Вейкко Хаакана - Антери, сын Лапландии

• Название: Антери, сын Лапландии
• Автор: Вейкко Хаакана
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1978

Повесть современного финского писателя о мальчике и его семье из суровой Лапландии. О первом знакомстве с оленями, с зимним лесом, с ночевкой у костра. О воспитании мужества и взаимной выручки.

Для среднего и старшего возраста.

---

Глава первая

Это повесть о мальчике.

Повесть эта могла бы быть о любом мальчике в любой стране, потому что мальчики — везде мальчики. Везде в мире они хлопочут над важными изобретениями, совершают отважные путешествия и замечательные подвиги, из-за которых у их родителей сдают нервы. Им ведомы счастье, радость и бурный восторг, но не только. Бывают у них и минуты невзгод, лишений и горя, хотя об этом мало кто знает.

И все же эта повесть не о любой стране. Ее действие развертывается в финской Лапландии, в деревушке примерно в ста пятидесяти километрах севернее Полярного круга. Мальчика зовут Антери, и он все же немножко не такой, как, например, мальчик в джунглях, который ходит без рубашки, а зачастую и без штанишек. Причина этого различия не в самом Антери и не в мальчике из джунглей. Причина в штанишках и рубашке, иначе говоря, в различных условиях жизни этих двух мальчиков. Если мальчик в джунглях отправляется гулять при сорокаградусной жаре, то Антери катается зимой на лыжах при сорокаградусном морозе, а это разница, и немалая. Разница в восемьдесят градусов, и это что-нибудь да значит, если речь идет о роде и характере мальчишечьих изобретений, путешествий, геройских подвигов и приключений.

Так вот, когда сумрачно-синим вечером Антери вернулся из школы домой и, немного закусив, собрался пойти на лыжах, ему пришлось хорошенько одеться, чтобы не замерзнуть на морозе, — дело было в начале февраля. Хотя до сорока градусов мороз не доходил, двадцать все же было, и к ночи он еще крепчал, как всегда бывает в Лапландии при переходе от зимы к весне. В полдень, когда солнце уже поднималось примерно на высоту лыжной палки над горизонтом, температура могла немного повыситься, как сегодня. Но если небо было безоблачно, за вечер и ночь ртутный или спиртовой столбик термометра укорачивался, и было ничуть не удивительно, если утром, когда пора было идти в школу, он останавливался у цифры сорок, сорок пять или даже пятьдесят.

Собаке Сепи тоже хотелось бы отправиться вместе с Антери, в осеннюю пору ей всегда это дозволялось. Но с начала месяца ее никуда не выпускали со двора, как всех собак во всех домах деревни. Исключение составляли оленьи собаки, когда они вместе со своими хозяевами были при оленях в тайге. А Сепи была лайкой для охоты на птиц и поэтому должна была сидеть на привязи, на беговой веревке, один конец которой был привязан к колу, вбитому в землю близ конуры, а другой к дереву, стоявшему в тридцати метрах поодаль. Ошейник Сепи был сцеплен тонкой цепочкой с беговой веревкой — таким образом собака могла бегать, насколько ей позволяли веревка и цепочка… Встав на лыжи, Антери подъехал к Сепи, погладил ее по голове и еще раз объяснил, почему ее держат на привязи:

— Послушай-ка, Сепи. Я еду на лыжах на болото Калтио обследовать разные места, и там могут оказаться домашние северные олени. Им голодно в тайге, и в конце зимы они приходят к деревням. Ты не удержишься и будешь гоняться за ними, и они могут забегаться до смерти, такие они сейчас изголодавшиеся и слабые. Пользы от этого никакой, а, наоборот, только ущерб для владельцев оленей… К тому же сейчас слишком много снега. Снег лежит слоем толщиной в метр и даже больше, а у тебя нет лыж. У меня, видишь ли, длинные лесные лыжи отца, и то они проваливаются в снег. А на обычных лыжах я бы и шагу ступить не мог… Есть еще и третья причина. Тетерева, глухари и куропатки угрелись в своих снежных ямках и спят, и если бы ты учуяла какую-нибудь птицу, она могла бы погибнуть. А такие штуки в это время года непозволительны, сейчас, видишь ли, запретный сезон… Так что оставайся-ка тут на дворе и стереги дом, как подобает собаке. Осенью, когда откроется охотничий сезон, ты уйдешь с отцом далеко в тайгу, попадешь к дедушке. Может быть, и я тоже попаду, но это не наверняка…

Понимала ли Сепи, что говорил ей Антери? Во всяком случае, она лизнула его в кончик носа, а потом вскочила на крышу конуры, чтобы как можно дольше видеть своего удаляющегося друга. И немного спустя после того, как Антери исчез за оснеженными деревьями, а скрип его лыж и палок затих, она взвизгнула жалобно и глухо.

Антери не слышал этого, так как на уши у него была нахлобучена шапка. Но он все же думал о Сепи, думал так, как полагается думать о настоящем друге и верном товарище. Были у него мысли и о другом. Мыслей было много.

Сепи было шесть лет. Антери помнил, как ее щенком принесли в дом, не в тот, где они жили теперь, а в тот, который казался и вспоминался ему его настоящим, родным домом. Дом этот был далеко отсюда, и лужайки его двора, тропинки к бане и другие знакомые места находились сейчас под водой…

На этом мысли Антери обычно обрывались, и его охватывало странное чувство нереальности. Как будто все, что произошло, было не действительностью, а сном, кошмарным сном, от которого скоро очнешься и увидишь себя в своем прежнем родном доме, в своей постели, и мать будет занята своими утренними делами, а отец собираться на работу. А еще будет дедушка, он будет сидеть на табуретке у печи и вырезать или остругивать ножом какую-нибудь домашнюю утварь.

Как все, собственно, случилось? Постой-ка…

Когда-то, много лет назад, взрослые заговорили о постройке водохранилища. Потом ему дали имя, его стали называть водохранилище Локка. Страна нуждалась в электричестве, оно было нужно людям на юге. Ну, об электричестве им говорили в школе, и были ведь карманные фонари с батарейками, а в батарейках электричество. И для радио, чтобы его можно было слушать, тоже нужны были заряженные электричеством батарейки. А на юге электричеством освещали и комнаты, оно питало станки на заводах и заставляло бежать по рельсам трамвайные вагоны.

Само электричество вырабатывалось на силовых установках, приводимых в движение водой, и чтобы получать его много и непрерывно круглый год, требовалось много воды. Вот для чего нужно было водохранилище — оно служило как бы складом больших запасов воды.

— Это хорошо, — сказал тогда Антери. — По мне, так пусть будет хоть два водохранилища.

— Их и будет два, — ответил отец. — Одно — водохранилище Локка, другое — Портипахта, и их свяжет друг с другом канал.

— Наша школа перестанет существовать, — сказал учитель. — Место, на котором она стоит, и все другие здешние места, вся деревня уйдет под воду. Это произойдет через несколько лет.

Антери учился тогда в первом классе и решил, что это неправда. Он спросил у матери и, так как не мог поверить и ей, спросил наконец у отца и дедушки.

— Учитель прав, — сказал отец. — Вся деревня уйдет под воду.

— И наш дом тоже? — допытывался Антери.

— И наш дом тоже. Но до этого мы переберемся в другое место, — сказал отец.

— А я никуда не поеду, — сказал дедушка.

— Уехать придется…

Так прошел год, другой. Отец получил работу на постройке плотины, Антери ходил в школу. Все шло как будто по-прежнему и даже лучше, чем прежде, потому что отец хорошо зарабатывал и от этого выигрывала вся семья: они покупали новую одежду и ели вкусно и сытно. Антери обзавелся новыми шикарными лыжами и спускался на них по крутым горкам с обрыва, над которым стоял его дом, — так делали соседские ребятишки каждый на своем участке, а иногда все вместе. Взрослые мужчины работали кто в оленьей тайге, кто на лесоразработках, а многие на стройке плотины; матери ходили за скотом, стряпали, стирали и чинили одежду. И все-таки что-то изменилось, изменилось каким-то необъяснимым образом. Словно невидимая грозная туча нависла над жилищами и занятиями людей. Иногда тень ее омрачала лоб матери или отца, и они, прервав какое-нибудь дело, словно в забытьи, смотрели в пространство, где и смотреть-то не на что было. А иной раз туча нависала над какой-нибудь горкой для катания на лыжах или на санях, и тогда затихали крики, смолкал смех. Обрывался восторг, только что бушевавший в детских сердцах, маленькие лыжники и человечки с санями расходились по домам, и им казалось, что и лыжи не скользят, и санки вдруг стало тяжело тащить.

А по ночам выли собаки. Вероятно, собаки выли всегда, особенно в полнолуние, но старые люди говорили, что теперь они воют больше, чем прежде, и по-другому. Это было страшно — не собачий вой сам по себе, а то, что старые люди приписывали ему какое-то значение.

Настало третье лето, Антери перешел в третий класс. У отца была постоянная работа на строительстве плотины или где-нибудь в тех краях. Вероятно, плотину уже почти закончили, потому что вода начала прибывать. Сперва это стало заметно по речке, протекавшей близ дома Антери. Уровень воды в ней не опускался и в сухой период. Течение в реке тоже остановилось, и все стремнины, пороги и водопады исчезли. Богатые хариусом и форелью места, которые показывал дедушка и которые в другие летние сезоны давали обильный улов, перестали существовать, и рыба в это лето ловилась где попало или не ловилась нигде, хотя ей предлагали лучшую наживку или специально изготовленных дедушкой бабочек.