Юрий Чернов - Судьба высокая «Авроры»

• Название: Судьба высокая «Авроры»
• Автор: Юрий Чернов
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Военная история
• Год: 1987

Поэт и прозаик Юрий Чернов знаком читателям по сборникам стихов и историческим повестям «Верное сердце Фрама», «Любимый цвет — красный», «Земля и звезды». Не ставя перед собой задачу осветить всю историю легендарного корабля в предлагаемой вниманию читателей книге, автор художественно отобразил важнейшие этапы героической судьбы крейсера революции и его героев. Читатель найдет в книге главы о выдающейся роли «Авроры» в дни Великой Октябрьской социалистической революции, страницы об участии крейсера в Цусимском сражении, в Отечественной войне. Книга дополнена новыми материалами.

---

Когда на «Авроре» начала свою жизнь партийная ячейка, десятки нитей потянулись с корабля на Большую землю. Тимофей Липатов, едва вечерело, отправлялся в особняк Кшесинской — в солдатский клуб Военной организации ЦК большевиков, любовно называемой «военкой». Вслед за ним потянулись в клуб другие авроровцы — Иван Чемерисов, Николай Лукичев, Густав Зимзир, Иван Симбирцев.

В клубе слушали они Подвойского и Володарского, из клуба приносили «Солдатскую правду», вести о положении в Петроградском гарнизоне, на фронте, на флоте.

Тимофею Липатову, корабельному плотнику, однажды кто-то из товарищей сказал:

— Ты свою мастерскую, Тимофей, вовсе забросил?

— Да что ты! — возразил Липатов. — Я сейчас самому Керенскому гроб сколачиваю…

Нити связей от «Авроры» протянулись не только в Смольный, не только во 2-й Городской райком РСДРП (б) — они уходили за пределы Петрограда, в Гельсингфорс, где разместилась главная база Балтийского флота, где находился Центробалт. И хотя крейсер стоял у стенки Франко-русского завода, его экипаж был в курсе всех событий, происходивших на «Республике», на «России», на «Диане»…

Посланцы «Авроры» — Яков Федянин, Андрей Зоткевич, Василий Масловский, Александр Белышев — не раз бывали в Центробалте — на яхте «Полярная звезда». Так уж получилось — «Полярная звезда», бывшая царская яхта, стала боевым штабом балтийских моряков. Здесь гремел бас неуемного, не знавшего усталости Павла Дыбенко, отсюда быстрее ветра летели его приказы на корабли, несшие вахту в пенных бурунах Балтики. А в первой половине октября Павел Дыбенко неожиданно появился на «Авроре». Он приехал на съезд Советов Северной области, но нашел время, чтобы побывать на крейсере, уверенно взбежал по трапу, обнял Петра Куркова, с которым сидел в «Крестах», весело пошутил:

— Времена меняются, Петр Иванович! Теперь, пожалуй, тюрьма пригодится для наших тюремщиков…

Дыбенко был в добром расположении духа, сказал, будто пришел на «Аврору» переночевать, однако настойчиво поторапливал с ремонтом крейсера, предупредил:

— Ваши стволы понадобятся Петрограду. Ясно?

Авроровцам хотелось, чтобы председатель Центробалта рассказал о предстоящем подробнее, но он поднял две большие ладони: мол, от разъяснений увольте, придет время — все узнаете. Лишь прощаясь, сказал:

— Ждите юзограмму…

…Узкие ленты юзограмм из Центробалта лежали перед Белышевым. В последней из них было сказано: всецело подчиняться распоряжениям ВРК. А ВРК приказал: судно привести в боевую готовность.

«Настал час взять государственную власть. Готова ли команда к активным действиям?» — вспомнил Белышев вопрос Якова Михайловича Свердлова. Конечно готовы! После тех летних дней, когда VI съезд партии определил единственно возможный путь — путь вооруженного восстания, большевики «Авроры» не сидели сложа руки. И Белышев подумал о тех, в ком был уверен, как в себе: о бескомпромиссном и волевом Куркове, непреклонном латыше Густаве Зимзире, бесстрашном Александре Неволине, неизбывно энергичном Липатове… Белышев не сразу заметил, что думает о друзьях, которые вместе с ним или вслед за ним пришли в партию. В памяти всплыла знакомая цифра: «Сорок два». Сорок два большевика на «Авроре». Много это или мало?

У комиссара были веские основания, чтобы считать: немало. Немало потому, что за ними, за сорока двумя, идет вся команда; немало потому, что сами они пришли в партию в дни борьбы и для борьбы и готовы победить или умереть!

Вечер 24 октября 1917 года в кормовом салоне мало чем отличался от других вечеров. Инженер-механик Буянов просматривал свежие газеты, тихо переговаривался с мичманом Красильниковым. Соколов музицировал на рояле. Борис Францевич Винтер играл с судовым врачом Масловым в шахматы.

Винтер был шахматист незаурядный, знал теорию шахмат, решал задачи, держал в голове множество хитроумных комбинаций, которые легко разыгрывал на доске, ошеломляя противников.

Доктор, вкусивший сладкий яд винтеровских комплиментов, уверовал в свою звезду и упорно стремился хоть раз одолеть соперника. Вытянув из фуражки белую пешку, он пошел первым и повел в наступление обоих коней, не открывая короля и королевы.

Борис Францевич притворно завздыхал, мотая головой:

— Вы не доктор, а погубитель!

— Вас погубишь! — буркнул доктор, втайне вынашивая честолюбивые замыслы.

Винтер уже вывел для атаки офицера и ферзя, и судьба соперника, можно сказать, была предрешена.

Демин деликатно отсел от сражающихся на диван. Дальнейшие события угадывались: сейчас доктор начнет ахать и охать, как, мол, он проглядел, увлекся комбинацией. Винтер будет его утешать: «И на старуху бывает проруха», и опять они расставят на доске фигуры, и все начнется сначала.

Раскрыв книгу, Демин не сразу погрузился в чтение. Последнее время он увлекался Горьким, но сегодня хотелось не читать, а потолковать с кем-нибудь о положении в Петрограде.

За короткий срок молодой мичман вполне акклиматизировался на «Авроре». Он, конечно, и в малой степени не представлял масштаба надвигающихся перемен, однако острая интуиция и жадная наблюдательность помогали впитывать происходящее.

Сегодня подошел к нему унтер-офицер Курков и, сославшись на решение судового комитета, сказал:

— Мы передаем для рабочих ящики с патронами. Прошу распорядиться!

У борта крейсера остановился грузовик, матросы грузили ящики. На верхней палубе показался Эриксон, хмуро поглядел и, ничего не сказав, удалился.

Сгустился мрак, когда Демина вызвал к трапу часовой. Без вахтенного начальника ничего не обходится! Оказывается, прибыл член Военно-революционного комитета Антонов-Овсеенко.

Проверив документы, Демин проводил его в судовой комитет. Общение их было мимолетным, но обостренная восприимчивость редко обманывала мичмана: этот Антонов был из породы одержимых. Одержимость жила во взгляде прищуренных властных глаз. В порывистых движениях, в привычке энергично встряхивать длинными рыжими волосами, падавшими на глаза, угадывалась активная, деятельная натура.

После появления Антонова-Овсеенко заметались рассыльные, собирая комитетчиков. Заседали сравнительно долго. Потом поднялись на ходовой мостик, что-то рассматривали в бинокли…

Конечно, если бы завязать разговор с Соколовым, можно было бы кое-что узнать. Демин еще в тот первый свой вечер на «Авроре» проникся симпатией к Павлу Павловичу. Суждения его отличались убежденностью и самостоятельностью. На флот он попал из университета. Отсюда, наверное, и шла вольность его суждений.

За участие в июльской демонстрации Соколова без конца таскали в следственную комиссию. Приходил он оттуда злой, раздраженный и на все расспросы отвечал, махнув рукой:

— Развели крыс с юридическими петличками. Вот они и копошатся…

Когда приехал Антонов-Овсеенко, Павел Павлович, как член судового комитета, участвовал в заседании, что-то страстно доказывал на ходовом мостике. Теперь он уселся за рояль. Играл он неведомую Демину вещь, играл мечтательно-тихо, медленно перебирая пальцами, чуть заметно покачиваясь в такт музыке.

С Соколовым по осведомленности соперничал мичман Поленов, часто ездивший в город и привозивший оттуда полный короб новостей. Увы, Поленов уволился на берег. Собирались в Петроград еще несколько офицеров, но Эриксон неожиданно предупредил:

— Обстановка усложнилась. Прошу всех ночевать на корабле.

Что «усложнилось» — Эриксон не объяснил. Внешне все оставалось, как было. Время текло медленно. Каждый коротал его по-своему, и Демин, отрешившись от мирской суеты, углубился в книгу.

Дважды или трижды били склянки, он слышал их, как сквозь сон. Шуршали страницы, жандармы рылись в комнате Павла Власова, Ниловна понуро следила за желтолицым офицером.

Внезапно смолк рояль. Демин поднял глаза: перед Соколовым стоял запыхавшийся посыльный. Долетел обрывок фразы: «…срочно в судовой комитет!»

Соколов мгновенно встал, словно весь вечер ждал вызова, одернул китель и скрылся вслед за посыльным.

Шахматисты не оторвали голов от доски. Буянова не было — очевидно, он ушел к машинам. Красильников недовольно бросил:

— Соколов, как челнок, то к нам, то к матросам…

Демин ждал его возвращения. Минут тридцать спустя послышались шаги. К каюте Эриксона шел Белышев. В бескозырке и фланелевке, он шел, никого не замечая, погруженный в себя, сосредоточенный и серьезный.

Свидание длилось не очень долго. Белышев вышел тем же быстрым и резким шагом, и лицо его, не умевшее ничего скрывать, выражало крайнее недовольство, озабоченность и решимость.

Установилась нехорошая тишина. Буксир, причаливший к борту «Авроры», отчаянно дымил. Из салона были видны его корма, заваленная дровами, кочегары с цигарками. Между крейсером и буксиром темнела полоска воды, скупо освещенная иллюминаторами.