Татьяна Мудрая - Клятва Гарпократа

• Название: Клятва Гарпократа
• Автор: Татьяна Мудрая
• Жанр: Фэнтези

Завершение цикла про Меч и его Людей, но с несколько иными персонажами.

Содержание романа основано на старых космогонических мифах разных народов.

---

Татьяна Алексеевна Мудрая Клятва Гарпократа

ВСТУПЛЕНИЕ

Говорит Бьёрнстерн фон Торригаль, живой меч

Всё накрылось медным тазом году примерно в 2012 по рутенскому летоисчислению. Природа решила навести порядок в своём доме, отданном человечеству по договору найма, и цивилизации ничего не оставалось, как упаковать свои чемоданы.

Лично я думаю, что все рутенцы давно уже надоели Земле-матушке, и она решила без большой шумихи от них избавиться. Зачем извергаться вулканами и колебать моря и сушу, если можно обделать свои делишки тихо и незаметно? Типа воспользоваться своей синергетикой и заказать самой себе укол в точку бифуркации, что именно и произошло в том самом судьбоносном году?

Нет, мы все, в обеих частях нашего мироздания, конечно, знали про наступление конца, в который никто поистине не верил, хотя все жутко суетились, готовясь. Мы знали также, что древний маиянский календарь исчерпал себя — со Дня Кометы, Дня павшей Утренней Звезды, Дня той дальней прекрасной планеты, что зажглась и стала как новая звезда над Иудеей: и понимали, почему исчерпал.

В Иоанновом Откровении, положим, всё было расписано в деталях и разложено по полочкам, причем выглядело очень даже недурно. Небесный Иерусалим, торжество праведных коллективов… Это потом стали нагнетаться адские страсти — и райские тоже. В тысячном году… в двухтысячном… не считая промежуточных этапов.

Ну, как говорится, конца света всегда ожидаешь, и все-таки он сваливается на тебя, как вельми угловатый мешок с картошкой.

Только никто из рутенцев не взял в понятие, что это явление растяжимое. Лет на сто, по крайней мере. Или на двести.

Нет-нет, природа хоть и начала именно тогда конкретно подкусывать человечество, происходило это по первости вяло и практически незаметно.

Разумеется, наблюдалось повсеместное падение рождаемости, которое с чем только не связывали: с благополучной жизнью «золотого миллиарда» и с хроническим недоеданием стран «третьего рейха», с постоянными психическими стрессами и недостатком физических нагрузок, с гомосексуализмом и с гетеросексуальностью, с оскудением почв, засорением воздуха и повышенным озонированием неба, но также и с непредвиденно резким улучшением гомеостаза.

Дальнейшие испытания выразились в том, что радиоактивные помойки в океане, оружейные захоронения на суше и мусорные полигоны вокруг столиц стали с невероятной быстротой самоуничтожаться. Этот процесс, который на первых порах был встречен прямо-таки с восторгом, перекинулся на старые дома, подлежащие сносу, которые как-то уж очень быстро обращались в пыль, прах и пепел. Едва ли не на глазах счастливых переселенцев.

Сие насторожило беспечное человечество, хотя не слишком.

Так же как и повсеместное обрушение старых заводских корпусов этой… как ее там… Пищедобывающей и горноперерабатывающей промышленности. А, может быть, и наоборот, не знаю.

Во всяком случае, сырья для поддержания жизни убывающего населения хватало. Типа юбилейных лет, что пошли прямо сплошняком. Однако после того как и всякие новостройки стали осыпаться подобно осенней листве, человечество призадумалось, а призадумавшись — попыталось анализировать и прогнозировать.

Его ряды к тому времени уже значительно поредели, как я и говорил.

Нет, никакие дома не погребали под собой: внутри них на момент обрушения не оказывалось ни единой живой души, даже кошачьей или мышиной. Они как будто дожидались подходящей оказии. Иной раз простой бомжик-одиночка, ночуя на лестнице под запертыми дверьми, держал собой целый кондоминиум.

После тотального обрушения жилого и промышленного фонда наступил черед механизмов, которые остались без крыши: начиная со сложных и кончая простейшими. Эти становились ржавой трухой, если были стальными или вообще металлическими, или подобием рисового отвара — в случае полимеров.

В народе укоренились и процвели ненаучные формулировки типа вялотекущей оловянной чумы, алюминиевой холеры (это когда такие белесые язвочки по всей поверхности), синтетической дизентерии и прочего в том же духе. Высоколобые интеллекты, напротив, заехали носом в тупик и стали в такой позиции глубокомысленно размышлять.

Вот что, в конечном счёте, пришло им на ум. Давно было замечено, что остатки старинных крепостей и соборы, по преимуществу готические, сохранялись несмотря ни на что. Даже такие, которые не использовались по прямому назначению и вообще никак. Видимо, все они были построены не так наплевательски — в том смысле, что склеены не одними слюнями, — как более современные сооружения, которые запросто обращались в подобие сухого чернозема и уносились ветром в ближайший пруд.

Какой-то доморощенный мистик — не из числа истинных ученых, — утверждал, что здания и изделия древнего мастерства пребывают по-прежнему неколебимо лишь из-за того, что им была принесена жертва: замуровали кой-кого в стену, погребли под фундаментом или оросили его кровью ключевой камень свода. (В дальнейшем оказалось, что он прав на все сто.) Вот и боевые клинки старой работы — их закаляли или хотя бы испытывали в теле раба, пленника, самурая. Разве не так? К тому же предметы искусства, какими они являются, также имеют нехилый шанс на бессмертие.

Еретику от науки не позволили публично развить свою мысль, ибо холодное оружие…

Легко догадаться: оно благополучно сохранилось почти всё. И во всех почти музейных и частных коллекциях. Власти до поры хорошо скрывали это дело — ведь кто владеет орудиями убийства, владеет миром. (Хотя зашибить собрата первой попавшейся каменюкой еще и того проще.) Но отчего-то почти все рутенцы пребывали в таком ужасающем, хотя и тихом дистрессе, что им не приходило в голову даже последнее. Все войны постепенно спустились на уровень кулачных разборок. Террористы потихоньку перешли на лук и зажигательные стрелы, а потом и вовсе сникли — активно применяющееся холодное или там горячее вооружение тихой сапой постигала участь заброшенного и похороненного. (Дикие каменюки вообще-то оставались в немалом количестве.)

Так. А теперь чуть подробнее насчет крови и заодно души, чьим сакральным воплощением она служит. Именно — про соборы и их содержимое.

Знаете мусульманскую побасенку? Про то, что не стоит соревноваться с Аллахом по части создания живых существ — после вашей смерти вдруг возьмут да и потребуют с вас душу? И разделят между собой?

Я так понимаю, именно это и произошло с картинами померших классиков.

А наши рутенские современники уже выучились вкладывать себя в свои творения сразу.

Без запроса свыше.

Конечно, те, у кого сия душа имеется в избытке, — а штрихи и подмалевки прочих не стоят и ломаного грошика. Который есть символ и символ символа.

Так что как-то само собой получилось, что великие картины, скульптуры и прочее в этом роде и виде очутилось в подземных криптах соборов, которые удержались на земле силой масонских заклятий. Я имею в виду, что самые первые масоны, то есть каменщики, возводили эти невероятные готические храмы как бы на крови легендарного мастера и царя Хирама. Ну и еще лабиринты эти на полу — как тот, что в Шартре. Одно это было способно удержать камни на месте даже после того, как стерлось.

Русские церкви тоже часто ставились «на крови». Имею в виду — на безвинно пролитой крови. Но это держало их не так долго и надежно, как готику. Я так думаю — они не подпитывались жертвой, а искупали ее, невольную. Выкупали чужое злодейство, вот что. И все на этом изрядно поистратились.

Насчет книг было тоже затейливо. Никто не мог угадать, какие изотрутся в порошок, а какие нет. Ни от уникальности, ни от злободневности, ни от художественной ценности, ни от материала (папирус, пергамен, тряпка, целлюлоза) сие не зависело, от эпохальности тоже. Вообще-то до глубоких подземных хранилищ добралось мало чего. То ли никто не хотел собой жертвовать за слово, то ли еще что.

Вот так всё и происходило с бессмертными творениями человеческого гения.

А как насчет людей, тех рутенцев, что обнаружили себя в мире, который съеживается, будто магическая шагреневая кожа? Не забывайте, что конец света растянулся на целую историческую эпоху. Если учесть тотальный падеж рождаемости, этого вполне хватило на всё.

(У нас в Вертдоме ничего такого, кстати, не наблюдалось. Любились, плодились, экологично мусорили, дрались и сплачивали ряды еще усердней прежнего.)

Конечно, мы, вертцы, ожидали кой-каких всенародных возмущений и даже изготовились, чтобы принять меры. Но и мы не учли, что хомо склонен к бунту лишь в массе и коллективе. Что всё повышающаяся сытость повседневного бытия блокирует любое возмущение. Что даже близость диких и одичавших животных, которых почти не затронул процесс разложения, не вынудит человека к агрессии. Ибо хотя кишение животной жизни продолжалось и давало по видимости свирепые картины взаимного истребления — но это была та дань равновесию, которую человечество с самого начала отказывалось платить. Ее не брали с него даже сейчас. Я имею в виду, что звери мигом поделили ойкумену на районы обитания, сферы влияния и экологические ниши, а человека вполне терпели, даже позволяли в умеренных пределах на себя охотиться. Для разрядки и физзарядки, так сказать. Консервов вполне хватало на всех двуногих и прямоходящих. Люди существовали как бы на подножном корму, не пытаясь перебить его у прочих. Жилья хватало тем более. После того, как высотные дома начали рушиться и обращаться в пыль, человеки спокойно переселялись в коттеджи и пентхаусы с автономной гигиеной и обогревом.