Виктор Попов - Закон-тайга

• Название: Закон-тайга
• Автор: Виктор Попов
• Издательство: Алтайское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1979

В книгу вошли известные читателям повести «Закон-тайга», «Экспедиция спускается по реке», «Однодневка» и рассказы.

---

— Не все — творцы.

— Это как же так?

— Ну да, если верить газетам…

— Это вы бросьте. Поэт в стихах, в письмах ссылается на посетившее его вдохновение. А если сказать проще: не вдохновение, а настроение? Слесарь, допустим, не сочиняет по этому поводу од и сонетов. Он работает. Сегодня без настроения, завтра — с настроением. И когда с настроением — подковывает блох. Куда иному поэту до его творчества! Но слесарь не может изложить свое рабочее вдохновение на бумаге, а поэт — может, тем и пользуется.

— В общем-то, не ново.

— А что ново? Ну скажите, что ново? Немало из того, что мы считаем новым, всего-навсего забытое старое. Все умные мысли давным-давно высказаны. Мы их просто варьируем. И иногда, по незнанию, считаем своими.

— Вот с этим я не согласна.

— Не знаю, не знаю. Но я, по крайней мере, ни от кого не слыхал — я, понятно, беру область житейскую, науки не касаюсь — мыслей, которые в той или иной форме не доходили до меня раньше. А вообще-то, давайте оставим этот разговор.

— Вы опять не принимаете меня всерьез?

— Принимаю. Очень даже принимаю. Поэтому и не хочу умничать. Мне это куда как надоело в спорах с Матвеем Васильевичем. Хотя я и орех, но, видно, недостаточно каленый.

— Вот видите, а говорите, что всегда остаетесь самим собой.

— Собственно, в чем вы меня сейчас уличаете?

— В том, что никакой вы не орех. И до чего же вам хочется иногда быть самым обыкновенным. Но когда-то вы надели на себя маску, и так-то уж вам ее снять не хочется.

— Думайте, как хотите.

— Ладно. Буду думать.

И опять замолчали. Оба Элькиных беса утихомирились, потому что получили сведения, которые их интересовали, а Вениамин Петрович снова принялся раскладывать себя по полочкам, стараясь ответить на вопросы «Почему?» и «Как же так?», то есть на те самые, на которые никто никогда в таких обстоятельствах ответить не мог.

Глава XVII

И нет уже ущелий, и вода не клокочет, не перестегивается через плот тонкими шипящими жгутами. И горы уже не теснятся к реке, а стоят поодаль и лишь кое-где несмело пересекают светлые долины и смотрятся в гладкую спокойную воду. Не хозяева здесь горы, а пришельцы, потому вежливы, причесаны и вообще благопристойны до невозможности. Да, собственно, и не горы совсем они, а так, некрутые сопочки, пригодные уже не только для овцеводства, но и для хлебопашества. И ничего удивительного нет в том, что примерно к обеду мы, миновав Серый бом — последнюю на нашем пути скалу, окунулись в желтизну. Именно окунулись, потому что склоны сопок, полого сбегающие в долину, сама долина, остров (судя по всему, обширный) — все отливало золотом. Только прибрежная кромка оставалась зеленой и почему-то напоминала мне о постоянстве.

Поспевали хлеба.

Стоял конец августа, того хозяйственного месяца, в который природа начинает лепить свое зимнее благополучие.

И берега уже стали людными.

Первыми мы увидели, конечно же, туристов-дикарей. Эти самые дикари в поисках экзотики готовы сломать себе шею, забираясь черт те куда, и все из-за того, чтобы потом мимоходом уничтожить домоседа-сослуживца коротким упоминанием: «Помню, когда на Белуху поднимались…» или «Караколы — это муть». А и видели-то эти бедолаги на всем протяжении от турбазы до Каракольских озер только кончики своих ботинок, ибо распрямить спины и вольно оглядеться вокруг не давала им двухпудовая поклажа, будто навечно притороченная к загорбку.

Но это так, в порядке шутки, потому что в сути туризм — штука великолепная — это раз, и потом — каждый с ума сходит по-своему. Это — два. Нас хотя бы взять. Вместо того чтобы идти спокойным маршрутом, выбрали водный. Экзотика, видишь, привлекла. Дорого могла нам обойтись эта экзотика.

Но все хорошо, что хорошо кончается. К месту мы подплываем вчетвером.

Шеф, Матвей, Элька, Я.

А на берегу разбиты палатки, и четыре коричневых экземпляра орут нам: «Физкульт-ура!»

Все уже как-то по-домашнему, и будто не было шести дней, которые из многих экспедиционных дней останутся для меня самыми памятными. Потому что я начал их мальчишкой, а заканчиваю вроде бы зрелым человеком. Впрочем, это, конечно, сильно сказано. До зрелости мне еще ого сколько. Просто я прошел по реке путь, который стал моим первым мужским путем, и теперь я, наравне с другими бывавшими в экспедициях, имею право вспоминать. Может, и тут смело сказано? Может быть. Очень может быть. Но мне так кажется. Если сомневаетесь, попробуйте спуститься на плоту по горной реке и тогда заходите. Поговорим. Это не в порядке хвастовства. Просто я в этом уверен.

Прокричал я в ответ туристам свое «Физкульт-ура!», помахал для антуража полотенцем и загадал: если кто-нибудь из них помашет мне в ответ тряпицей, значит наш проводник Чоков уже в Кайтанаре, не помашет — придется нам ждать. Помахали сразу двое. Глупая это, конечно, штука — загад, а вот поди ты. Вышло, как хотел, и настроение сразу улучшилось. И когда проплывали мимо деда, устроившегося с удочками над омуточком, я уже по своей инициативе поприветствовал:

— Рыбакам-одиночкам физкульт-привет!

Дед вместо ответа на приветствие погрозил мне кулаком. Наверное, у него не брало.

Но я уже не мог остановиться.

— До Кайтанара далеко еще плыть?

Дед не ответил, ответил Матвей.

— То ли два, то ли восемь.

Так нам ответил алтаец, когда мы спросили, далеко ли до Тугоряка. Это было еще в первые дни экспедиции.

Матвей именно ответил, а не прокричал, потому что кричать ему надобности нет: мы плывем с ним на одном плоту, Элька перешла на другой. Она не случайно перешла, так же, как я не случайно не поддержал попытки Матвея заговорить. Не хочется мне с ним после вчерашнего разговаривать. Хотя, в общем-то, по убеждению Матвея, он вел себя нормально. И на наши претензии ему плевать.

Вчера мы обедали у Журавлиного камня — утеса, примечательного своим цветом: он серовато-белый, потому что сложен из известняка. В Кайтанаре есть кустарный заводик, перерабатывающий дармовую породу. Подножье утеса усыпано камнями, а выше этих россыпей гнездятся пещерки, образованные взрывами. Над пещерами по трещинам являет себя жизнь. Нависает перевитый хмелем кустарник, зеленеет трава, а в одном месте почти параллельно земле, пристроилась сосенка. Недолго ей, бедняге, осталось жить, потому что корни, уходящие вверх по склону, уже напряжены до предела и над ними крутыми бугорками вспухает земля. Эту подробность я рассмотрел в бинокль, потому что от сосенки до земли самое маленькое метров восемьдесят, а я совсем не дальнозоркий.

Пообедали мы без аппетита: во-первых, было жарко, а во-вторых, нами владело непоседливое состояние, которое приходит к человеку в конце пути, когда он еще не на месте, но дорожные переживания уже кончились и он не знает, к чему приложить свои заботы. Погромыхивая тарелками, Элька пошла мыть посуду, а мы с Матвеем двинулись окунуться. Как говорил Матвей: «Разогнать послеобеденную одурь». Разгоняли мы ее, разгоняли, но так до конца и не разогнали. По крайней мере, я. Вроде и вода пробирала до печенок и полоскался я в ней достаточно, но как только вылез на песочек, пригрелся и задремал. Проснулся — один. Матвея, который лежал поначалу рядом, след простыл. По правде говоря, я не удивился. Пока мы купались, Элька от посуды освободилась, а двое свободных людей, если им того хочется, дорогу себе всегда найдут. К слову будь сказано, после того, как у нас побывал вертолет, они ее каждый день находили. То после обеда, то после ужина. А то и тогда и тогда.

Я почти наверняка знал, что эта их дорога к нашему стану не лежит. Однако чем черт не шутит.

Нет, все обстояло как по писаному. Около погасшего костра сидел один Вениамин Петрович и занимался всегдашним своим делом: что-то быстро чиркал в блокноте. Вот уж поистине у человека завидный, непостижимый дар: может сосредоточиться в любой обстановке. Мне для того, чтобы скомпоновать и оформить мысли, обязательно нужна тишина. Я когда школьные уроки учил, и то ничего не мог понять, если кто-то рядом разговаривал. Да чего там разговаривал. Если просто был посторонний, мне уже не до уроков.

Когда я подошел к стану и спросил у шефа, не появлялись ли Матвей и Элька, он даже глаз не поднял. Замотал отрицательно головой и продолжал чиркать. Тогда я спросил:

— Скоро поплывем?

— А? — Здесь шеф взглянул на меня рассеянно, потом моргнул несколько раз и спросил: — А Эльвира Федоровна и Матвей Васильевич где?

Я не выдержал и рассмеялся.

— Что вы смеетесь? Вы же вместе уходили.

— Порознь. Мы с Матвеем купаться, она — посуду мыть. Мы туда пошли, — я показал рукой, — она туда.

— Так вы найдите их, пора двигаться.

— Чего их искать, — сказал я и, повернувшись к скале, закричал: — Матве-ей! Элька-а! — Потом предложил шефу: — Давайте вместе.