Марк Гроссман - Капитан идет по следу

• Название: Капитан идет по следу
• Автор: Марк Гроссман
• Издательство: Не указано
• Жанр: Детектив
• Год: 2011

---

Смолин пригласил кузнеца к себе.

У Ососкова было непривлекательное лицо: под редкими, будто выгоревшими бровями тускло светились узкие покрасневшие глаза.

Он легко приподнял с пола большой чемодан и прошел в комнату.

Опустив ношу, кузнец исподлобья осмотрел стены, не найдя нигде таблички «Не курить», потянулся за папиросами.

— Садитесь, Андрей Егорыч, — пригласил его Смолин, — и расскажите нам, зачем отправились в город? Вы приехали сюда третьего. Сегодня одиннадцатое. Что делали здесь эту неделю?

Кузнец свел брови к переносице, размял большими задубевшими пальцами папиросу и поднял глаза на капитана:

— А это, я полагаю, мое дело.

— Не совсем. Вы должны понимать, мы зря спрашивать не будем.

Кузнец болезненно прищурил глаза:

— Тогда поясните, зачем привели?

— Я сказал: мы должны знать причину отъезда.

— Ну, что ж, пишите, — насмешливо произнес кузнец. — Приехал лечиться.

Чтобы выиграть время после этих неожиданных слов, Смолин задал первый пришедший в голову вопрос:

— Что случилось, Андрей Егорыч?

— Глазами болен.

Смолин, заполняя протокол, вполглаза наблюдал за Ососковым. Кузнец мрачно курил и не глядел на капитана.

— Поехали сами? Врач направил?

— Врач.

Кузнец раздраженно достал бумажник и выудил из него аккуратно сложенные бумажки.

Справки из больницы свидетельствовали, что Ососков в течение недели лечился от конъюнктивита.

— Почему же ваша жена не знает, где вы и зачем уехали?

— Тьфу, старая дура! — неожиданно выругался кузнец. — Она, видно, и надула вам в уши: муж исчез!

И, повеселев, добавил:

— Я думал, дела на час, а вышло — неделя. Пришлось у сестры пожить.

— Может, и так, — неопределенно откликнулся Смолин. — Откройте, пожалуйста, чемодан.

Желваки на скулах Ососкова нервно задергались, но он не стал возражать и откинул крышку.

В чемодане, над свертками шелка, лежала толстая пачка денег.

— Странно, Андрей Егорыч. Едете лечиться и покупаете шелк? Откуда деньги? Вы же заняли червонец, чтобы добраться сюда.

Ососков внезапно встал со стула, подошел вплотную к Смолину, и зрачки на лице кузнеца почти исчезли под воспаленными веками.

— Что ты меня грызешь, как ржа железо? — угрожающе спросил он и добела сжал пудовые кулаки.

Сейчас же рядом с Ососковым вырос Анчугов, сказал подчеркнуто вежливо:

— Сядьте, Андрей Егорыч. И отвечайте на вопросы честью. Мы ничего обидного не говорим.

— Гладко стелешь, да кочковато спать, — усмехнулся кузнец. — Деньги шабра Сартакова. На мотоцикл давал. И шелк — ему.

Анчугов вопросительно посмотрел на Смолина, и капитан, поняв его взгляд, кивнул головой:

— Поезжай, Иван Сергеевич.

— Я хотел бы задать вам еще один вопрос, Ососков, — сказал Смолин, когда дверь за Анчуговым закрылась. — Покойный Агулин был, кажется, вашим другом?

— Был.

— Почему же вы не помогли тушить пожар, когда горел его дом?

Кажется, только теперь кузнец стал догадываться, почему его задержали и привели в милицию. Он опустил голову на ладони и сказал хрипло и расстроенно:

— Болен. Понимаете? Глаза болят!

Смолин попросил кузнеца подождать у дежурного.

Через час вернулся Анчугов. Он успел побывать в поселке и в областной клинической больнице. Все, что говорил кузнец, оказалось правдой.

Первая версия оказалась несостоятельной.

Странно, но слова лейтенанта обрадовали Смолина. Ему почему-то стало приятно, что этот мрачноватый и нескладный человек оказался невиновен, и первая же проверка убедила следователя в этом.

Пожав Ососкову руку, Смолин сказал весело и совершенно искренне:

— Поезжайте, Андрей Егорыч, к своей жене и больше не беспокойте ее внезапными отъездами!

Послав Анчугова к дому часовщика сфотографировать следы автомашины, о которых звонили из автоинспекции, капитан уехал в поселок.

Еще около двух дней ушло на проверку второй догадки.

Часовые мастера Беловол и Трубников тоже оказались невиновны. Привезенные к Смолину участковым милиционером, они сообщили, что между девятью и двенадцатью часами ночи второго июня были в гостях у знакомых на другом краю поселка.

Смолин поочередно вызвал на допрос всех людей, бывших в ту ночь на вечеринке. Он подробно спрашивал у каждого из них, кто во что был одет, кто за кем пришел и ушел из дома, что говорили. Все свидетели отвечали похоже.

Сомнений не было. Все это бесспорно доказывало алиби часовщиков.

Оставался Третьяк.

Его задержали на городской толкучке. Сидор — длинный и нескладный человек — похаживал по базару, посвистывал, отчего на его шее постоянно двигался кадык. Третьяк, должно полагать, чувствовал себя здесь, как зяблик в конопле. Он переталкивался с людьми и сыпал прибаутками.

Увидев перед собой капитана милиции, Сидор взял под козырек, сказал что-то такое относительно своей любви к работникам порядка и очень удивился, узнав, что работники эти пришли сюда именно за ним.

— Вот те и раз! — бормотал Третьяк, семеня впереди Бахметьева. — Век живи, век тужи, помрешь — повеселеешь!

Потом Сидор сделал вид, что ему грустно и стал уверять Бахметьева, что житейское море преисполнено подводных каменьев и что ему, Сидору Третьяку, везде плохо и негде жить.

Развалившись в машине и покуривая дешевую папироску, Сидор насмешливо бормотал:

— Господи Иисусе, — вперед не суйся, назади не оставайся, а в середке не болтайся. Разве ж угодишь начальству?

У Смолина он браво вскинул ладонь к кепочке и отрапортовал:

— Сидор Михеев Третьяк, образца одна тыща девятьсот четырнадцатого года. Несудимый.

— Зря.

— Что зря? — забеспокоился Третьяк. — Несудимый?

— Зря шумите. Мозоли на языке натрете.

— А-а, — успокоился Сидор. — Помолчать могу.

Смолин присматривался к этому пожилому шатуну и видел, что за маской веселого и спокойного человека проглядывает на его небритом лице страх.

Остановившись против Третьяка, капитан спросил:

— Профессия у вас есть? Специальность какая-нибудь?

— А как же? Часы делаю.

— А кровь откуда?

— Какая кровь?! — испуганно отступил Третьяк. — Сурик или эмаль — может, а кровь, — откуда же кровь?

Искоса осмотрев рукава и лацканы истертого пиджака, на которых запеклись бурые пятна, Сидор неожиданно улыбнулся, показывая стальные зубы:

— Озадачили меня, как поленом в лоб. Это подрался я. Из носа текло.

Поглядев на Смолина и ничего не прочтя на его лице, Третьяк вздохнул и стал аккуратно выворачивать карманы брюк и пиджака. Он выложил на стол Смолина разные отверточки, напильнички, крохотные кусачки и многое множество других часовых инструментов. Сверху поместил зеленую трехрублевую бумажку и развел руками:

— Все.

— Откуда инструмент?

— Батин подарок. С детства таскаю.

Отправив Третьяка к дежурному, Смолин поехал в поселок. Пробыв около получаса в больнице, капитан остановил машину у дома кузнеца Ососкова.

Дочь Андрея Егоровича — единственный человек, видевший, как ночью из калитки Агулина выходил неизвестный, готовилась к экзаменам и сначала отказалась поехать с капитаном. Но отец молча взглянул на нее из-под жидких бровей, и девушка проворно направилась к машине.

У дежурного по управлению девушка мельком взглянула на Третьяка и вышла к Смолину, ожидавшему в коридоре.

— Он, стало быть, и есть, — неуверенно сказала она. — Его фигура. А там кто знает?

Поднявшись к себе, капитан вызвал задержанного.

— У меня к вам всего один вопрос, Сидор Михеевич. Вы лечились в поселковой больнице. Меня интересует, что вы сдали кастелянше на хранение?

Третьяк, загибая пальцы, охотно стал перечислять свое немудрое имущество. В числе сданных вещей он назвал и часовой инструмент.

Тогда Смолин дал ему прочесть справку больницы. Кастелянша удостоверяла, что на склад были приняты только одежда и дешевые карманные часы.

Кое-как осилив по слогам бумажку, Третьяк обеспокоенно вытянул шею и задергал кадыком.

— Вишь ты какое делю, — забормотал он, — я инструмент этот с пиджаком сдал. Вот как.

Смолин пристально всматривался в лицо этого человека, не то превосходного артиста, не то безнадежного дурака, счастливого своей глупостью.

Вечером эксперты-биологи сообщили Крестову, что кровь на пиджаке Третьяка принадлежит человеку и относится к третьей группе.

Такая же группа крови, как свидетельствовала старая справка из поликлиники, была у мастера Агулина.

Кажется, можно было забыть о неудачах с первыми двумя догадками и теперь сосредоточить все усилия на Третьяке. В пользу этой версии говорило и то, что подозреваемый не мог сообщить ничего путного о том, где он был в полночь со второго на третье июня.