Владимир КОРОТКЕВИЧ - Христос приземлился в Гродно (Евангелие от Иуды)

• Название: Христос приземлился в Гродно (Евангелие от Иуды)
• Автор: Владимир КОРОТКЕВИЧ
• Издательство: ЗАО ТИД «Амфора»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-367-00142-4

Волею случая и по произволу духовных и светских властей недоучившийся школяр Юрась Братчик принимает на себя роль Мессии. Странствуя по просторам Белой Руси со своими «апостолами», труппой жуликоватых лицедеев, он, незаметно для самого себя, преображается и вступает на крестный путь.

---

И когда они отошли уже очень далеко, Лявон-Пётр вдруг расхохотался. Все начали расспрашивать, и тогда он рассказал им всё. Христос аж побелел:

– Вернёмся.

– Поздно. Теперь, наверное, она с лозиной к стаду идёт, а из сундука изо всех щелей дым валит. Пока дойдём… Пока то… А ты что, Иисус? Погони боишься? Мужик завтра вернётся.

– Может, это она затем сказала, чтоб мы вечером не вернулись, – боязливо предположил Андрей.

– Глупости! – ответил Пётр и снова рассмеялся. – Не была бы она такой разумной и не выжила нас сразу из хаты… Ну, начал бы сундук тлеть, приметила бы. А то… «коро-вки», «пусть подыхают»… Вот теперь она, видимо, к стаду подходит… А дым уже из окон.

– Вот что, – проговорил Христос. – Правда, возвращаться поздно. Тогда садись, женщина, на мула и езжай. А мы за тобой. И бегом! Чтобы все эти деревеньки стороной обойти, за собою оставить. Чтоб ночевать во Вселюбе, а то и дальше. Поймают – голову открутят. А в другой раз, Пётр, за такие штуки я все палки обломаю о лысую твою пустую конавку.

Они шли быстро. Почти бежали за мулом. Но всё равно Пётр иногда останавливался и одышливо смеялся:

– Вот скотину гонит… Вот дым увидела…

И ещё через некоторое время:

– Вот подбежала… Дом горит… Бурным, холера на него, пламенем.

И потом:

– Вот пластает!.. Вот ревёт!..

Когда они таким образом уже ночью добежали почти до Вселюба, увидели огоньки и, обессиленные, пошли чуть тише, Раввуни вдруг выругался:

– Ну и дьявол с нею!.. Пусть вся сгорит…

– Ты что? – удивился Юрась.

– А то, – с неугасимой злостью отозвался Иуда. – Пусть горит! – И, помолчав, добавил: – Те у неё так же, видимо, просили о милости. А вся милость – кусок хлеба, чтобы душу в теле удержать, в грязном, паскудном этом мире.

За их спинами было уже очень много вёрст. Они дошли до Вселюба и заночевали в последней, на выезде, глухой корчме.

…А на закате солнца приближались к Вересковой два всадника, один из которых был мужем каменной бабы, а второй – его племянником.

– Видишь? – сказал старший, вытряхивая на ладонь из калиты три золотых. – А ты говорил, чтоб я рост с тех Ходосов не брал. Захотели, так сразу и долг деревенский заплатили… А ты: «Пожале-е-ть, отложить бы немно-о-го». Вот тебе и пожалел бы. Сам видел: пьют да едят. Прикидывались всё, понятно… Нет, правильно учит начальство: не платит мужик подати – разложи его на пригуменье да лупцуй, пока не заплатит. Не бойся – найдёт.

– Да я, дядька, и сам теперь вижу, – уныло отвечал прыщавый племянник.

– То-то. – И шляхтич засунул калиту за пазуху богатой свитки.

– Батюшки, это что же?! – ахнул племянник.

С поворота они увидели яркое огромное пламя, рвущееся в потёмки.

Каменная баба сидела у пылающего дома и выла.

– Это ж как, жена?!

– Хри-Хри-Христос! – сморкалась и рыдала она.

– Знаю, что всё от Бога. – Нагайка в руках мужа вздрагивала.

– З-ло-о в доме Христа с апостолами чествовала, за то Он на наш дом отмщение посла-а-л…

– Какого Христа, бревно ты?!

– Полотна святи-и-ли. Кла-а-ала в сундук. – Морда у каменной бабы была красной, и не плыло разве что из ушей. – От того полотна сундук, а от сундука дом, занявшись, сгоре-е-л… Прокляли-и… Словно жар с огнём то проклятие-е! У-ы-ы-ы!

Муж начинал что-то понимать.

– Говорили, за доброту к ним, к ходо-досо-ов-цам! А тут пораньше за коровами пошла да и увидела дом сожжённый.

– Так чего же ты, холера тебе в живот, за коровами пораньше пошла?

– Хри-Христа хотела выжи-и-ть.

– Дура! Колода! – в гневе бросил он. – Ради Бога… Жулики какие-то, злодеи, а не Христос был. – И в гневе, понимая, что дом сгорел и никуда теперь не денешься, огрел жену нагайкой. – Чтоб ты издохла, в Бога… душу… святителя… – Обернулся к племяннику: – Беги, зови соседей. Чёрта догоним, так хоть напьёмся, хоть пику, рыло это свиное ночь видеть не буду.

Племянник бросился на соседний двор. Потом издали донеслось:

– Соседи! Со-се-е-ди!

Через некоторое время вереница всадников, числом сорок, во главе с разгневанным мужем, помчалась в ночь.

В корчме было дымновато и темно. Столы – вековщина – уставлены едой и питьём. Лавы у стен. Стены на одном уровне вытерты спинами до блеска.

Шайка прибрела поздно. Все боковушки, все конюшни и сараи были уже заняты. Пришлось ночевать в общей комнате, головой на краешке стола. На последний Иудин золотой зажарили трёх баранов, попросили лука, чеснока и репы, чёрного хлеба, двух цыплят для Магдалины, немного вина и три бутыля водки и мёда. Остальное корчмарь им сразу же не отдал.

– И что паны будут есть где-то у какого-то там новогрудского Шабса? Это же, видит Бог, и не иудей. Это же чёрт знает что такое! Белоногая падла и носится со своим… как… Ну, я не буду ругаться. Но у него же не куры, а тихие по старости покойники! И разве у него водка? Боже мой! Ваш Люцифер мыл ноги – и то там вода крепче была. А завтра паны будут иметь почти то же, что и сегодня, и за те же самые гроши. А я вам ещё сена на пол…

Посмеялись да согласились. Куда спешить?

И вот сидели и ели. Иаков один приканчивал половину барана. Остальные, уже насытясь, смотрели на людей.

Пылал большой очаг. Крутились в нём на вертелах, шипели, роняя в огонь капли жира, куры. Корчмарь стоял за загородкой в окружении кружек, мерок, бочек; наливал, мерил, бросал на глиняные миски. Придерживая платочком, отрезал от висящей тушки. Любо-дорого было смотреть – кажется, вдесятером не управились бы за одного.

Людей набиралось уже не так и много. Поздно было.

Иоанн, приоткрыв по-юродски рот, рассматривал на полочках, тянущихся по всем стенам, для красоты поставленные оловянные и глиняные расписные миски. Иуда писал что-то на краешке стола.

– Ты… эва… что это? – спросил Филипп.

– А Евангелие про нас. Надо же кому-то.

– Хорошо тебе, грамотный.

Всем было хорошо. В голове приятный туман. Шум.

Сидит со шлюхой монах-доминиканец. Смеются чему-то. А вон в углу пьёт компания шляхтичей. Один уже лежит головой в миске… Самый пожилой из них, с иссеченным лицом и уродливыми седыми усами, бурчит:

– Нет, не то уже, что было. Чёрт его знает, куда катится мир! А бывало… Ой, бывало!.. Бывало, еда была лёгкая. Поел – через час снова есть хочется… А женщины какие были! Двадцать женщин подряд целовал бы! А теперь? И на одну не глядел бы… Все вы тут щенки. Бывало, вино, так это вино – все бы, как вот он, лежали бы… И вечная слава у людей тяну-у-лась, тяну-у-лась. А сегодня только объявили вечную славу – бац, помер; бац, завтра никто ни хрена его не помнит.

Постепенно, однако, корчма опустела, и они остались одни. Даже корчмарь пошёл к себе. Кое-кто уже дремал, уронив голову на стол, или на полу, на сене. Не спали только Христос и Пётр. Было душно, и Юрась отворил окно. И вот тогда, отворив, ещё загодя услышал он в предрассветной тишине приглушённый расстоянием топот многочисленных копыт.

– Кажется, догнали, – сказал он. – Ну вот видишь, Пётр.

Появились огни факелов.

– Хлопцы, погоня!!! – крикнул Христос.

Все заметались по корчме. Только один Иуда, кажется, никуда не торопился. Некоторые выскочили за дверь. Андрей начал лихорадочно втискиваться в подпечье.

…Ильяш, выскочив, побежал огородом, капустными грядками, путаясь в тыквенной ботве, ловившей, казалось, его за ноги.

…Христос воздел руки:

– Пётр, Пётр, приближается уже ко мне чаша моя. Из-за тебя вынужден я её испить, – и вдруг выставил окно, сообразив: – Разве что в окно от муки бежать?

Пётр бросился за Братчиком, уже протискивавшимся в окно:

– И я, Господи, по силе моей не оставлю Тебя. Где Ты будешь, и я за Тобой пойду. Куда Ты, Боже, туда и я.

Они выскочили в окно и побежали огородами. И тут за их спинами раздался звон стекла и крики – всадники ворвались в корчму.

За стойкой гостеприимно стоял Раввуни:

– Может, ясновельможные паны выпили бы? Таких каплунов, такого мёда!

– Где жулики, корчмарь? – взревел муж.

– Какие жулики? Э-э… Ну… тут, понимаете, я, а в боковушке – жена, а в подпечке, понимаете, куры.

– К-куры?

– Я ж не говорю, что львы.

Андрей в подпечке начал кудахтать, раздувая толстую морду. Грёб солому и квохтал, будто яйцо снёс. Очень натурально.

– На двор, – рявкнул муж. – Там они. Н-ну, мы им!

Магдалина поднялась от печки и вышла за ними в сенцы.

– Слушай, – сказала она мужу. – Ты знаешь, что на этих людях?

– Сдохнуть, что бы ещё не знать?.. Убью падлов!

– На этих людях дело и дыба самого кардинала. Их вот-вот должны взять. Уяснил?

Шляхтич оторопел.

– Л-ладно, – наконец вымолвил он. – Убивать не буду. Но уж дам-дам! За мной, хлопцы!

…Апостолы убегали, как могли. А за ними отовсюду, догоняя, валили конные и пешие с палочными кропилами.

Ильяш-Симон, к счастью, успел спрятаться в воде у бобрового дома и сидел там, пуская бульбы.