Виктория Шваб - Архив

• Название: Архив
• Автор: Виктория Шваб
• Жанр: Городское фэнтези
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-082419-9

Представьте себе библиотеку, где вместо книг на полках лежат мертвецы.

У каждого из них есть своя особая история, которую под силу прочесть только Библиотекарям. Потому они называют мертвых Историями, а место, где хранятся Истории, — Архивом.

Маккензи Бишоп — Хранитель Архива, спасающий мир от вторжения злобных бесприютных призраков — пробудившихся Историй.

Однажды происходит нечто жуткое — неизвестный злодей заново переписывает некоторые Истории, подчас стирая целые жизни. И это каким-то образом связано с загадочной деятельностью Библиотекарей и леденящим кровь убийством, произошедшим более 50 лет назад…

---

Иногда я думаю о том, что происходит после Возврата, как Истории снова превращаются в безжизненные тела на полках Архива. Как-то раз, с одним мальчиком, я осталась посмотреть и ждала на пороге бездонной белизны (я знала, что внутрь шагать не стоит). Но до тех пор пока я не ушла, ничего не случилось. Я узнала это, потому что в конце концов закрыла дверь всего на несколько мгновений: мне потребовалось только запереть и вновь отпереть замок. А открыв дверь, я увидела, что за ней уже никого нет.

Я спрашивала Библиотекарей о том, как Истории выходят из Архива. Патрик начал болтать что-то о закрывающихся и открывающихся дверях. Лиза сказала, что в Архиве, как в любом гигантском механизме, есть свои бреши и слабые места. А Роланд просто сказал, что не имеет об этом никакого понятия.

Наверное, не так уж важно, как именно они оказываются в Коридорах. Дело только в том, что это случается. И когда это случается, их следует разыскать. Они должны вернуться на свое место. Дело заведено, и дело должно быть закрыто.

Оттолкнувшись от двери, я достаю Архивный листок из кармана, желая убедиться в том, что имя Эммы исчезло. Так и есть. Все, что от нее осталось, — след ладони на меловом кругу.

Я заштриховываю его и ухожу.

Глава третья

— Забрала из машины что хотела? — спрашивает папа, когда я появляюсь на пороге.

Он избавляет меня от необходимости лгать, помахав в воздухе ключами от машины, которые я забыла взять. Но даже несмотря на это, судя по низкому солнцу в окнах и множеству коробок, расставленных там и сям по комнате, я понимаю, что меня не было слишком долго. Я шепотом проклинаю Коридоры и Архив. Я пыталась носить часы, но бесполезно. Какими бы они ни были, стоит покинуть Внешний мир — от них уже никакого проку.

Так что мне снова приходится выбирать: правда или ложь.

Если дело касается вранья, существует несколько простых правил. Во-первых, нужно стараться говорить правду везде, где только можно. Если начнешь лгать по любому поводу, станет невозможно сводить вместе все концы, и рано или поздно ты попадешься. Как только посеяны семена сомнений, возможность солгать и не попасться в следующий раз уменьшается с геометрической прогрессией.

У меня не все гладко с враньем родителям: я то пропадаю не к месту, то ношу какие-то непонятные синяки — некоторые Истории не хотят, чтобы их возвращали — и мне приходится каждый раз искать новые варианты. Раз уж папа вынуждает меня на «правду», я поддамся. Порой родители ценят откровенность, если с ними делятся секретами. Тогда они чувствуют себя особенными.

— Весь этот переезд, — начинаю я, устало привалившись к порогу, — слишком резкие перемены. Мне потребовалось немного собственного пространства, хотелось побыть одной.

— Тут не будет проблем со свободным пространством.

— Угу, знаю, — отвечаю я, — здание огромное.

— Все семь этажей осмотрела?

— Только до пятого добралась. — Я лгу легко и спонтанно — дед мог бы гордиться мной.

В нескольких комнатах от нас я слышу мамину возню: звуки распечатываемых коробок и мяуканье радио. Мама терпеть не может тишины: она стремится заполнить любое место суетой и шумом настолько, насколько это возможно.

— Нашла что-нибудь интересное? — спрашивает папа.

Я пожимаю плечами.

— Тучи пыли. И, может быть, парочку привидений.

Он улыбается заговорщической улыбкой и слегка сторонится, давая мне пройти.

Моя грудь сжимается при виде коробок, занимающих каждый сантиметр свободного пространства квартиры. На половине из них значится «вещи». Если мама была в ударе, то на крышке писала еще и короткий перечень содержимого коробки. Но поскольку ее почерк совершенно нечитаем, мы узнавали, что внутри, только распечатав коробку. Словно на Рождество, только все подарки уже были когда-то подарены.

Папа передает мне ножницы, и тут звонит телефон. Я даже не подозревала, что у нас будет телефон. Мы с папой начинаем копошиться среди коробок в поисках аппарата, но нас выручает мама:

— Кухонная столешница, у холодильника.

И он действительно там.

— Алло! — говорю я в трубку, переводя дыхание.

— Ты меня разочаровала, — говорит какая-то девушка.

— Что? — Все происходит слишком быстро, и я не успеваю сообразить, что происходит. Не могу узнать голос.

— Ты всего полдня провела в своей новой резиденции, и уже успела меня позабыть.

Линдси. Я расслабляюсь.

— Как ты узнала номер? — удивляюсь я. — Я и то еще не знаю.

— Я же волшебница, — загадочно отвечает она. — А если бы ты обзавелась мобильником…

— У меня есть мобильник.

— И когда ты последний раз его заряжала?

Я задумываюсь.

— Маккензи Бишоп, если ты хотела обдумать ответ, твое время вышло.

Я хочу как-нибудь парировать, но не могу. Мне ни разу в жизни не пригодился мобильный телефон. Мы с Линдси прожили в соседних квартирах десять лет, и она была — и остается — моей лучшей подругой.

— Ну да, ну да, — соглашаюсь я, продираясь по квартире сквозь баррикады коробок.

Линдси просит меня подождать и, прикрыв ладонью трубку, переговаривается с кем-то, так что я слышу только гласные.

В конце коридора я вижу дверь с наклеенной бумажкой. На ней нарисовано нечто, отдаленно напоминающее букву «М», так что я могу предположить, что это моя комната. Я пинком ноги открываю дверь, заглядываю внутрь и вижу стопки вездесущих коробок, матрас и составные части несобранной кровати.

Линдси смеется над чем-то, что ей сказали, и даже за девяносто километров от нее, через телефонные провода и трубку, зажатую рукой, я чувствую исходящий от подруги свет. Линдси Ньюман просто создана из света. Он переливается в ее светлых кудрях, коже, которую поцеловало солнце, в россыпи шаловливых веснушек на щеках. Это ощущаешь, когда находишься рядом. Она одарена безоговорочной преданностью и таким потрясающим оптимизмом, которых, как я считала, в природе не существует. До тех пор пока не встретила ее. И она никогда не задает неправильных вопросов — тех, на которые нельзя ответить. Никогда не заставляет меня лгать.

— Ты еще тут? — спрашивает она.

— Ага, — отвечаю я, спихивая с дороги коробку, и прохожу к кровати. Остов стоит у стены, а матрас и пружинный каркас лежат на полу.

— Твоя мама еще не устала от новизны? — интересуется Линдси.

— К сожалению, нет, — признаюсь я и падаю ничком на матрас.

Бен обожал Линдси до умопомрачения, со всей силой, на какую способен маленький мальчик. И она его любила. Будучи классическим примером единственного ребенка в семье, она всегда мечтала о братьях и сестрах, поэтому я «поделилась» с ней братом. Когда Бен погиб, ее свет будто стал еще ярче и яростнее. А оптимизм словно бросал вызов всем невзгодам. И когда родители сообщили мне о переезде, я могла думать лишь об одном. Как же Линдс? Что будет, когда она лишится нас обоих? В тот день, когда я сообщила ей эту весть, я впервые увидела, как ее вера в лучшее пошатнулась. У нее внутри будто что-то надломилось, и она на мгновение замерла. А потом снова стала самой собой: с улыбкой на девять из десяти баллов, но тем не менее лучшей, чем те, что я когда-либо видела в собственном доме.

— Стоит попробовать убедить ее открыть кафе-мороженое в каком-нибудь милом курортном городке… — Я сдвигаю кольцо и начинаю вертеть его на пальце, а она добавляет: — Ну, или где-нибудь в России, например. Хотя бы мир повидаете.

Линдси права. Может, мои родители и бегут, но складывается ощущение, что они боятся убежать так далеко, что не смогут, оглянувшись, увидеть все то, что оставили. Ведь мы теперь живем всего в часе езды от нашего прежнего дома. Всего в часе от прежней жизни.

— Согласна, — говорю я. — Когда планируешь подивиться на великолепие нашего Коронадо?

— Он правда такой потрясающий? Скажи, что да.

— Он… старый.

— В нем водятся призраки?

Все зависит от терминологии. Слово призрак используется людьми, ничего не знающими об Историях.

— Мак, ты слишком долго думаешь, что мне ответить.

— Призраков пока не обнаружила, — сказала я. — Но впереди еще уйма времени.

Я слышу голос ее мамы на заднем плане:

— Линдси, пора. Маккензи может себе позволить немного побездельничать, а ты — нет.

Вот черт! Побездельничать. Интересно, каково это? Готова поспорить, что это не про меня. Но в Архиве вряд ли поймут, если я раскрою тайну их существования только ради того, чтобы доказать кому-то, что занята делом.

— Ой, прости! — говорит Линдси. — Мне пора на тренировку.

— На какую из? — подшучиваю я.

— Футбол.

— Ах да, конечно.

— Скоро созвонимся, ладно? — спрашивает она.

— Ага.

Телефон отключился.

Я сажусь и оглядываю свои новые владения, забитые коробками. На каждой из них где-нибудь накарябана буква «М». Я видела «М», и «Э» (маму зовут Эллисон), и «П» (папу зовут Питер), разбросанные по дому, но ни одной «Б». Страшная догадка пронзает меня.