Александр Майсурян - Другой Ленин

• Название: Другой Ленин
• Автор: Александр Майсурян
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9697-0292-7

Ни об одном другом человеке в советское время не говорили и не писали так много, как о В. И. Ульянове (Ленине). Но и сейчас мы не знаем о нем самого главного — какие качества поставили его во главе 150 миллионов людей? Почему именно он оказался одной из ключевых фигур истории XX века? Что в жизни считал важным и что несущественным? Что думал о смерти и как сам хотел бы умереть? Как ссорился и умел ли мириться? Как предпочитал отдыхать?

Автор освещает многие малоизвестные стороны личности Ленина.

Книга публикуется в авторской редакции.

---

Ленин в то время восхищался Засулич («Вот ты увидишь Веру Ивановну, — говорил он Крупской, — это кристально-чистый человек»), но подобный стиль жизни категорически отвергал. Обратим внимание на первую и очень существенную фразу из описания «кухни» Рахметова: «ему нужно было есть говядины, много говядины, — и он ел ее много». Рахметов не ест, он «кормит себя». Иначе говоря, революционер, по Чернышевскому (и Ленину), ни в коем случае не должен быть равнодушен к своему питанию. Ведь от пищи зависит здоровье. Ленин говорил: «Работать и отдыхать можно в любое время, но обедать надо непременно в один и тот же час!»

«Не люблю общих обедов с их разговорами, — признавался Ленин. — Если это важные разговоры, им не место во время еды, а если просто болтовня, зачастую как в пансионах очень раздражающая, то она только мешает есть».

«Люди не разговаривают, а калякают», — неодобрительно отзывался Владимир Ильич о пустой болтовне.

Голодать поневоле Ленину не приходилось, он сам признавался в одной из статей: «О хлебе я, человек, не видавший нужды, не думал. Хлеб являлся для меня как-то сам собой, нечто вроде побочного продукта писательской работы».

А следовал ли Ленин скромности Рахметова в пище? Насколько можно судить, да. «Помню Ленина еще по Цюриху, — писал итальянский коммунист Франческо Мизиано. — Я тогда часто захаживал в ресторан Народного дома. Там подавались обеды трех категорий: за 1 фр. 25 сант. — «аристократический», за 75 сант. — «буржуазный» и за 50 сант. — «пролетарский». Последний состоял из 2-х блюд: супа, куска хлеба и картошки. Ленин неизменно пользовался обедом третьей категории…» Н. Крупская вспоминала, что среди их сотрапезников по цюрихской столовой постоянно бывали местная проститутка, какие-то люди уголовного вида… «Ильичу нравилось то, что все было просто, что кофе давали в чашке с отбитой ручкой». Дома у Ульяновых на обед в качестве первого блюда часто подавался бульон из кубиков «Магги».

Публицист Владимир Гронский в 1918 году в оппозиционной газете «Раннее утро» вспоминал, как в годы эмиграции в Женеве обедал дома у Владимира Ильича. «Все мы сидели и ели молча. Суетилась и говорила одна старушка-мать.

— Что ж вы, родной, не едите? — говорила она мне. — Такой молодой — и так мало едите… Что ты, Володя, ничего не скажешь гостю, чтобы он ел?..

Действительно, я очень мало ел. Но, — увы! — не из стыдливости… Решительно нечего было есть. Весь обед состоял из пяти-шести ложек бульона и крошечного кусочка мяса с несколькими ломтиками картофеля. В самой нишей швейцарской семье, конечно, обедали лучше… «Володя» ничего не ответил матери, но медленно оглядел пустые тарелки, посмотрел на мать, потом на меня и тихо улыбнулся в бороду. В этой безмолвной улыбке было так много умной иронии и к ней, и к себе, и к их бедности, что я глубоко был тронут. Старуха вспыхнула:

— Ты всегда говоришь глупости…

И она поспешно ушла с пустыми тарелками».

Немецкая коммунистка Клара Цеткин описывала, как ужинала в доме Ленина в 1920 году: «Это был скромный ужин любого среднего советского служащего того времени. Он состоял из чая, черного хлеба, масла, сыра. Потом сестра (Мария Ульянова. — А.М.) должна была «в честь гостя» поискать, нет ли чего «сладкого», и, к счастью, нашлась небольшая банка с вареньем».

«Осрамили вы меня каратаевскими онучками!». Само отношение Ленина к пище — серьезное, тщательное, аккуратное — буквально гипнотизировало его товарищей, поскольку было совершенно нехарактерно для революционеров.

Н. Вольский описывал такой эпизод во время пребывания Ленина в Швейцарии: «Отправляясь на прогулку в горы, Крупская однажды, по настоянию Ленина, взяла с собою колбасу, крутые яйца, хлеб и печенье. Соль для яиц забыла взять, за что получила «выговор» от Ленина.

Во время пикников, прогулок, когда нет стола, тарелок, вилок и т. д., — как с пищевым добром управляются люди? Полагаю, со мною согласятся, если скажу, что поступают следующим образом: отрезают кусок хлеба, кладут на него кусок колбасы и сделанный таким образом сандвич откусывают. Ленин поступал по-другому. Острым перочинным ножиком он отрезал кусочек колбасы, быстро клал его в рот и, немедленно отрезав кусочек хлеба, подкидывал его вдогонку за колбасой. Такой же прием он применял и с яйцами. Каждый кусочек порознь, один за другим, Ленин направлял, лучше сказать, подбрасывал в рот какими-то ловкими, очень быстрыми, аккуратными, спорыми движениями. Я с любопытством смотрел на эту «пищевую гимнастику», и вдруг в голову мне влетел образ Платона Каратаева из «Войны и мира». Он все делал ловко, он и онучки свои свертывал и развертывал — как говорит Толстой — «приятными, успокоительными, круглыми движениями». Ленин обращается с колбасой, как Каратаев с онучками. Кусая сандвич, я эту чепуху и выпалил Ленину. Это не умно? Но каждый из нас, лишь бы то не повторялось слишком часто, имеет право изрекать и делать глупости.

До этого не приходилось слышать Ленина громко хохочущим. У меня оказалась привилегия видеть его изгибающимся от хохота. Он отбросил в сторону перочинный ножик, хлеб, колбасу и хохотал до слез. Несколько раз он пытался произнести «Каратаев», «ем, как онучки он свертывает» и не кончал фразы, сотрясаясь от смеха. Его смех был так заразителен, что, глядя на него, стала хохотать Крупская, а за нею я. В этот момент «Старику Ильичу» и всем нам было не более 12 лет.

Из обихода Ленина были изгнаны всякие фамильярности. Я никогда не видал, чтобы он кого-нибудь хлопал по плечу, и на этот жест по отношению к Ленину, даже почтительно, никто из его товарищей не осмелился бы. В этот день, когда, возвращаясь в Женеву, мы спускались с горы, Ленин, вопреки своим правилам, дружески тяпнул меня по спине: «Ну, Самсоныч, осрамили же вы меня каратаевскими онучками!»…

«Икру кушают, а не чистят ею сапоги». Несмотря на всю скромность Рахметова, в его жизни присутствовали кое-какие предметы роскоши — дорогие сигары. Ленин не курил, но тоже позволял себе некоторые «слабости».

Так, Владимир Ильич вовсе не был равнодушен к различным кулинарным деликатесам и ценил их. Беседуя в 1920 году с чешским товарищем, он первым делом спросил его, делают ли еще в Чехии кнедлики со сливами… В сочинениях Ленина между слов порой всплывают различные кушанья: пирог с вязигой, паштет, жареные рябчики, сборная селянка по-московски, «пышный, украшенный сахарными завитушками пирог» и, конечно, знаменитая щедринская «севрюжина с хреном»… В нескольких статьях Ленин с удовольствием повторяет русскую пословицу: первая чарочка (рюмочка) колом, вторая соколом, а остальные — мелкими пташечками.

Очень любил Владимир Ильич «волжские продукты»: балыки, семгу, икру. Н. Крупская вспоминала такой случай в 1913 году: «Пришла из дому посылка со всякой рыбиной — семгой, икрой, балыком; я извлекла по этому случаю у мамы кухарскую книгу и соорудила блины. И Владимир Ильич, который любил повкуснее и посытнее угостить товарищей, был архидоволен всей этой мурой». Он благодарил в письме мать за ее гостинцы: «Едим теперь эти деликатесы… и вспоминаем Волгу».

В сентябре 1917 года Ленин некоторое время скрывался на квартире финского машиниста Блумквиста. Его жена Эмилия рассказывала такой забавный случай: «С питанием в Хельсинки тогда было очень плохо, продукты отпускали только по карточкам. Надежда Константиновна привезла из России баночку черной икры. Перед обедом Владимир Ильич передал эту баночку мне с просьбой открыть ее. Когда я увидела содержимое, мне показалось, что это сапожная вакса (я никогда до этого не видела черной икры). Поэтому я взяла сапожную щетку и вместе с банкой внесла в комнату Ильича. Когда Владимир Ильич увидел это, он пришел в ужас и, как сейчас помню, с шаловливой искринкой в глазах по-русски воскликнул: «Нет, нет, это надо кушать!» — и показал мне жестом, что икру кушают, а не чистят ею сапоги. Это было мое первое знакомство с черной икрой».

Интересовался Ленин и приготовлением различных блюд. Мария Усениус, жена финского рабочего, в чьем доме Ленин в 1917 году тоже скрывался две недели от полиции, вспоминала: «Однажды я зажарила ему в масле свеклу. Ленину очень понравилось кушанье, и в следующий раз он даже пришел на кухню посмотреть, как я готовлю это блюдо. Он подумал, наверное, что, возможно, ему когда-нибудь придется самому приготовить его. Вообще Ленин был очень неприхотлив. Дважды в день он просил чаю — два стакана утром, два стакана вечером, — стакан молока, и ничего больше».

После революции Ленин сохранил эту привычку пить вечером горячее молоко. «С заседания Совнаркома, — вспоминала Мария Ульянова, — Владимир Ильич приходил вечером, вернее ночью часа в 2, совершенно измотанный, бледный, иногда не мог даже говорить, есть, а наливал себе только чашку горячего молока и пил его, расхаживая по кухне, где мы обычно ужинали».