 года Рылеев вступает в Северное общество и неожиданно быстро становится одним из его руководителей. Вместе с князем С.Н. Трубецким и А.А. Бестужевым входит в состав его руководящего органа — Верховной думы, а в 1825 году избирается единоличным диктатором. (Незадолго до восстания передал этот пост С.Н. Трубецкому.)

Удивительная для заговорщика карьера! Худородный дворянин, не служивший в гвардии, подвизавшийся на презираемой аристократами судебной службе, а потом и вовсе ушедший в коммерцию, из всех достоинств которого можно с уверенностью назвать лишь поэтический талант, едва войдя в круг заговорщиков, тут же становится вождём и начальником. Для сравнения — тот же князь Сергей Трубецкой, гвардии полковник и адъютант Главного штаба, участник войны 1812 года, заграничных походов, неоднократно отмеченный за храбрость на поле боя. В тайных обществах состоял с 1816 года. Стихов, правда, писать не умел…

Чем объяснить такое возвышение Рылеева? Но это ещё не все загадки. В начале декабря 1825 года Рылеев серьёзно заболевает, а его квартира становится штабом заговора (мятежники приходят под благовидным предлогом проведать больного). Руководящие полномочия он передаёт Трубецкому и непосредственно в день восстания особой роли не играет. Он метался по Петербургу, то заезжая к мятежникам на Сенатскую, то «объезжая казармы полков, ища подкреплений». Деятельность была суматошной, но совершенно неэффективной, верные правительству войска уже были стянуты в центр города, да и в казармы штатского барина никто бы не пустил…

Арестован был в первую же ночь после провала мятежа и с самого начала стал давать чистосердечные показания. По свидетельству многих, искреннее чувство христианского раскаяния в содеянном, охватившее Рылеева после ареста, тронуло самого государя, и он обращался с ним милостиво.

И вдруг — «поставлен вне всяких разрядов» и приговорён к смертной казни через четвертование.

Странно. Вот сопредседатель Рылеева по Северному обществу А.А. Бестужев, штабс-капитан Лейб-гвардии Драгунского полка, активно участвовал в бунте, неотлучно был на Сенатской площади, пытался возглавить контратаку мятежников на правительственную артиллерию. Приговорён по первому разряду, императором казнь заменена каторгой, потом высылкой рядовым на Кавказ, участвуя во многих стычках и боях с горцами, заслужил Георгиевский крест, чин унтер-офицера, а потом и прапорщика, то есть вернул себе дворянство. Его повести под псевдонимом Марлинский снова стали появляться в печати. В 1839 году погиб в бою на мысе Адлер.

Может быть, дело в личности Рылеева? Может быть, он был прирождённым вождём-революционером, русским Дантоном, а то и Робеспьером? В мемуарах декабристов о его личности написано весьма немного (что неудивительно, учитывая его позднее вступление в организацию). С их страниц встаёт образ увлечённого, но добросердечного и мягкого человека, для которого семейное счастье важнее любых потрясений. Об этом же говорят и его показания на допросах. Полное раскаяние читается и в последнем письме несостоявшегося диктатора супруге: