Николай Кожевников - Гибель дракона

• Название: Гибель дракона
• Автор: Николай Кожевников
• Издательство: Свердловское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1963

В романе описываются события, связанные с боевыми действиями частей Советской Армии на Дальнем Востоке, с разгромом Квантунской армии в 1945 году, разоблачаются происки японской разведки и подготовка Японией бактериологической войны против Советского Союза.

Роман основан на реальных материалах.

---

— Чьи? Чьи это могут быть самолеты?

Подошел Чжу Эр. Поздоровался. Постоял несколько минут молча, прислушиваясь к удаляющемуся гулу моторов.

— Советские! — вдруг сказал он и, поправив очки, обернулся к Шин Чи-бао. — Не так ли?

— Так... Это же... — комиссар не мог говорить от волнения.

— Да! — радостно подхватил Чжу Эр. — Это конец японской оккупации. Это мир и свобода, товарищ!

К ним подходили партизаны, прислушивались, постепенно окружая их тесным кольцом. Опять послышался нарастающий гул самолетов, невидимых в темноте. Люди что-то кричали, приветственно махали шапками. Потрясая листком, испещренным записями, радистка Цю еле протиснулась к Чжу Эру.

— Война! — взволнованно кричала она. — Русские объявили войну Японии. Это их самолеты! Вот! — и отдала записи Чжу Эру.

Радостным, приветственным шумом отозвались партизаны, но их крики покрыл мощный гул моторов третьей волны советских бомбардировщиков.

21

Первая и вторая роты батальона Карпова отрезали центр города от вокзала и загнали японцев за стальные двери дотов. Карпов приказал минировать выходы и вести наблюдение. Он отослал часть людей к вокзалу, где, судя по выстрелам, разгорался бой, а сам с Золотаревым и Камаловым начал пробиваться к штабу ударной группы. На соседних улицах то и дело вспыхивали ожесточенные схватки, гремели взрывы гранат, слышались крики и автоматные очереди.

Решительного перелома еще не наметилось. Но японцы, деморализованные мощным натиском, отходили к укрепрайону под защиту орудий и железобетонных стен дотов. «Только бы загнать их в укрепрайон, — думал Карпов, — освободить город. Войска пойдут вперед». Он бежал рядом с Золотаревым. Позади топал запыхавшийся Камалов. Карпов не думал об опасности. Сейчас было одно желание: скорее попасть на КП, отослать донесение в политотдел. Были уже первые герои-солдаты, о них должны узнать все. В планшете лежали заявления: «В бой хочу идти коммунистом». В центре квартала, из одноэтажного особняка с каменным драконом над подъездом, грянули выстрелы.

— Ложись! — крикнул Карпов, — Никто не ранен?

— Нет, вроде целы, — послышался голос Золотарева. Он укрылся за чугунной тумбой.

Выстрелы из особняка прекратились. Карпов быстро перебежал улицу. «Наверное, смертник, — мелькнула мысль, — ну, мы сейчас доставим ему удовольствие повидаться с тенями предков». Вот и окно. Он приподнялся на носки и кинул гранату. Бегом — к другому. Вторую! Мысль работала четко: два окна, две комнаты, человек оглушен или убит. Прижавшись к стене, Карпов переждал взрывы. Оконные рамы вылетели. Стекла со звоном рассыпались по мостовой.

...Казимура, оглушенный взрывом, бросил винтовку и заполз в ванную комнату. Что делать? Сейчас они непременно придут сюда! Он кинулся к окну в сад... Крепкая решетка не поддавалась его усилиям. Какой идиот делает решетки в доме! И вспомнил: сюда он запирал непокорных китаянок. Казимура укусил себя за руку. Попался! Теперь смерть. Сунуть бы сюда ту проклятую гадалку. Его блуждающий взгляд упал на ванну...

Карпов прыгнул в окно и зажег фонарик. Золотарев с автоматом наготове осматривал углы. Никого. Взрыв раскидал мебель. Штукатурка со стен и потолка обвалилась. Облака известковой пыли смешались с клубами дыма от тлеющих тряпок, кучей наваленных на полу. Золотарев ногой отбросил парадный китель с погонами майора.

— Важная птица... майор! — усмехнулся он.

Фонарь осветил узкую дверь. Золотарев дал по ней очередь. Сорванная с петель дверь с треском упала.

Они вошли. В ванной комнате разбросаны щепки, дрова, белье. Ванна до краев полна черной жидкости. Карпову показалось странным: для чего налита эта грязь?

— Ну-ка, потревожь, — сказал он Золотареву.

— Вонь разводить... — недовольно буркнул тот и, схватив полено, ткнул им в ванну. Вместе с брызгами показались руки, судорожно хватавшие воздух, а потом голова японца с тростинкой, зажатой в зубах.

— Ох ты!.. — вскрикнул Золотарев, отскакивая к стенке. — Хенде хох!

В комнату вбежал Камалов. Он расслышал возглас Золотарева и, блеснув улыбкой, сказал:

— Это японец, товарищ старшина! Он по-немецки не понимает.

Дрожащий японец вылез из ванны. С него текло. Он снял очки, протер их и, близоруко щурясь, вынул вату из ушей и носа.

— Ну, все равно — фашист! Пусть понимает, — ответил Золотарев на замечание Камалова. — У меня переводчик сердитый: момент — и на тот свет!

— Сорева ватакуси... — Казимура поднял руки, лихорадочно обдумывая: что лучше? Притвориться не знающим русского языка или... Пожалуй, и в самом деле застрелит. Переводчика нет.

— То-то, — засмеялся Золотарев и, обращаясь к Карпову, спросил: — Зачем его в ванну занесло?

— Маро-маро хитрось, — неожиданно по-русски сказал японец и улыбнулся, обнажив желтые зубы — Войенно хитрось... уважаемые капитана росске... — Казимура выбрал из двух зол меньшее. Он стал нарочно коверкать русские слова, подражая русско-китайскому жаргону, который мог знать и простой солдат.

— Тоже, сообразил! — рассмеялся Камалов, глядя на жалкую фигуру японца, похожего на общипанную курицу.

— Не притворяйтесь, майор! — строго сказал Карпов и приказал Камалову принести китель с погонами.

Казимура растерянно молчал.

— Оденьтесь! — Карпов пристально смотрел в трусливые глаза японца.

Кое-как стянув мокрую одежду, Казимура нехотя переоделся. Парадный китель, подогнанный опытным портным, сидел как «влитый», подчеркивая ширину плеч и узость талии. Теперь — конец! В смертельном страхе Казимура закрыл глаза. Где теперь веселый американец Айронсайд? Он обещал дать сигнал, если русские задумают выступить. Обманул... Как и его обманул капитан Казимура: много сказал, но все неправда, выдумка. Пропали доллары... много долларов. Может быть, Айронсайд еще и выручит — они союзники... Много, очень много рассказал бы Казимура теперь веселому Айронсайду. Нет, он не стал бы лгать. Нет!.. Голос русского офицера прервал эти лихорадочные мысли:

— Где ваши погоны, майор? — Карпов отбросил ногой мокрый китель.

— Я... я.... — Казимура растерялся окончательно. — Я не заметил, как они свалились...

Смешливый Камалов хохотал все время, пока обыскивали японца, доставая мокрые документы из многочисленных карманов.

— Куда этого водолаза девать, товарищ старший лейтенант? — все еще улыбаясь, спросил Камалов.

— Веди на пункт сбора пленных. Регулировщики покажут, где он. И немедленно передай переводчику документы с ним вместе, — кивнул Карпов на сгорбившегося майора. — Это, должно быть, важная птица... водолаз! — не выдержал, засмеялся и Карпов.

Казимура, все еще надеявшийся на какое-то чудо, понял теперь: не только карьера, но и жизнь его окончены...

В штаб группы Карпов попал только в пятом часу. Над горящим городом занималась тусклая заря. Сопротивление японцев было подавлено. Наступила тишина. Только у моста иногда еще слышались редкие выстрелы, и на восточной окраине рассыпали дробь пулеметы.

В полуразрушенном фойе кинотеатра Карпов застал и Харченко, и Макаровского. Напротив горела жандармерия. Кровавые отблески пламени освещали лица.

— Пока нет коменданта, — сказал Харченко, — придется тебе, Карпов, заняться снабжением населения продуктами. Склады знаешь где?

— Знаю.

— Ну, выполняй,

К утру японцы были прижаты к реке за восточной окраиной, укрепленный район блокирован.

22

Странное впечатление производят улицы Токио в предрассветные часы, когда загорается нежная полоска зари. Отдыхая после шумного дня, немые дома спят, как и люди в них. Окна — глаза домов — плотно закрыты шторами. Сильнее, чем днем, городские запахи: вонь гниющих отбросов в многочисленных каналах, удушливый пар гниющего мусора во дворах, на улицах, на местах пепелищ — следов американской бомбежки. Это Токио, заселенный беднотой: рабочими многочисленных заводов и заводишек, грузчиками портов, рикшами — словом, теми, кто дает городу жизнь. На мостовой, заменяющей тротуары в этих причудливо искривленных мрачных переулках и тупичках, раскинутых на десятки километров под сотнями мостов и мостиков, перекинутых через многочисленные каналы, спят сотни тысяч безработных и нищих. Но это, как говорят японцы, «второй Токио». О нем не пишут в газетах, не говорят по радио, к нему никогда не обращается «божественный император». Кажется, люди питаются здесь одним воздухом: ничего съестного нет в мусоре. Все, что немного пригодно в пищу: картофельная шелуха, трава, заплесневелые капустные листья, тонкая кожура редьки, становится предметом ожесточенных споров. Это «второй Токио».

«Первый» — за рекой Сумидо, на холмах Акасака и Кодьзимати. Он утопает в нежной зелени каштанов, скверов и парков (под скамейками и здесь, однако, спят те же люди «второго Токио», неспособного, несмотря на свою поражающую величину, вместить всех обездоленных). «Первый Токио» — это виллы, дворцы, гостиницы, особняки, многоэтажные здания магазинов, министерств, полицейских и жандармских управлений. Здесь покой господ охраняют полицейские: на каждом углу по трое, у каждого подъезда по одному. «Первый» отгородился от «второго» штыками и пулеметами. Фигуры жандармов, полицейских и солдат, бродящих по сонным улицам, похожи на паразитов, ползающих по телу спящего человека, — такие же молчаливые, тихие, почти не заметные, но готовые в любой момент пустить в ход свое острое жало: клинок, пистолет, винтовку.