Леон Дегрель - Гитлер на тысячу лет

• Название: Гитлер на тысячу лет
• Автор: Леон Дегрель
• Жанр: Биографии и Мемуары

Леон Дегрель (фр. Léon Degrelle) (1906, Буйон, Бельгия — 1994, Малага, Испания) — бельгийский военный и политический деятель ультраправого толка. Один из основателей и лидер Рексистской партии Бельгии.

Под влиянием гитлеровского национал-социализма, стал ведущим идеологом не только бельгийского, но и европейского коллаборационизма. Обосновывал сотрудничество с немцами необходимостью создания нового, национал-социалистического порядка в объединённой Европе.

Инициатор создания в составе Вермахта добровольческого корпуса «Валлония», преобразованного затем в 28-ю добровольческую дивизию Ваффен-СС «Валлония», которой командовал на Восточном фронте, Померании, а в конце войны — на Западном фронте.

В мае 1945 года бежал в Норвегию, откуда вылетел в испанский Сан-Себастьян. При посадке самолёт потерпел аварию, но Дегрель выжил, несмотря на полученные им тяжёлые ранения.

Бельгийские власти добивались от Испании выдачи Дегреля, который в декабре 1945 года заочно был приговорён бельгийским судом к смертной казни за измену. Правивший в Испании правый режим Франсиско Франко отказался депортировать Дегреля, ссылаясь на необходимость его лечения после авиакатастрофы.

Дегрель нашёл убежище в монастыре монашеского ордена доминиканцев, где скрывался до 1955 года; по другим данным якобы скрывался в Аргентине.

После усыновления испанской аристократкой, получил новое имя (Леон Хосе Рамирес Рейна) и испанское гражданство. До конца жизни не уставал оправдывать своё участие во Второй мировой войне на стороне Германии.

В эмиграции опубликовал в общей сложности 15 книг.

Скончался от инфаркта в 1994 году в испанском городе Малага.

Léon Degrelle. Hitler pour mille ans. Paris: La Table Ronde.1969.

Перевод с французского Виктории Ванюшкиной

---

Леон Дегрель • ГИТЛЕР НА ТЫСЯЧУ ЛЕТ

1. Намордник на побеждённых

Нам, уцелевшим в 1945 году на Восточном фронте, нам, измученным ранами, раздавленным обрушившимися на нас бедами, нам, истерзанным горем, какие права оставили нам? Мы — мертвецы. У нас есть руки и ноги, мы можем дышать, но мы — мертвы.

Любое публичное выступление или десяток строк, написанных тем, кто с оружием в руках сражался против Советов, особенно, если он был так называемым «фашистским» вождём, тотчас же расценивается «демократами» как провокационное.

Обычных уголовников никто не лишает права слова. Он убил своего отца? Свою мать? Банкира? Соседей? Он — рецидивист? Десятки мировых журналов охотно предоставят ему место для публикации своих «мемуаров», снабдив кричащими заголовками рассказ о преступлениях, разукрашенный мельчайшими подробностями…

Клиническое описание обычного убийцы, написанное педантичным аналитиком, американцем Трумэном Капоте, стало бестселлером и принесло автору миллионы.

Другие известные убийцы, такие как Бонни и Клайд, были воспеты кинематографом и даже стали законодателями мод для посетителей шикарных бутиков.

Судьба же преследуемых по политическим мотивам складывается по-разному. Будут ли их оправдывать или отвернуться от них с омерзением, зависит от политической окраски их партии.

В Испании Кампесино, неотёсанный мужлан, бывший главарём одной из банд «Народного Фронта», без малейших угрызений совести уничтоживший сотни националистов, может позволить себе свободно разглагольствовать о своих кровавых похождениях в крупнейшей мадридской газете, объясняя их с «левых» позиций.

Вот именно — левых!

Он — левый, поэтому — имеет право, также как и прочие леваки.

Какие бы злодеяния они не совершали, пусть даже массовые убийства, к которым столь тяготеют марксистские режимы, никто не окажет им дурного приёма; ни правые консерваторы, тупо гордящиеся своей «открытостью к диалогу», ни левые, которые издавна привыкли покрывать своих.

Революционный агитатор, вроде Режиса Дебре, может рассчитывать на сколь угодно широкую аудиторию; сотни буржуазных газет охотно растиражируют его слова. Папа и генерал де Голль в случае неприятностей поспешат укрыть его; первый — под своей тиарой, второй — под своим кепи.

Как не вспомнить здесь судьбу Робера Бразийака, крупнейшего французского писателя периода Второй мировой войны? Страстно влюблённый в свою страну, посвятивший ей без преувеличения всё своё творчество и всю свою жизнь, он был безжалостно расстрелян в Париже, 6 февраля 1945 г., и если при этом поднялось хотя бы одно кепи, то только для того, чтобы дать отмашку расстрельной команде…

В это же время еврейский анархист, уроженец Германии, Кон-Бендит, вяло разыскиваемый, и, само собой, так и не найденный парижской полицией в тот самый момент, когда он был готов взорвать Францию, смог безо всяких затруднений и купюр опубликовать свои сколь подрывные, столь и посредственные разглагольствования в крупнейших капиталистических издательствах, с ухмылкой положив в карман солидную сумму, выплаченную этими издательствами за авторские права!

Советы воздвигли свою диктатуру на шестнадцати с половиной миллионов убитых; вспоминать об этих мучениках сегодня считается совершенно неуместным.

Хрущёв, этот потливый базарный шут, с бородавкой на носу, одетый как будто из лавки старьёвщика, со своей супружницей под ручку с триумфом объехал Соединённые Штаты Америки, сопровождаемый министрами, миллиардерами, танцовщицами французского канкана и «сливками» клана Кеннеди, позволил себе под конец выкинуть номер со стучанием стоптанным ботинком по столу и демонстрацией своих потных носков на сессии ООН.

Косыгин, с физиономией, напоминающей непропечённую картошку, принимал цветистые почести от французов, приходящих в ужас при упоминании Аушвица, но забывших о польских офицерах, своих союзниках в 1940 г., методично убитых в Катыни.

Сам Сталин, величайший убийца эпохи, безжалостный, законченный тиран, уничтожавший в припадках яростного безумия собственный народ, своих соратников, своих военачальников, своих близких, получил великолепный золотой меч в подарок от самого консервативного монарха мира, английского короля, который даже не понял, какой мрачный комизм заключается в самом выборе такого подарка такому преступнику!

Но как только мы, «фашисты», пережившие вторую мировую войну, дерзнём хотя бы на мгновение разомкнуть уста, как тут же сотни «демократов» поднимают истошный визг, повергая в ужас даже наших друзей, которые, умоляюще кричат нам: «Берегитесь! Берегитесь!».

Берегитесь кого?

Неужели содеянное Советами настолько священно? На протяжении четверти века весь мир неоднократно мог убедиться в их злодеяниях. Трагедия Венгрии, раздавленной советскими танками в 1956 году, в искупление вины, состоящей лишь в том, что они почувствовали вкус к свободе; Чехословакия, поверженная и задушенная сотнями тысяч коммунистических захватчиков в 1968 году, только за то, что она дерзнула слегка ослабить железный ошейник, в который она, как китайский каторжник, была закована Москвой; протяжный стон народов, угнетаемых СССР, раздающийся от Финского залива до берегов Чёрного моря наглядно свидетельствует о том, какой ужас обрушился бы на всю Европу, если бы Сталин смог — а он смог бы, если бы не героизм солдат Восточного фронта — добраться в 1943 году до набережных Шербура и скал Гибралтара.

От Сталинградского ада (ноябрь 1942 г.) до ада Берлина (апрель 1945 г.) прошло 900 дней, 900 кошмарных дней непрерывных боёв, становившихся с каждым разом всё более отчаянными, исполненных неописуемыми страданиями, оплаченных жизнью многих миллионов отважных молодых людей, которые добровольно бросались в эту мясорубку, пытаясь, несмотря ни на что, сдержать красные полчища, катящиеся с Волги на запад Европы.

В 1940 году со дня пересечения немцами французской границы около Седана до дня их вторжения на Северное море прошла всего одна неделя. Если бы европейские солдаты Восточного фронта, среди которых было полмиллиона добровольцев из двадцати восьми стран, удирали бы с такой же скоростью, если бы они на протяжении трёх лет жесточайших боёв, ценой нечеловеческого и сверхчеловеческого напряжения, не оказывали бы сопротивления безудержно накатывающей волне советского наступления Европа была бы потеряна, затоплена без остатков в конце 1943 или в начале 1944 года, задолго до того, как генерал Эйзенхауэр впервые увидел цветущие яблони Нормандии.

Прошедшая четверть века всё расставила по своим местам. Все европейские страны, захваченные Советами — Эстония, Латвия, Литва, Польша, восточная Германия, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Болгария — продолжают остаться под их неумолимым владычеством.

При малейшем отклонении, в Будапеште или в Праге, строптивца ждёт удар кнута, в современном исполнении — то есть советские танки.

С июля 1945 г., западные деятели, столь неосмотрительно поставившие на Сталина, начали разочаровываться.

«Мы прирезали не ту свинью» — прошептал Черчилль президенту Трумэну в Потсдаме, когда они вдвоём уходили после встречи со Сталиным, настоящим победителем во второй мировой войне.

Запоздалое и жалкое раскаянье…

Тот, кто раньше казался им «той свиньёй», благодаря их помощи, похрюкивая от удовольствия, развалился всей тушей на два континента — хвостом во Владивостоке, дымящимся рылом в двухстах километрах от французской территории.

Спустя четверть века, это рыло по-прежнему там, ещё более грозное, чем когда бы то ни было, грозное настолько, что никто не рискует сегодня противопоставить ему что-либо, кроме дипломатических реверансов.

В 1968 г. на следующий день после подавления восстания в Праге Джонсон, де Голль и Киссинджер ударились в платонические протесты, робко и сдержанно высказав свои сожаления.

Тем временем под брюхом этой свиньи задыхается пол-Европы

Неужели этого не достаточно?

Разве справедливо то, что с теми, кто вовремя разглядел происходящее, с теми, кто в 1941–1945 гг., несмотря на свой юный возраст, невзирая на привязанность к семейному очагу и личные интересы, бросили все свои силы, на то, чтобы преградить кровавый натиск советских армий, продолжают обращаться как с париями до самой их смерти и даже после смерти?… Париями, которым затыкают рот, прежде чем они осмеливаются произнести: «Но, всё же»…

Но, всё же… Мы жили счастливо и в достатке, у нас были прекрасные дома и нежно любимые дети…

Но, всё же… Мы были молоды, сильны и красивы телом, мы жадно вдыхали свежий воздух весны, напоенный ароматом цветов, самой торжествующей жизнью…

Но, всё же… Мы ощущали своё предназначение, мы стремились к идеалу…