Татьяна Мудрая - Мириад островов

• Название: Мириад островов
• Автор: Татьяна Мудрая
• Жанр: Фэнтези

Роман сюжетно связан с циклом «Меч и его Люди», но в него не входит. Действие происходит вскоре после женитьбы короля Кьяртана («Король и Лаборанта») но до событий «Камня Большого Орла» и посвящён молодости Барбе Дарвильи, сына кузнеца Брана.

---

Подбил подушки повыше, утвердил в них.

— Теперь быстро на поправку пойдёшь. Уж я-то знаю, прежней гильдейской науки не растерял.

— А кем ты был, Икрам?

— Мейстером, если слышала и не забыла. Приговоры исполнял. В Сконде это служба воинская, хоть и скимитар мой поширей всех ихних. Почётная.

— Почётная? То-то в отшельники с неё захотелось. Помню я те твои слова.

— Помнишь, — кивнул он, отнимая от её губ опорожнённую чашку. — Только не так понимаешь. Не больше мне каяться, чем тем, кого я к небу поднимал и отправлял на Блаженные Поля без тяжёлого скарба.

— Но ты жизни отбирал, — Галина оперлась о постель обеими руками.

— Не безвинные, однако.

— Если ошибка?

— Ошибаются судьи. Их и ответ. Мешаться в их дела казнителю не пристало. Хотя и своё разумение у нас есть тоже — мы ведь в Хельмутовой школе обучались. Не причиняй лишней боли. Не бойся огласить сомнение. Если все-таки идёшь насупротив ихних кади — готовься отвечать собой. При всём при том помни крепко: нераскаявшийся выкупает своей казнью половину греха, раскаявшийся — весь, невинный делается святым. Думаешь, врут об этом?

— Но всё равно — в Рутене говорят, что Бог дал жизнь, только он и имеет право отнять в своё время.

Икрам подбоченился:

— Так чего ж ваши лекари у него это святое право отбирают? Клянутся, что будут отстаивать жизнь страдальца до последнего? Вот и воздаётся им.

— Откуда ты знаешь?

— Не от благой жизни рутенцы вешаются, топятся, горячий свинец в себя посылают и на нашу сторону бегут. Добром их не пускаем — так с грозой сюда приходят.

«Должно быть, дела обстоят куда хуже, чем я раньше знала, — подумала девушка. — Хотя Икрам — человек простой, судя по разговору. Или хотя… он ведь почти на рубеже обосновался, ему отсюда видней. Но нет — досужие слухи, повторяет, наверное».

— Это из-за Белой хвори.

— А болесть эта по какой причине вас всех грызёт? И все другие-прочие? Вот что, напомнила. Дай-ка я на твою собственную болячку полюбуюсь. Ворочать было нельзя, так и похерили всю лечебную смазь. Сняли в тот раз повязку и позабыли.

Он зашёл со стороны подушек, выставил левую руку, согнутую в локте, чтобы девушка оперлась на неё грудью, и правой задрал на спине рубаху.

— Ну и как там?

— Веришь ли — еле видать стало твои бледные крапины. Потому что показала ты себя мужем. Но не радуйся, внутри всё то же. Ты убиваешь хворь, хворь убивает тебя — кто последним будет? Долго так может тянуться, но кончится рано или поздно.

— Утешил, — фыркнула Галина.

— А ты моему слову не верь, — дядька бережно опустил её на постель, расправил одежду, подголовье и покрышку. — Я ж по другой части специалист. Длинные рубцы, между прочим, себя куда явственнее круглых мет показывают.

— Ты что — ещё и допрашивал?

— Хочешь сказать — пытал да кнутобойничал? Да нет, можно сказать. Я ж почти сразу на Востоке оказался. После ученика, ну, чин-чином обучившись в западных краях и сдав экзамен на мастера. С несмертельным шедевром. А тут на сильные допросы полный запрет. В Вестфе и Франкии такое дознание по закону имеется, да на деле мало применяют. Всё больше чужую руку узнаю.

После таких откровений девушке захотелось вскочить с одра и бежать куда подальше. Только ноги не слушались — и ещё она внезапно сообразила, что одр был явно хозяйский, а сам Икрам ночью притулялся на полу возле печки. А ещё раньше — пожалуй, в ногах пациентки. Сторожил её сон.

— Спасибо тебе, — внезапно проговорила она.

— Да ничего, мимо проехали. Позвать тебе морского муженька? Или землянского, Рауди Красноволка?

— Рауди не муж.

— Он вроде как иначе считает. Только и крутился вокруг тебя до сегодняшнего утра, когда мэс`Орри его в охапку — и побежали вдвоём лошадей на верблюдиков менять.

— Как и планировали. Собирались. А откуда здесь эта скотина?

— Мулагры-то? Пустыня, да ещё холмистая, — всё ж не лысая коленка. Это место, где одному хорошо да привольно, одиночек же таких может быть немало. Всё пастухи диких стад и собиратели корешков. Им выгодно, чтобы их табуны охранял жеребец, а кобылы, подпущенные к верблюдикам, давали им молоко.

— А зимой как же? Снег вон за дверью.

— Почем тебе знать: может, и растаял? — старик ухмыльнулся. — Тебенюют наши скакуны и тому же пришлых обучают.

— Тебенюют — это как?

— Траву когтем скребут, копытом из-под льда выбивают.

Галина немедленно вспомнила, что на похожих лошадках Чингисхан покорил половину мира. Только что верблюды у него были другие — о двух горбах. Среденеазиатские, груженные китайской артиллерией и осадными орудиями.

За такими разговорами прошло, наверное, немало времени, потому что вскорости в пещеру забрались Рауди и Орихалхо, смеясь и азартно отряхиваясь от снега. Голос Галины, довольно-таки бодрый и звонкий, разносился, как они сказали, по всей округе.

Начались обоюдные восклицания, поцелуи, кормление с рук. Между делом Галину уверили, что её милый Сардер будет жить в холе и неге — сам себе косяк на днях сбил, а это весьма уважается в тутошнем народе. Также у неё возникло подозрение, что в здешних магических местах кое-какие виды смешиваются не по Дарвину с Менделем и Ворон — плод именно такого перекрёстного осеменения. Каковое подозрение и было тотчас высказано под безудержный и не очень искренний смех.

С тех пор жизнь и тепло, которые Галина выметнула из себя через кинжал, возвращались к ней стремительно. Сначала она поднялась и кое-как доползла до ночного «корца» самой примитивной лепки. Возможно, этот глиняный ковшик с пятнами неумелого обжига и служил когда-то мерой зерновых, но уже давно был понижен в должности. Позже девушка обшарила всё пространство пещеры, то и дело присаживаясь на каменные лари и мешки из рогожи. В дальнем углу обнаружилась глубокая лохань из драгоценного в этих местах дерева — осины трясучей. Посудина вполне годилась для постирушек и телесного помыва, чем Галина, с разрешения Икрама, и воспользовалась. С потолка, там, где он начинал переходить в стены, пучками свисали пучки трав, гроздьями — мешочки со съедобным и охотничьим припасами, миролюбивые и вечно сонные летучие мыши: она боялась, что хозяин прикармливает последних.

И, наконец, опираясь на дубовую палку с бронзовым крюком наверху, которой полагалось стаскивать вниз висячие предметы и разбивать горящие угли, и укутавшись тряпками по уши, — Галина выбралась сквозь узкий проход наружу.

У самого лаза рос вечнозелёный папоротник типа Pteridium aguillinum curiosum (то бишь «Орлиное крыло курьёзное»), настолько густой и развесистый, что напоминал пальму. А дальше начинались румяные снега внизу и утренняя заря наверху. Нежная опаловая дымка колыхалась между ними, скрывая обзор лишь наполовину…

Тут Галина поняла, отчего в Сконде говорили: «Наши горы показываются через три дня пути от границы на четвёртый, если это им угодно».

Угодно им стало только сейчас. Раньше для всех обитателей Скондии они сливались с далёким небом. Ныне облака по-прежнему стояли наверху плотной пеленой, но туман стекал по ущельям вниз, приоткрывая то срывающийся вниз гранитный склон, то забитый снегом и тенями узкий провал, то купу яркой, по виду вовсе не хвойной зелени, которая своим очертанием всё же выдавала рощу гигантских кедров или криптомерий.

Мелкая курчавая зыбь понизу обозначала или холмы, или стада, пасущиеся у основания гор — овечьи или, может быть, мулагров, — потому что иногда внезапно заострившийся взгляд вылавливал из общей массы некие нотные знаки, тёмные крючки, встающие вертикально и опадающие: шея, увенчанная горделивой головкой?

Посреди же близкой поляны выделывал брыкливые па, отбрасывая по сторонам копыта (ну и мысль подумалась, усмехнулась Галина про себя) огромный Аль-Кхураб, по самые ноздри заросший зимним волосом. Неподалёку паслись те, ради кого устраивался одиночный гон. Одногорбые и лохматые, самки напоминали среднеазиатского нара, малоплодную помесь дромедара с бактрианом. Цвет их, взять хоть шерсть, хоть кожу, был не как у Ворона: песка, глины и шлака.

— Хороши, а? — Рауди подобрался со спины, легко, чтобы не напугать и не шелохнуть, обхватил спину девушки. — Ради одной из таких прелестниц не двоих — целое войско самцов распугаешь. Вон они толпятся в отдалении, погорбатее и помохнатее своих девиц.

— Это настоящие верблюды?

— Не механизмы же.

— Я имею в виду — не помеси?

— Нет, их порода — чистая. Это Ворон родился от невысокой мулагри и мелкого, жилистого кохерта. Но всё равно малыша пришлось вырезать из утробы — иначе мог повредить матери, а то и убить. Зато родителей своих он превосходит семижды семь раз.

— Вот о чём говорила моя Орри. Помесь, лучшая из лучших.

— Она имела в виду только животных?

Галина встретилась с ним глазами — и улыбнулась. Но заговорила не о том: