Юрий Иваниченко - Огонь в колыбели

• Название: Огонь в колыбели
• Автор: Юрий Иваниченко
• Издательство: Друг читача
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990

Фантастические повести и рассказы этого сборника подготовлены творческим пропагандистским объединением «Вариант» в сотрудничестве с редакцией еженедельника «Друг читача». Киев, Ленинград, Одесса, Симферополь — такова география авторов. Гротеск и лирика, прогностика и сатира, художественный эксперимент и фантастический анекдот — каждое произведение сборника своеобычно. Но и в возвышенном, и в смешном, и в трагическом, и в ироническом неизменна вера в разум и добро, в торжество гуманистических идеалов.

Сборник выражает основные принципы молодых литераторов, вошедших в объединение «Вариант», их поиски.

---

Доктор Зодиак и знахарь Грубиан по представлению Шефа Охраны Среды были вызваны в правительственную комиссию и объясняли там, что, если судить по «Календарю Нечистой Силы», в Бел Амора вселился крупный Бес Эгоцентризма («Календарь Нечистой Силы», издательство «Фикшн», 3987 г., стр. 666: «Бес Эгоцентризма (БЭ) — начальник в иерархии обитателей одиннадцатимерного пространства. Является олицетворением ползучего мироощущения типа „моя хата с краю“ и „своя рубаха ближе к телу“. Изучен плохо. Случаи отлова БЭ в единичных экземплярах зарегистрированы на ускорителе бозонов с кривым спином в 10-мерной Скважине Радужного Кольца. Фотографии не получились. Шкура и внутренности не сохранились. Почти полный скелет (череп украден) с вросшими золотыми украшениями выставлен в Музее Галактической Палеонтологии. Более деятельные разновидности: Бес Обогащения (БО) и Бес Тщеславия (БТ) — являются важной составной частью гипотетических Демонов Зла).»

— Впрочем, — объяснял доктор Зодиак, — вульгарная классификация фауны разномерных пространств по родам и видам годится разве что для снулых лекторов из общества «Обозналис» — и то на лекциях в детском саду, когда на вопрос «Кто такой Кощей Бессмертный?» начинают нудно объяснять явление репликации генов в девятимерном пространстве, где на самом деле обитают организмы, от усталости генов уже ни к чему, кроме бессмертия, не приспособленные.

— В действительности, — продолжал знахарь Грубиан, — эволюция в многомерных пространствах идет по особому пути, игнорируя как естественный отбор мистера Дарвина, так и мутации господина Менделя, — этот особый путь эволюции носит вероятно-обещательный характер («авось что-то получится»), используя сумасшедше-пробивную силу частиц живого вещества товарища Лепешинской, — она (эволюция) причудливо скрещивает в различных подпространствах черт знает что хрен знает с кем — там вполне возможны развесистая клюкво-пшеница, взбесившиеся стулья и избушки на курьих ножках.

— Так что классифицировать духов, привидения и галлюцинации абсолютно бессмысленно, потому что их изменчивость не может быть зафиксирована в одной точке, — поддержал коллегу доктор Зодиак.

— А «Календарь Нечистой Силы»? — спросил Шеф Охраны Среды.

— Все врут календари, — ответил знахарь Грубиан.

— А если вообще обойтись без чертовщины? — с надеждой спросил Министр Окружающей Среды, но доктор Зодиак терпеливо начал разъяснять, что дело не в названиях, не в том, как называть ирреальные силы, будто бы изменившие психику Бел Амора (хамить и качать права мы все умеем без участия всяких там бесов — эка невидаль!), но дело в реальных фактах: пациент четвертые сутки не имеет стула, и неизвестно, в какую такую прорву провалились тридцать восемь… нет, уже тридцать девять банок консервов по три килограмма в каждой?

— Умножим… — говорил доктор Зодиак. — И спросим: куда подевалось больше центнера розовой нежирной свинины, если вес пациента остался на уровне предполетного? Этот медицинский факт противоречит всем известным законам природы и свойствам растяжения желудка. Куда что подевалось?

— Весь шоколадный НЗ он тоже сожрал, — вздыхал Шеф Охраны Среды.

— Напрашивается диагноз, — подсказывал кто-то из медицинского консилиума. — Пилот Бел Амор угодил-таки в фокус и сейчас уже не является Бел Амором в прежнем смысле слова, а представляет собой социально опасное существо с измененными, раздвоенными и выбитыми генами, а попросту оборотня с чуждой психикой, враждебными намерениями и таинственной структурой желудка. К такому пациенту нужно относиться соответственно: то есть еще надо доказать, что он Бел Амор, что он пациент и что его нужно лечить.

18

Услыхав про себя такое, Бел Амор до того разбушевался, что радисты Охраны Среды прикрутили звук у черного ящика, куда записывался малейший шорох из омута, а знахарь Грубиан заявил, что, конечно, гласность в медицине дело деликатное, но сейчас пусть пациент знает всю правду и заглянет в себя поглубже, а тот, кто сидит в нем, пусть тоже знает, что он обнаружен, и пусть лучше оставит пациента в покое, потому что, прикрываясь Бел Амором, из омута ему все равно не выбраться. И знахарь Грубиан закончил ультиматумом:

— Пусть выбрасывает белый флаг!

— А ты не пугай, не пугай, — отвечал Бел Амор, и врачам было неясно, ответил ли это Бел Амор или тот, кто сидел в нем.

Зато все ясно было медицинского консилиуму и яйцеголовым экспертам. Их доклады наконец-то приблизились к концу: эксперты рекомендовали правительственной комиссии немедленную эвакуацию близлежащих галактик и строительство вокруг омута двойной сферы Дайсона с прокладкой из риголита и стекловолокна и с отводом внутреннего тепла в запространство; а медицинский консилиум, который никого лечить не собирался, предложил пожизненно заточить Бел Амора в омуте, где так кстати образовался склад с продовольствием.

— Можно будет предоставить пациенту и другие необходимые удобства, — разрешили они. — Можно даже назвать планету в его честь.

Бел Амор лишился дара речи.

Даже правительственная комиссия смутилась, даже бродяги были шокированы… но эксперты и медицинский консилиум стояли на своем: или спасение Вселенной, или спасение Бел Амора, третьего не дано.

— Что дороже, — спрашивали они, — жизнь целой Вселенной или жизнь одного человека с сомнительной к тому же репутацией?

Даже видавшие виды корреспонденты так удивились, что забросили преферанс и примчались решать проблему:

«ЧЕЛОВЕК ИЛИ ВСЕЛЕННАЯ?»

Проблема со всех сторон выглядела надуманной. Во-первых, доказывали корреспонденты, людей во Вселенной, как собак нерезанных. Во-вторых, негуманоидных Братьев по Разуму на два порядка больше (примерно как собак нерезанных в квадрате). В-третьих, каждый день цивилизации рождаются, живут и умирают, а тут какой-то человечишко — пусть даже инспектор Охраны Среды, пусть даже его жалко — знак равенства, а тем более разделительный союз «или» между человечишкой и Вселенной недопустимы.

«ИХ МНОГО, А ОНА ОДНА, И НЕЧЕГО РАЗДУВАТЬ ЭТУ ПРОБЛЕМУ АРШИННЫМИ БУКВАМИ!»

Так выразился корреспондент журнала «Столярофф», никогда не державший в руках кирки или рубанка, но имевший свой интерес к проблеме (он представлял тайное общество плотников-бетонщиков — этим очень хотелось получить выгодный правительственный заказ на строительство двойной сферы Дайсона с Бел Амором внутри: сорвать солидный куш, замуровать, обложить стекловолокном, а уже потом жалеть и поклоняться).

Шеф Охраны Среды тяжко задумался и полез в карман за портсигаром, но с досадой вспомнил, как самолично забросил портсигар в омут. Адъютант услужливо подал ему сигаретку из своих и уже щелкнул зажигалкой, как вдруг из шатра послышался голос того самого мальчика, которого недавно выгнали с пресс-конференции — теперь этот голос звучал на заседании правительственной комиссии.

19

Откуда берутся гениальные мальчики?

Ну, трудно сказать…

Во всяком случае, это был наш, наш мальчик — из кроманьонцев, а не какое-то там инопланетное рыло, наш быстрый разумом Платон Невтонов, юный пионер, корреспондент сразу двух журналов — «Юный натуралист» и «Уральский следопыт», с двумя поплавками Барнаульского университета. Когда его выгнали с пресс-конференции, он пробрался на заседание правительственной комиссии, сидел тихо, как мышь, вникая в яйцеголовые доказательства и изредка иронически улыбаясь. Потом он поднял руку и долго держал ее, как примерный ученик, ожидая, пока его вызовут. Уже нельзя точно установить, кто дал ему слово, — похоже, его мамаша хлопотала в кулуарах. Речь ее сына, длившуюся всю ночь, здесь невозможно привести полностью (желающих отсылаем в Центральный Архив Охраны Среды, хотя без допуска туда не пустят). Вот эта речь в кратком изложении:

— Уважаемая правительственная комиссия! — произнес мальчик, взял в левую руку мелок (он, как многие гении, был левша), в правую — мокрую тряпку. И чем дальше он говорил, тем больше поднимались волосы, шерсть, гребешки, хохолки, лепестки на головах членов правительственной комиссии.

И было отчего: его система доказательств оказалась величайшим научным открытием, к которому с допотопных времен Большого Взрыва стремились все Братья по Разуму. Имя этого мальчика до сих пор держится в секрете, чтобы не произносить его всуе и не накликать беду. Свое суперфундаментальное открытие, отпечатанное в виде доклада в одном экземпляре, он подписал девичьей фамилией своей мамы, при получении паспорта сам попросил сменить имя, отчество и фамилию, а потом всю жизнь, боясь собственной тени, скрывался под разными псевдонимами и ничего уже не открывал, кроме душеспасительных книжонок, потеряв к науке всякий интерес.