Татьяна Мудрая - Мириад островов. Строптивицы

• Название: Мириад островов. Строптивицы
• Автор: Татьяна Мудрая
• Жанр: Фэнтези

Мириад островов — пятнадцать лет спустя.

---

— Держись за мной, — скомандовала Барба, поглубже натягивая капюшон. — Спасибо догадались приодеться.

— Отчего тут такая пакость? — риторически спрашивала Олавирхо, шаг в шаг следуя за сестрой. — Фонари не горят, жижа под ногами, морось над головой, гниль на стволах, то есть на камнях — криминальная осень, в общем. Не такую жертву, как надо, принесли?

— Олли. Ты помнишь, чего захотел хозяин замка Шарменуаз? Н расставаться с погибшей дочкой.

— Но ведь никто не знает, где они с подругой, — ответила та. — Они же получили свободу.

— Неважно. Не расставаться, я думаю, пока он сам того желает. И она. Не оковы, а сердечные узы, понимаешь? А вот второй папочка хотел лютовать — и лютует. Гребли рвёт, берега подмывает, сквозь камень просачивается — и вряд ли его даже Повелитель Сов может от такого удержать. Или хочет.

— Барба, — с лёгкой укоризной проговорила Олли, — вот уж не думала, что ты веришь в потусторонние силы и прочую ерунду.

— Шутишь? По-моему они, эти силы, как раз обретаются по сю сторону. Вот эту самую. И хотят нас о чём-то предупредить.

— Угу. Темно и многосложно, как обкуренная пророчица.

— Вовсе нет. Как рутенский писатель, который сочиняет в стиле, как его? Арт Нуво? Модерн? А, нет. Постмодернизма.

— Помню-помню. Пелевин. Главное увлечение мамы Гали в юности, — Олавирхо чуть притормозила, и сестра невольно обернулась к ней. — И что ты, умница, вычитала из местного фольклора?

— Нам стоило бы взять своё силой. Как те юнцы-соперники. Мы едины в двух лицах. Как те самые девушки. От нас ждут, чтобы мы сотворили обряд. И лучше бы оно было в башне Октомбер, куда мы направляемся, чем в замке Шарменуаз, где так много добрых голосов.

— Которые так усердно нас поучают, — Олли хмыкнула. — И бескорыстно, между прочим.

Перекидываясь репликами, они двигались чуть медленнее, чем им хотелось, — или коридор был более грязен и неудобен, чем первый.

— Барба, а ведь лестницы здесь нету, — наконец сообразила Олли. — Небольшой подъём разве что.

— Тебе непременно хочется иметь зеркальное отражение прошлого пути? — возразила сестра. — То есть спотыкаться на осклизлом камне и пересчитывать пузом ступеньки — значит быть уверенной в том, что тебе сказали правду, а приличная дорога обличает наглое враньё?

— Барб, не умничай. Я подумала — а не пропустили мы в темнотище настоящий подъём?

— «Пляшут тени на стене,
Ничего не страшно мне.

Лестница пускай крута,
Пусть опасна темнота, —

Всё равно подземный путь
Приведёт куда-нибудь»,

— процитировала младшая сестра.

— Ого. Заклинание? — спросила старшая.

— Гримуар белого графа Калиостро, переложенный на русский язык красным графом Алексеем Толстым, — с важностью пояснила Барбара.

И, как ни удивительно, в этот самый миг случились три вещи.

Факелы дружно потухли.

Сами собой заработали динамки карманных фонариков, карманы курток засветились красным, как глаза вампира.

И в их свете глазам девушек предстала лестница.

Не такая широкая, как на том берегу, но с ровными ступенями, оклеенными по наружному краю шипастой противоскользящей лентой.

Когда девушки стали на первую ступень, вверху открылась дверь, и лестница плавно заскользила по направлению к арке.

— Все рутенские чудеса похожи на хорошо отрепетированный фокус, — с лёгким презрением сказала Барбара. — Чистой воды трюкачество.

— И кроме того, эскалатор шумит, — поддакнула Олли. — А фотоэлементы потрескивают.

Лестница, сложившись в ровную линию, скользнула во входной проём и застыла. Но едва девушки сошли с неё, неторопливо, будто внутри был замурован маятник, откачнулась и поехала назад. Уперлась где-то в глуби в невидимое препятствие и слегка вздрогнула, утверждаясь на месте.

— Может быть, мамы-Галины соплеменники и не приложили к этому лапу, — предположила старшая. — Говорят, их чудесные лестницы часто заедает или они схлопываются. Вытягиваются в струнку.

— Угу, чувствуется конструктивная основательность, — согласилась младшая. — Или капля горячей крови хозяина.

Всё это самое время обе неторопливо озирались вокруг при свете фонариков, как-то внезапно накопивших энергию и отдающих её с усердием двойного солнца. Если принять за гипотезу утверждение об изначальном тождестве башен, то из этого следовал вполне определённый вывод: здесь была часть круговой анфилады. Но никак не вестибюль, вопреки всякой логике. Слишком много серых домотканых половиков, брошенных на дорогой мозаичный пол (мрамор, орлец, яшма). Избыток ниш в стенах — они казались двойной шеренгой родовых портретов, вынутых из рам полированного дуба, только сейчас из них глядела темнота. Мебель, нисколько не производящая впечатления функциональной, — так невелика по размеру, что добрая треть удельного веса приходилась на сквозную резьбу, объёмную вышивку и прочие смысловые загогулины.

Откуда взялось это слово — смысловые?

Олавирхо сказала:

— У тебя тоже такое чувство, Барба, что вся эта красота по внешности непригодна для использования, зато порывается что-то сказать смотрящему?

— Воплощение текста, — ответила сестра. — Нет, не так: сам текст для умеющего воспринять. Неслышный зов. Оттого и не следует ожидать привидений.

— М-м?

— Они удалились, испуганные ремонтом. Шучу. Теперь вещи и в самом деле отвечают сами за себя и говорят с нами без посредников.

— А мы, получается, перешли-таки на другую сторону зеркала?

— Отчего ты говоришь о зеркалах?

— Барба, кто у нас умён — я или ты? Вот ты и соображай, что ненароком ляпнула твоя сестричка.

Барбара коснулась выпуклого парчового медальона на мебельной обивке:

— В нашей башне ни один раритет не имел души. Её, похоже, приходилось привносить и даже запирать. А здесь живут…

Она замялась.

— Если это Зазеркалье — то чистейшие души? — рассмеялась Олавирхо. — Но какие плотные и искусно пересотворённые!

— Получившие жизнь от творца. От такого предостерегают в Сконде: не изображай зверя и человека, ибо они потребуют от тебя душу и разорвут, желая поделить меж собой.

Тем временем анфилада разворачивалась перед ними страницей прекрасного свитка. Здесь было то же, что в замке Шарменуаз, кроме оружейной палаты, на месте которой возникли бальная зала, парадная столовая, вся в гобеленах, комната для музицирования и прочих театральных действ, тоже затянутая ткаными узорами и картинами, а также кладовая для припасов, которые не нуждались в погребном холоде. Стол, несмотря на размеры, не производил сколько-нибудь внушительного впечатления, потому что был хитроумно вырезан в форме гигантского дубового листа, только что без черенка. Кресла, которые могли закрыть углубления в торце столешницы, отсутствовали напрочь, а фарфоровая посуда в хрустальной горке светилась, как зубы в щербатом рту. Струнные инструменты были много мельче клавесина или арфы и расставлены по концертном зале так, чтобы создать впечатление густой населённости, — но не создавали. В гардеробной, куда девушки зашли, чтобы при случае знать, во что переодеться, так же было с сундуками: вещей было немного, хоть и отменного качества, и хотя не все отчётливо мужские, но и на женские не слишком похожи.

Кухня была пуста, как городская площадь без торговых рядов и эшафота. Шмыгали по углам задумчивые мыши, ящерка взирала на путешественниц с потолка, голубоватые лучи фонариков отражались в выпуклых глазах, падали на медные и мраморные плиты.

Также прискорбно пустовала выгороженная из анфилады клетушка, откуда низкие ступени вели на перемычку, соединяющую башни.

Зато ванная комната, хоть невелика и пропахла не стиркой и мытьём, а — по неясной причине — готовкой, казалась ещё и покруче той, что в замке Шарменуаз. Помимо каменно-керамического биде и душевого поддона — оба явно рутенской работы, — она вмещала плоскую алебастровую посудину на ножках, где при надобности могли плескаться несколько человек. По всей видимости, внизу находилось целое подземное озеро кипятка, холодную же воду брали, похоже, прямо из Игрицы — пахла не серой, но грозовым облаком и молниями. Чтобы прийти к такому выводу, пришлось как следует повертеть серебряные краны — Барбара даже испугалась, что гул хлещущей в широченную лохань струи разбудит обитателей.

Но пока они не появлялись: будто кастеллан и прочие слуги в самом деле исчезли где-то во внешних краях или испарились в самом переходе.

И вещи могли без помех и лишних свидетелей говорить своими беззвучными голосами, шелестом осыпающейся штукатурки, свистом сквозняков и дребезжанием стёкол.

— Всё здесь тоскует, — проговорила Олли. — Устало держать себя в надлежащей форме. Ты чувствуешь?