Вячеслав Козляков - Герои Смуты

• Название: Герои Смуты
• Автор: Вячеслав Козляков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03555-3

Смута, однажды случившись, стала матрицей русской истории. Каждый раз, когда потом наступало «междуцарствие», будь то 1917 или 1991 год, разрешение вопроса о новой власти сопровождалось таким же стихийным вовлечением в историю огромного числа людей, разрушением привычной картины мира, политическим разделением и ожесточением общества. Именно по этой причине Смутное время привлекает к себе неослабевающее внимание историков, писателей, публицистов, да и просто людей, размышляющих о судьбах Отечества.

Выбрав для своего рассказа три года, на которые пришелся пик политических потрясений первой русской Смуты, — с 1610 по 1612/13 год, — автор книги обратился к биографиям главных действующих лиц этого исторического отрезка. Каждая из биографий настолько необычна, что одно лишь беспристрастное изложение всего, что случилось с героем, может поспорить по занимательности сюжета с самым захватывающим авантюрным романом. Здесь и воеводы Первого ополчения Прокофий Петрович Ляпунов, Иван Мартынович Заруцкий и князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, и организаторы следующего по времени нижегородского ополчения Кузьма Минин и князь Дмитрий Михайлович Пожарский, и подзабытые ныне исторические персонажи, без которых, однако, невозможно представить то время, — в частности, казанский дьяк Никанор Шульгин, ставший единоличным правителем и вершителем судеб громадного «Казанского царства».

---

Более достоверные детали похода сохранила «Повесть о победах Московского государства», автор которой запомнил, что в ополчении заранее просчитали маршрут и написали «из Нижнева Новаграда от всей земли по градом и по болшим селам, чтобы ратным людем на станех готовили запасы и кормы, чтобы никакие скудости не было». Так и получилось. Войско князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина уже ждали, приготовя всё необходимое «по станом». Сложности начинались там, где Кузьма Минин пытался насадить свой «нижегороцкий устав» и начинал принудительный сбор по известному принципу: «две части имения своего в казну ратным людем отдати, себе же на потребу третию часть имения оставити». Не все были готовы подчиниться новому правительству «всея земли», кто-то хотел утаить имущество, «скудни называющеся», но Кузьма Минин действовал не одним убеждением, а еще и угрозами: «Он же, видев их пронырство и о имении их попечения, повелевая им руце отсещи»[451]. До такой страшной казни дело обычно не доходило, но угрозы действовали, показывая серьезность намерений земских сил. Дальнейший маршрут ополчения лежал через Юрьевец, Решму, Кинешму и Плес.

В Костроме, куда нижегородское ополчение подошло не позднее 14 марта, князя Дмитрия Пожарского и Кузьму Минина ждало новое испытание. Еще на подходе к городу, в Плесе, ополчение встретили костромские посланцы, предупредившие о недружественных действиях воеводы Ивана Петровича Шереметева и его «советников». Костромской воевода, когда-то подписавший Приговор Первого ополчения 30 июня 1611 года, не собирался пускать земскую рать в город «и не хотяше с ними быти в совете». Между тем на пути из Нижнего Новгорода Кострома была первым городом с крупным посадом и значительной торговлей. Именно там, а не в небольшой Балахне, способны были оказать значительную поддержку ратным людям. Кроме того, костромская дворянская корпорация была самой крупной в Замосковном крае и насчитывала более тысячи человек. Подойдя к городу, рать князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина встала «на посаде близко города». «На Костроме ж в те поры бяше рознь, — писал автор «Нового летописца», — иные думаху с Ываном (Шереметевым. — В. К.), а иные со всею ратью»[452]. Не обошлось без восстания против воеводы, который спасся только благодаря заступничеству князя Дмитрия Пожарского.

Сопротивление костромского воеводы показало, что дальнейший успех нижегородской рати не мог держаться на одном призыве к добровольному совету и обеспечению набираемого земского войска. Шереметева в Костроме заменили новым воеводой князем Романом Ивановичем Гагариным и дьяком Андреем Подлесовым. Тем самым князь Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин сделали важный шаг к общеземскому правительству. Однако действовали они по-прежнему осторожно, с оглядкой на существовавшее распределение земских сил, главная из которых всё равно оставалась под Москвой. Поэтому возвращение на воеводство в Кострому князя Романа Гагарина и дьяка Андрея Подлесова, впервые назначенных туда в 1611 году тоже из Первого ополчения, могло восприниматься как выполнение прежних распоряжений, шедших из подмосковных полков. Важно было показать воеводам на местах, что они не будут сменены в случае поддержки ими земской борьбы с казачьими бесчинствами. Так состоялся переход на сторону нижегородского ополчения переславль-залесского воеводы Андрея Палицына, похвальную грамоту которому написал бывший дьяк Челобитного приказа Первого ополчения Семейка Самсонов. Спустя некоторое время прежний костромской воевода Иван Шереметев даже войдет в состав «Совета всея земли».

Другое воеводское назначение, сделанное в Костроме, было связано с Суздалем, судьба которого продолжала волновать князя Дмитрия Пожарского. По челобитной суздальцев туда направили стрелецкий отряд во главе с князем Романом Петровичем Пожарским, «чтобы Просовецкие Суздалю никакие пакости не зделали» (речь идет о казаках, воевавших под началом братьев Андрея и Ивана Просовецких). Судя по грамоте воевод ополчения из Костромы в Переславль-Залесский, противостояние с казаками было там особенно напряженным: «И мы, господа, слыша то, что под Москвою атаманы и козаки своровали, вору крест целовали, конечно об них скорбим, что оне воровством своим, оставя свет, во тьму преложились и новую кровь всчинают… А мы… хотим, собрався всею землею, вскоре итить и битися с ними до смерти сколько Бог помочи даст». «Русских воров» ставили в один ряд с польскими и литовскими людьми, призывая: «А на вражью бы есте прелесть, что Иван Зарутцкой с своими советники с атаманы и казаки вору крест целовали, ни в чем не сумнялись и стояли против их мужественно, что и против прочих врагов, польских и литовских людей»[453].

В итоге в Костроме была собрана «дань» по «уставу» Кузьмы Минина. С этого момента нижегородский совет начинает распоряжаться как новая земская власть в «верховых» городах. Такому превращению способствовали не только новые воеводские назначения, после чего князь Дмитрий Пожарский мог почувствовать себя, как писал П. Г. Любомиров, «в положении правителя государства». В Костроме, по сообщению «Повести о победах Московского государства», произошел еще и набор на службу костромских дворян и детей боярских. Кузьма Минин не просто обеспечил их жалованьем, но потребовал от них земской службы: «и служивым людем, костромичам, с ратными людми идти повеле»[454]. Свидетельство «Повести о победах…» подтверждается и сохранившимся списком костромичей, относящимся к набору на ратную службу в Костроме в 1612 году[455].

Настоящее земское правительство, «Совет всея земли», было создано после прихода нижегородской рати во главе с князем Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым в Ярославль в конце марта 1612 года. Прошел ровно год с того момента, как отряды Первого ополчения окружили сожженную Москву, но так и не достигли успеха. Вместо этого в подмосковных полках утвердилась рознь между дворянами и казаками и уже совершилась присяга новому самозванцу со старым именем «царь Дмитрий Иванович». Земское дело освобождения Москвы приходилось начинать заново и далеко от столицы. Ярославль становился местом сбора для других «городов», поддержавших нижегородское движение. Дорога к Москве для нижегородского ополчения оказалась долгой. Четыре месяца простояло ополчение в Ярославле, побуждаемое из Троицесергиева монастыря и из других мест к походу на помощь подмосковным полкам. Но у «земского совета», сложившегося в Нижнем Новгороде, были свои цели, которые и реализовывались в период ярославского стояния.

Сначала в Ярославле повторилась та же история с «уставом» Кузьмы Минина, что и в других городах, например в Балахне. Правда, «лучшим» людям ярославского посада не было смысла прикидываться нищими. Им бы никто не поверил, ибо их торговля была хорошо известна в Нижнем Новгороде и по всей Волге. Попытка задобрить вождей земского движения дарами при встрече тоже не удалась: «князь Дмитрей же и Кузма ничесо же прияша» (то есть ничего не взяли у встретивших их ярославцев)[456]. К тому времени, когда ополчение выступило из Нижнего Новгорода, уже были получены «неокладные доходы» с самых заметных ярославских купцов: с Григория Никитникова — 500 рублей, с Василия и Степана Лыткиных — 350 рублей, со Второго Чистова — 100 рублей. Сбор затронул также хозяев Устюга, Сольвычегодска и Перми — «именитых людей» Строгановых, у которых было взято сразу больше трех тысяч рублей. Деньги брали в долг «по приговору» нижегородских воевод князя Василия Звенигородского, Андрея Алябьева, Ивана Биркина, дьяка Василия Семенова, «выборного человека» Кузьмы Минина, земских старост и «всех нижегородцев посадских людей». То, как формулировалась цель этого сбора, позволяет узнать официальную цель ополчения, как ее первоначально декларировали в Нижнем Новгороде: «ратным людям на жалованье, которые пошли из Нижнего с стольником и воеводою с князем Дмитром Михайловичем Пожарским да с выборным человеком с Кузьмою Мининым для московского очищенья»[457].

Когда нижегородское ополчение дошло до Ярославля, то ярославскому земскому старосте Григорию Никитникову, уже поддержавшему своими капиталами нижегородское движение, сложно было подчиниться новым запросам. Пришлось Кузьме Минину показывать, что он не зря называется «выборным человеком», а не просто земским старостой Нижнего Новгорода. «Повесть о победах Московского государства» рассказывает: «Пришедше князь Димитрей Михайлович с полки и сташа в Ярославле. Козьма же Минин пришед в Ярославль и поиде в земскую избу денежнаго збору и для кормов и запасов ратным людем по его нижегородцкому окладу. Ярославцы же посац-кия люди, Григорий Никитин и иныя лутчия люди, послушати его не восхотеша. Он же много тязав их своими доброумными словесы и повеле не в честь взяти их, Григорья Никитина с лутчими людми, и отвести ко князю Дмитрию Михайловичу, и повеле жывоты их напрасно (то есть силой — В. К.) брати. Они же вси, видевше от него велику жестость и свою неправду, ужасни быша, и вся вскоре с покорением приидоша, имение свое принесоша, по его уставу две части в казну ратным людем отдающе, 3-ю же себе оставиша»[458]. Впрочем, как и в Костроме, всё закончилось миром: «лучших» ярославских посадских людей, в том числе Григория Никитникова, вскоре позвали для участия в «земском совете».