Николай Рыбалкин - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Николай Рыбалкин
• Жанр: История

---

Мы приседаем на корточки друг против друга и я близко вижу бледное, без кровинки лицо и темные, с пристальным, как бы спрашивающим взглядом, глаза, вижу его судорожно вздымающуюся грудь, и мне становится ужасно жалко его.

Вокруг продолжают рваться мины. Мы выжидаем, время от времени выглядывая из траншеи.

От пригорка за железной дорогой, который только что бомбили штурмовики, к нам бегут несколько красноармейцев с винтовками. Не добежав до насыпи, они падают и начинают отстреливаться. По другую сторону полотна, по низу, держась ближе к насыпи, от станции цепочкой подходят бойцы с оружием, скатками, лопатами. Один, раненый в ногу, опирается на винтовку. Другого, с забинтованной головой, несут на плащ-палатке. У окопа, из которого, по моему предположению, раздавались позывные, высовывается голова в командирской фуражке, бойцы останавливаются и занимают места на насыпи. Раненого в голову проносят мимо нас и затаскивают в щель под бревенчатый накат. Я успеваю заметить его запыленное лицо с закрытыми глазами и лейтенантские кубики на петлицах гимнастерки.

Минометный обстрел то редеет, то усиливается. Я не тороплю Павла, хотя чувствую, что долго сидеть нам здесь нет смысла. Чем дальше, тем здесь, похоже, будет жарче. Нам осталось только вырваться за эту обстреливаемую полосу, впереди я вижу спокойное поле.

Наконец Павел немного отдышался, и хотя мины продолжают еще рваться близко за полотном, где залегла цепь красноармейцев, он, взглянув на меня, поднимается, выбрасывает из траншеи сначала мешок с зерном, потом довольно проворно выскакивает сам и вскидывает мешок на спину. Я проделываю то же самое, но в тот момент, когда я уже ощутил на себе тяжесть ноши, Павел торопливо пошел вперед, кто-то из военных на насыпи подает команду "Воздух!" и я слышу в небе рокот моторов. Я взглянул вверх - и вижу, как два разворачивающихся фашистских бомбардировщика вываливают вереницы бомб, и одна из них пошла на цепь красноармейцев за полотном, а другая несется прямо на нас.

- Па-а-вел! - заорал я во все горло. - Па-вел!

Но Павел не слышал и продолжал идти. А покачивающиеся в воздухе бомбы неотвратимо неслись на нас. Ну, что было делать с этим человеком! Чуть не плача, я снова заорал, бросил мешок, чтобы кинуться за Павлом, но тут кто-то сзади, налетев, обрушился на меня всем телом, сбил с ног. И мы, как с обрыва, рухнули с ним вниз, в траншею. В то же мгновение с треском один за одним грохнули взрывы. Что-то тяжелое смяло и прижало меня, я задыхался от пыли и вони горелой серы. За первыми взрывами раздались еще. Придавившая меня тяжесть оказалась молодым караульным солдатом и моим мешком, который мы с ним опрокинули, падая в траншею.

- Ты что, свихнулся со своим Павлом? - выругался он, скатившись с меня и приподымаясь с колен.

За полотном треснули еще взрывы. Я выбрался из-под мешка и сел на дне окопа. В голове до тошноты звенело и шумело. Все-таки я здорово ударился о стенку траншеи.

- Это же передовая, - продолжал отчитывать меня солдат. - А вы лазите тут! Жить надоело?

Взрывы, кажется, стихли. От окопов на насыпи доносятся голоса солдат. Я выскочил из траншеи и бросился к Павлу. Весь обсыпанный землей, он сидел рядом с рассеченным пополам мешком и рассыпанным вокруг зерном. Согнувшись, Павел одной рукой зажимал другую выше локтя.

- Ранило? - наклонился я над ним.

Из-под судорожно сжатых пальцев в обрамлении лохмотьев оторванного рукава торчал окровавленный обрубок руки.

- Оторвало... - простонал Павел сквозь зубы. - Перевязать...чем-нибудь.

- Подожди, я сейчас. Подержи еще.

Я кинулся назад к солдатским окопам. У солдат тоже что-то случилось. На насыпи суетилось несколько человек. Слышались крики: "Осторожно! Осторожно!" Двое, торопливо орудуя лопатами, выбрасывали землю из разрушенного окопа. "Наверно, кого-то завалило", - мелькнула в голове догадка.

- Бинта у вас нет? - побежал я к обернувшемуся ко мне пожилому солдату с зеленой сумкой на боку. - Человека вон перевязать надо.

Солдат достал из сумки пакет.

- Здорово задело?

- Руку оторвало.

- Эхма! Пошли! Он что, глухой, что ты ему так кричал? - спросил солдат на ходу

- Да, на фронте контузило.

Подбежав к Павлу, солдат быстрыми умелыми движениями разрезал ему складным ножом рукав пиджака до самого бока, положил на кровоточащую культю клочок ваты и так же быстро и ловко забинтовал ее. Повязка сразу же набрякла и потемнела.

- Жгут надо. Ремень есть? - спросил у меня солдат.

Я снял с брюк свой ремень. Солдат туго перетянул им культю у плеча и, посоветовав нм поскорее убираться в балку, где, по его словам, была санитарная подвода, побежал к своим окопам.

- Ну, как ты? - заглянул я в серое, искаженное гримасой страдания лицо Павла.

Он, опираясь здоровой рукой о землю, опустил голову. По-видимому, ему было плохо.

- Ладно, посиди, я возьму свой мешок.

Я сбегал к насыпи, достал из траншеи свой околунок с зерном и вернулся к Павлу, продолжавшему сидеть в прежнем положении.

- Ну, ты что, Павел? - бросив мешок на землю, я опустился рядом с ним. - Пошли скорее, пошли, пока опять не началось.

Павел, сцепив зубы, сокрушенно покачал головой. На глазах его навернулись слезы.

- Ни зерна, ни руки! Ведь пацанам жрать нечего.

- Что ты говоришь! - закричал я Павлу в лицо и показал на свой околунок. - Вот же зерно! Хватит и вам и нам. Пошли! Пошли скорей!

Мой взгляд упал на воронку от бомбы, упавшей в нескольких метрах от Павла.

- Тебя еще нигде не задело? - Я дотронулся до его плеча и спины.

- Нет, - качнул он головой. - Я обернулся - а вы с солдатом в окоп нырнули. Я упал и мешок на себя... рукой, - медленно цедил слова Павел.

- Ладно, хорошо, что сам живой. Пойдем.

Я помог Павлу подняться. Он встал, но от усилия, которое на это потратил, ему опять сделалось плохо, он вдруг обмяк, повис на мне, и мне пришлось поддержать его, чтобы не упал. Наверно, он потерял много крови, не только повязка, но и брюки на коленях, к которым он прижимал культю, были мокрые от крови. Через минуту, однако, постояв, он справился со слабостью и твердо зашагал к дороге. Я вскинул мешок на спину и пошел за ним.

Сзади по насыпи опять начали молотить немецкие мины. Потом застрочил наш пулемет и захлопали винтовочные выстрелы.

И еще стреляли где-то у Мамаева. Оттуда тоже доносилась трескотня пулеметов, автоматов, слышались взрывы. А один раз мне даже показалось, что кричали что-то похожее на "Ура".

Спустившись в балку, мы нашли знакомый родник, напились воды и, несколько освежившись, пошли уже совсем быстрым шагом. Кровотечение у Павла прекратилось, жгут был затянут туго, но из-за этого слишком тугого жгута он теперь боялся омертвения культи.

При входе в поселок Павел посмотрел на себя и покачал головой.

- Сейчас ведь бабы увидят - завоют.

Он продел культю в дыру, образовавшуюся на месте разрезанного рукава и спрятал ее за полой пиджака, так что снаружи был виден только пустой разрезанный рукав.

На улице возле двора Кулешовых нас уже поджидали моя мать с Ланкой на руках и Лиза. Женщины еще издали устремили на нам встревоженные взгляды.

- Что случилось? - спросила меня мать.

- Да вон Павла ранило, - ответил я.

Лиза подошла к мужу и хотела расстегнуть пуговицы на его пиджаке, но Павел отстранил ее руку.

- Подожди, еще увидишь.

- Сильно? - спросила Лиза, глядя прямо в лицо мужу.

Только так, когда Павел видел лицо и мимику говорящего, он мог угадать слова, которых не слышал.

- Да задело, - держа здоровую руку на пуговице, ответил Павел. - В больницу надо идти.

- Как чуяла: не хотела тебя пускать.

- Где мальчишки?

Уклоняясь от расспросов, Павел направился к себе во двор. Все пошли за Павлом.

- Здорово ему руку-то? - обернулась ко мне у калитки Лиза.

- Да порядочно, - избегая говорить всю правду, ответил я.

- Как же это?

- Да под бомбы у Разгуляевки попали. От Павла в нескольких метрах разорвалась. Еще хорошо, что он мешком с зерном прикрылся. Только по руке секануло.

- Эх вы! - с болью произнесла Лиза.

Мы зашли во двор. Павел уже сидел на ступеньках крыльца, а его двойняшки в потертых матросках стояли рядом и подавали отцу кружки с водой, которые он с жадностью опорожнял одну за другой. Тут же у крыльца стояла и Алексеевна, Павлова мать.

- Господи, одна беда на другую, - причитала она. - Раз изувечили и вот тебе опять.

Сбросив на землю оттянувший плечи околунок с зерном, я спросил у Лизы какую-нибудь пустую посудину. Она поставила передо мной оказавшуюся тут же на скамье у крыльца порожнюю бадью и я пересыпал в нее половину зерна из своего мешка.

- Это ваше.

Лиза кивнула. И озабоченно посмотрела на еще более, чем прежде, осунувшееся, с устало обвисшими плечами Павла.

- Я провожу тебя, - сказал я Павлу, махнув рукой в сторону центра поселка, где находилась больница.

- Я сама пойду с вами, - сказала Лиза.