Татьяна Мудрая - Сказание о руках Бога

• Название: Сказание о руках Бога
• Автор: Татьяна Мудрая
• Жанр: Фэнтези

Трое в Пещере. Конец света. Возникновение нового мира происходит в параллель с рассказом о странствиях и женитьбе юного купца на прекрасной женщине…

---

— Что запас уцелел — это не главное. Молоко будет — не пропадем ни от голода, ни от безводья, — говорил Майсара, оглаживая попеременно Варду и ее сынка. — Только беречь дитя надо. Без него она молока нипочем не даст, я ее вот как знаю.

Но сейчас — вот чудо! — молока хватило и на ее сына, и на обоих мужчин, умученных, с покрытыми коркой губами и горлом, будто стянутым удавкой. Жирного и сытного молока. Сначала они было попытались пить прямо из вымени, притворяясь верблюжатами, потом опомнились от своей дури, подобрали какую-то странного вида посудину (Камиль, уж точно, такой не помнил среди их утвари), подоили Варду и напились уже по всем правилам и без торопливости.

— Новые люди стали, — хвалился Майсара, поглаживая себя по животику, где красноречиво булькало.

Перевьючились. Чтобы не утяжелять Варде существование, кое-что добавили в ослиные переметные сумы. Хазар не проявил восторга, да и Дюльдюль попробовала обидеться, но что поделаешь! Проверили пояса. Динары, взятые, чтобы расторговаться, никуда не делись. В теперешнем положении их казалось даже в избытке.

— Какая теперь торговля. До Босры бы дойти, — сокрушенно вздохнул Камиль.

Однако лишь только путники попытались повернуть к городу, перед ними возникла невидимая и будто бы упругая стена, совершенно прозрачная: сквозь нее отлично, как через лупу, виделись монастырь, палатки и дерево пророков на фоне крошечных городских башен. Вот были они, как и песчаная окрестность, еле узнаваемы: зелень листвы ярче, войлок палаток — темнее, глина холмистых склонов совсем красна, камень монастырских стен — бел, а золото куполов небольшой церковки так и сверкало, будто после редкого в этих местах дождя. (Много позже Камиль дивился: почему они в то мгновение вообще не удивились белому камню и золотым маковкам — убогий ведь был здешний монастырь.)

— Шельмы завесили нам путь своими волосьями! — ахнул Майсара. Благоговение перед непочетной троицей сползало с него с быстротой, непостижимой уму. — То-то узлы вязали. Теперь нам туда никак не пройти.

— Что же, нельзя назад — пойдем вперед, — ответствовал Камиль без тени досады, как будто повторяя чье-то прежнее решение. — Стыда, по кайней мере, не обретем, и укора не будет.

Для его спутника это было невеликим утешением, однако делать нечего: закутались поплотнее, ибо оттуда, где только что пыхало жарой, давно валил холод, не сравнимый даже с ночным, уселись в седла, Майсара взял повод верблюдицы в руку — и тронулись потихоньку. Ибн лабун послушно затрусил следом за матерью.

О том же, что ждало их впереди, сказано будет в другой раз».

Второй день

— Славно же ты меня убаюкал, — сказала женщина, просыпаясь и закинув звенящие руки за голову. — Давненько так весело не спалось.

Джирджис приподнялся со своего места, кивнул. Речь его как-то незаметно перешла в сон; он подозревал даже, что сказка длилась уже помимо его речей и теперь зашла так далеко, что он не сможет найти оброненную нить повествования.

— Что же, тогда хватим по этому случаю твоего пещерного винца для опохмела и разойдемся по делам? Я хочу сказать — ты разойдешься.

Мальчик глянул на говорящего эти слова Уарку с подозрением, однако повиновался. В его движениях появилось нечто новое: они обрели большую свободу и в то же время крепость.

Мужчины отхлебнули по крошечному глотку, и от каждого послушно отлетело розоватое облачко, ближе к стенам и полу рассыпаясь на искорки, точно фейерверк. Это показалось женщине довольно красивым: она хотела попросить каплю для себя, но тотчас же поняла, что даже капля станет помехой в предстоящем ей испытании.

— Ты верно чувствуешь: снова ждет нас работенка, — произнес Уарка после того, как мальчик выбрался наверх. — Прошлый раз тебе не было боязно, а?

— Нет, то есть не знаю. Если бы мне хоть понять, что за действие запускается сразу, как я туда вхожу…

— Вот и глянь туда еще разок.

— А ты со мной не сможешь?

— Не смею, лапочка. Это ты у нас катализатор, а наше дело собачье: дом сторожить.

Оковы снова пали, закутанная фигура вмиг оказалась у зеркала и потом — по другую его сторону…

Здесь возвышались черные, строгой огранки колонны из непрозрачного обсидиана, расширяющиеся сверху. Своды исчезали, как бы расплывались в темноте, и эта иная чернота была бездонной. Ледяные хлопья мрака падали вниз и оседали жалящим песком у подножий. Голубоватое свечение исходило из тьмы, ни капли ее не разрежая и не смешиваясь с нею; оседало на колонны, отчего их нагота и блеск казались еще более безнадежными.

Женщина сдернула с себя сине-сизое покрывало и взмахнула им. Оно надулось, поднялось колоколом, принимая в себя влажные токи, что шли от пола, и перекрыло дорогу свечению. Вода радужно блестящими шариками скапливалась на ткани и мелкой моросью возвращалась на землю. Необъятное пространство вверху еще более отдалилось, унеслось в безбрежность. Возник мирок, с виду уютный, как парниковая теплица или шатер, незаселенный, но ждущий пришествия жизни.

Женщина осталась в голубом шелке. Легкие оттенки зелени переливались в его складках.

И снова неведомая сила выжала ее обратно, где, беспокойно погрузив свой взгляд в темноту зазеркалья, ждал Волк.

Вновь пришел мальчик Акела, и Тутыр, сонно бурча, вытянулся у ног, и начались дозволенные речи, и потекла сказка…

Касыда о влюбленном караванщике. Ночь вторая

«И вот, после самума путники вновь пошли вперед: Майсара — держа за уздцы осла Хазара, к которому была привязана мулица Дюдьдюль, к которой была прицеплена Варда, пожилая верблюдица с крепким верблюжонком, что неутомимо трусил за ней. Позади всех шагал Камиль и погонял мальца тонкой палочкой, следя, чтобы с ним не стряслось чего худого, и время от времени подхватывая его на руки. После первых часов пути люди, не сговариваясь, решили, что незачем быть животным в тягость: неведомая дорога казалась опасна, других скотов под вьюки было, похоже, не найти, да и самим некуда было торопиться и незачем лезть на рожон.

Местность к тому времени изменилась разительно. Перед путниками простиралась еще худшая пустыня, чем прежде. Земля была исчерна-серой и глухо звенела под ногами. Шепчущий черный песок, похожий на гарь, вился по ней зловещими струйками. Лес, что рос из нее, был в точности как ребра давным-давно издохших зверей, отполированные ветром и холодом, а, может быть, и давним зноем. Потому что внутри леса клубком стоял застывший жар, который никак нельзя было вдохнуть в себя: путники сунулись было туда, желая обогреться, однако тотчас же выскочили и вторично не пытались. И не шныряли по здешней холодной равнине бойкие зверюшки, не видно было ничьих нор, и даже скользкие гады, скрюченные скорпионы и мохнатые пауки не бороздили поверхности. Одни чахлые колючки и какие-то белесые трости с кисточкой наверху рождала здешняя почва; сама Варда, уж на что неприхотлива, наотрез отказалась их брать. Кости погибших существ и те были дряхлыми и серыми, как зола.

Странного вида руины были здесь вместо холмов и огромные конусы — вместо гор: они голубовато светились, и по склонам здешних пирамид текли струи ядовитого тумана. Неба не было; ни света, ни тьмы, ни дня, ни ночи. Стояла мертвая тишина, и дико звучал колокольчик, привязанный к шее верблюдицы.

— Пропащее место, — проворчал Майсара. — Есть и то нечего. Ясное дело — отравимся, если даже Варда брезгает.

— Может быть, это ненадолго. Откуда нам знать? А пока можешь брать из тюков, если голоден.

— Нет, ты смотри, они тоже покрылись этой светящейся мерзостью! Совсем скверное дело, куда ни поверни. Единственная надежда — на Вардино молоко, оно, как-никак, у нее внутри.

Камиль молча кивнул. Почему-то эти рассуждения его убедили: к живым голубоватое пламя совершенно не липло.

Путь вел их от руины к руине. Каким-то непонятным образом странники угадывали в них прошлое могучего города, непревзойденного в своем величии. То ли повисшие среди эфира искры и брызги потустороннего света прорисовывали контуры прекрасных колонн и зданий, амфитеатров и купольно-луковичных храмов, силуэт извилистой стены с зубцами, раздвоенными наподобие ласточкина хвоста, и круглыми, сведенными шатром башнями, образы ступенчатых гробниц пирамидальной формы; то ли просто воздух был заряжен воспоминаниями о былом.

Караван вступил на территорию, увенчанную циклопическим строением, что сохранилось почти полностью. Посреди нескольких огороженных камнем дворов на широком и плоском холме возвышались слегка сходящиеся кверху стены такой толщины, что поверху могли разъехаться две колесницы. Грубые четвероугольные башни пробивали собой облака. Створки ворот, имевших великанский размер, до сих пор казались окованы золотом, хотя оно некогда расплавилось и потекло. Под сапогами и копытами лопались осколки черепиц, которые были покрыты в давнее время сияющей драгоценной глазурью. Что-то виденное в давнем детском сне или просто описанное каким-то бродячим певцом припомнил Камиль, а Майсара солидно произнес: