Татьяна Мудрая - Злато в крови

• Название: Злато в крови
• Автор: Татьяна Мудрая
• Жанр: Любовно-фантастические романы

---

И тут меч в руках скандинава плашмя скользит вдоль чужого лезвия и ударяет прямо поперек яремных жил. Темная кровь брызжет прямо в глаза Торну. Он кричит — горе и торжество, и нечто иное.

Голубовато-белый свет льется с открытого настежь неба и покрывает безглаво стоящее тело яркими искрами. Затем исчезает всё и вся. Только Торн, бросив клинок и обтирая лицо рукавицей, смотрит на мир яркими голубыми глазами.

Опускается на одно колено:

— Я убил подобную тебе, не дожидаясь твоего позволения. Ты накажешь или простишь, Создательница?

— То, что ты свершил, совершено на обратной стороне жизни, в царстве Хель, — слышу я ответ. — В этом нет вины, за это нет награды — кроме той, что ты взял сам.

Тут я впадаю в полное беспамятство, но вроде как появляюсь в Доме, который построен на мои деньги в качестве отступного, и выхожу из его стен прямо на луг.

Лошади-степнячки хороводом пасутся вокруг Селины, которая, слава те Господи, головы отнюдь не теряла. Глаза, правда, мутноваты, но мне уже доносили о ее злоупотреблении гелевыми линзами.

— Умницы мои, — воркует она, прижимаясь к длинным шеям, трепля по гриве или холке то одну, то другую и вынимая из сумы, подвешенной на плече, то морковку, то яблоко. — Присоединяйся, Ролан. Бери и угощай, только ладонь-то распрями, как лопатку, иначе зубищами ухватит вместе с куском пальца.

— Так ты, выходит, взаправду от них пьешь? — осеняет меня.

— Тем и держусь, как древний монгол в бесплодном месте. Коням от этого вреда меньше, чем людям. Я пью от немногих людей — им это даже прибавляет здоровья. От многих лошадей — это успокаивает их. От этого можно исполниться гордыни, но человек иногда отстраняется от меня, а конь слишком охотно мне служит. И я почти завидую вашим угрызениям совести, потому что не люблю чрезмерную благость.

— И обильная чужеродная кровь не наносит тебе ущерба?

— Ну, это присходит согласно уравнению. Вы пили молоко человеческой матери и вынуждены теперь пить кровь людей, а моей кормилицей была кобылица чистых кровей — вот я от ее потомков и пользуюсь. Не только прямых, конечно.

— Как же ты обуздываешь нашу общую тягу к тому, чтобы выпить до дна всего человека, когда, наконец, встречаешься с ним?

— Да получаю удовольствие непосредственно от самой жажды. Мне смертной говорили, что отречение лучше, чем похоть, превозмочь достойнее, чем поддаться. Ведь благое недеяние — это пена, что вырастает на гребне абсолютной мощи.

— Хитро устроилась. Стало быть, тебе в самом деле не о чем тосковать — в отличие от нас прочих.

— Хм. У каждого своя причина испортиться, как некогда говорил ты сам. (Не помню такого, вскользь подумал я.) Моя личная тоска имеет человеческий корень, и ты легко можешь его вычислить. Ваша всеобщая вампирская хандра, чернейшая меланхолия — в том, что вы безуспешно стремитесь назад к человеку. А, может быть, надо идти вперед к человеку?

— Не думал. У меня иная боль.

— Да. Ты по своей крещеной природе Андрей: талантливый живописец, художник, артист в широком смысле, но и апостол новизны — как оба твоих великих тезки. Но живописец в тебе похоронен, апостол извращен. Иные твои имена означают лишь твои клипот.

— Клипы?

Селина смеется, очень дружелюбно.

— Слово это древнее, но оттого не менее ходкое, чем то, что ты назвал.

Скорлупы. Ограды, отделяющие тебя от Бога. То, что есть у всех людей в мире.

— Да. Я понимаю, — говорю я.

— Не очень. Подумай на досуге о двух вещах: скорлупу ореха, плотную оболочку семени трудно взломать молотком или стереть жерновом в пыль. Но нежный росток, тонкий лист без труда раскрывает собой семя, яйцо, почку.

Мы молчим. Ходят по кругу тихие, сонные лошади, позванивают колокольцы на путах.

— И еще вот что прикинь: не сделаться ли тебе снова художником — такие потрясные видения ты сочиняешь, — говорит Селина внезапно.

Затемнение.

Проснувшись ввечеру, я тотчас же отправился наверх, где были Старшие и кое-кто из наших детей. Нас приглашают в Динан, сказала Махарет, но там — там происходит нечто непонятное.

Глава пятая. Снова Римус

Что наш разум в своем скепсисе и нетерпении подобен человеческому — неправда. Мы можем не верить очевидному. Мы способны удивляться заурядным вещам. Но когда речь идет о том, что наш возлюбленный Принц в очередной раз попал — то бишь, вошел — в историю и угодил в очередную ловушку, ту самую, которой счастливо избежали все остальные, — тут уж мы оказываемся истовыми ортодоксами и готовы ради подтверждения этой истины терпеть и злорадствовать до последнего.

Нет, поистине дело именно в злорадстве. Лицезрение самого сильного и даровитого из нас (кроме Родоначальниц, но они, безусловно, вне конкуренции), угодившего в новые путы, Геркулеса в сетях Омфалы, Самсона, которому Далида обкорнала волосы, — о, это изрядно освежает!

Наш красавец, как и ожидалось, встречал делегацию. Наряжен он был вполне адекватно, как теперь говорят, — в стоящей по колено траве почти терялся цвет и сохранялся вид костюма, совершенно грязеотталкивающего. С порога объявил себя хозяином и распорядителем церемоний ввиду отсутствия занемогшей госпожи Селины. Предупредил, что, к сожалению, такой ораве на здешнем плацдарме не прокормиться — устраивайтесь как можете, и чем дальше отсюда, тем лучше.

— А ночевать, то есть дневать где расположимся? — с нездоровой ехидцей спросил Дэнни. Он хотя и почти индифферентен, однако самолюбив, и нарушение гостеприимства его ранило больше, чем остальных. — Слыхал я от некоторых, что тут имеется отличный сексодром со сверхпрочными дверками. Набьемся, что ли, туда, как шпроты в банку?

Но ему возразили, что секс — это не актуально, а в нулевом цикле здания, чуть пониже большого подвального зала, имеются ниши, достаточно укромные и предназначенные специально для ночных гостей.

Вот мы и уселись на царственных стульях из эбенового дерева, обтянутых старым кордуаном, и стали ждать, медитируя на огонь в камине, где специально для нас сложили костер из старой корабельной древесины, пропитанной солями и оттого дающей разноцветное пламя, и тихо обсуждая Проблему. Мое подозрение, что вовсе не создание монстра из монстров в лице Джесс переполнило чашу, но кое-что, из благодарности и по недомыслию сотворенное мною самим, я благоразумно держал при себе.

Наше терпение уже почти истлело, когда явился Принц Грегор и с напыщенностью герольда заявил, что госпожа этого дома изволила выспаться и отдохнуть, а потому немедленно приступит к необходимому для наших целей обряду.

Одета моя Селина была нетрадиционно для себя, хотя почти так же, как Принц. Оттенок ткани был в ее случае выбран светло-зеленый, а башмаки были чуть полегче с виду.

Естественно, Махарет заявила, что ей, как главному пострадавшему лицу, необходимо на этом шаманстве присутствовать. Другие также выразили свой интерес. На что Селина резонно заявила:

— Так и вижу, как вы ходите за мною вереницей, будто стая гусей. От помощи и от пригляда не откажусь, но ведь каждый из вас может видеть через глаза кого-нибудь другого.

В монгольской комнате она взяла ведерко тисненой кожи и какой-то небольшой сосуд такой же выделки. Проверила огни в восточных апартаментах — прогорели до углей, что ей, видимо, и требовалось.

— Римус, Ролан, идите за мной.

В леваде за лесными угодьями паслись кобылы с жеребятами.

— Вот, сейчас я доить буду. Дело опасное и оттого исконно мужское. Корова, например, если что и выбьет копытом, то ведерко, а не глаз или там соображение. Не то кобыла — им случается и волка забить.

Подставила ведерко под соски, показала моему сыну, чтобы подвел лошажье дитятко под самую морду.

— А то молоко зажмет.

Но ведерко почти сразу наполнилось беловатой пенистой жидкостью до краев.

— Парное, — тяжко вздохнула Селина, накрывая ведро крышкой.

Потом мы трое прошли еще дальше, в заповедные места. Тут ходили одиночные жеребцы-второгодки, которые пока не участвовали в случке и не знали седла.

Селина позвала:

— Бахр! Ба-а-хыр!

Зов прозвучал чем-то средним между свистом и храпением — так ржет сердитый конь. На него подошел караковый жеребец, покосился на честную компанию горячим глазом, но стал смирно.

— Вот, разрешите представить. Бахр Пятый, линия Бахра по кличке «Черный Бархат», — с почтением произнесла Селина, набрасывая на него недоуздок. — Ух и злой! Через год подседлывать будем и подруг искать. Римус, вы ведь в молодости всадником не только именовались?

Я кивнул.

— Отлично, тогда берите прямо за оголовье. Можете и зачаровать немного, а то у меня обе руки будут заняты.

Причем тут руки, я не понял. Но Селина уже пихнула свое ведерко Ролану и уцепилась правой рукой за конскую гриву. Указательным ногтем левой руки полоснула по вене: жеребец всхрапнул и едва не выдернул у меня ремень. Вот ведь силен! Я и не думал, что так бывает.