Владимир Бондаренко - Лермонтов: Мистический гений

• Название: Лермонтов: Мистический гений
• Автор: Владимир Бондаренко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03638-3

Прошли столетия с того дня, когда у горы Машук был убит великий русский поэт, национальный гений Михаил Юрьевич Лермонтов. В новой книге о нем, пожалуй, впервые за 200 лет рассказано о мистических корнях поэта, идущих от его древних предков, и содержится столько интригующего, что она наверняка заинтересует и маститых литераторов, и самого широкого читателя.

Исследование известного критика и публициста Владимира Бондаренко, в отличие от многочисленных беллетризированных семейно-бытовых биографий, затрагивает важнейшие проблемы бытия и раскрывает основу жизненной позиции Лермонтова, сурово противостоящего и светской власти, и духовной, и нормативно-бытовой. Нужен ли был властям такой вольный поэт? Почему современники поэта считали дуэль убийством, а иные современные лермонтоведы оправдывают Мартынова? Почему молчание о причинах гибели Лермонтова затянулось на целых 30 лет? Василий Розанов писал о «вечно печальной дуэли», Владимир Бондаренко — о «вечно преступной»…

Автор резко выступает против всех мистификаций и сплетен о поэте, для него Лермонтов во всех своих противоречиях, при всей сложности характера — прежде всего, величайший национальный русский гений, очень рано осознавший свою трагическую миссию.

---

У самого Джойса был такой же лютый противник, как и у Лермонтова, некто Гогарти, только их дуэль растянулась на долгие годы. В своей жесткой прозе Джеймс Джойс признается: "Я не могу писать, не оскорбляя людей". Что делать, пошляки Грушницкие всегда будут оскорблены в мировой литературе. И они всегда будут мстить, они готовы убивать всех гениев мира, от Лермонтова до Джойса. В письме брату от 18 августа 1905 года Джойс сочувственно цитировал слова Лермонтова: "По поводу "Исповеди" Руссо Лермонтов говорит, что эта книга имеет уже тот недостаток, что он читал ее своим друзьям. Исходя из тех условий, в которых писались мои рассказы, я очень сомневаюсь, чтобы они были так уж хороши".

За время написания "Портрета художника в юности", где он хотел, так же как и Лермонтов, во многом изобразить самого себя, как характерного героя времени, он постоянно обращался к опыту Лермонтова. Общий сюжет, общая задача — изображение эпохи через постижение самого себя, сходство было и в "проницательном способе изображения", в иронии по отношению к самому себе, в концентрации на внутреннем мире героя.

На примере русской прозы Джойс писал молодому ирландскому писателю Артуру Пауэру, что великое произведение литературы, для того чтобы претендовать на общечеловеческое содержание, должно рождаться исключительно на национальной почве. Эх, хорошо бы эти слова Джеймса Джойса усвоить нашим нынешним молодым писателям.

И в целом Джойс размышляет о русской прозе: "Главное, что я нахожу у всех русских, — это дотошная, нутряная приверженность своей нации… Толстой — потрясающий писатель. Он не бывает ни скучным, ни глупым, ни утомительным, ни педантичным, ни напыщенным! Он на голову выше всех остальных… Он и впрямь искренен в своих духовных исканиях, что, впрочем, вовсе не мешает ему изъясняться на превосходном русском языке с петербургским аристократическим лоском, что вовсе не мешает ему помнить имя своего прапрадеда — это вообще свойственно русскому искусству… Какой-то писака в "Иллюстрейтед Лондон ньюс" издевается над Толстым за то, что он, мол, не понимает войны. "Наивный старик", — пишет он. Черт возьми, тебе не кажется, что это уж слишком?! Приходилось тебе когда-нибудь слышать подобное хамство?! Неужели он и впрямь думает, что автор "Воскресения" и "Анны Карениной" ничего не смыслит? Неужели этот ничтожный хам смеет равнять себя с Толстым — физически, интеллектуально, творчески, морально? Мало сказать, что это нелепо, это еще и глубоко отвратительно. Может, этот журналист вздумает исправлять всего Толстого — его романы, рассказы, пьесы и прочее?"

По сути, "Герой нашего времени" был первым русским классическим романом, признанным всем миром.

Нам же остается решить каждому для себя (ибо абсолютной правды мы никогда не узнаем): написал ли предисловие ко второму изданию романа Михаил Лермонтов искренне, составляя портрет Печорина из пороков всего поколения, или же, описывая жизнь во всех ее причудах, рассказывая все те любовные и фаталистические истории, которые есть в "Герое нашего времени", он во многом брал материал для главного героя из себя самого и ссылка на придуманных героев простое оправдание для власть имущих? Василий Аксенов тоже позже в "Правде" отказался от своих "звездных мальчиков", но он-то был одним из них.

Сам гениальный роман не станет хуже ни от одного, ни от другого толкования, но, поверив в немалую автобиографичность "Героя нашего времени", мы с вами легче поймем самого героя.

Ведь это же он сам был в Тамани и правдиво, до мелочей дивно описал всю свою историю. Я специально ездил в Тамань по местам этой поездки, вездесущие краеведы уже до мелочей указали, кто там жил в этой хате, что за товары везли (не оружие ли?) контрабандисты, сколько дней провел Михаил Лермонтов в Тамани. Да и знаменитая кража всего имущества, доставившая Лермонтову позже столько хлопот, тоже произошла, как мы знаем, в Тамани.

Он сам и написал: "Отчего же вы не веруете в действительность Печорина?… Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?"

О Печорине можно говорить сколько угодно много, связывая его с Лермонтовым или не связывая, но в чем-то и на самом деле Михаил Лермонтов копнул "в самые глубины души человеческой…". А какие созданы в романе чудные образы любимых женщин, пусть и брошенных Печориным, но так любовно описанных! Там проглядывают и Варенька Лопухина, и Катенька Сушкова, говорят, что и одна из сестер Мартыновых.

Я пробую не вдаваться в анализ романа, а читаю его как еще одну зашифрованную автобиографию великого русского поэта. Где подробные бытовые описания офицера, побывавшего на Кавказе, соединяются с пророчествами Лермонтова опять же в отношении самого себя. Перечитаем внимательно "Княжну Мери", сцену дуэли Печорина и Грушницкого, и мы как бы оказываемся на дуэли самого Лермонтова с Мартыновым. Детали предельно автобиографичны, автор описывает свое пребывание в Пятигорске летом 1837 года. Узнаваемы и многие персонажи, доктор Вернер списан с доктора Н. В. Майера, в образе Веры явно узнаваема Варенька Лопухина. Схож и образ Грушницкого с образом Мартынова. Вот только его герой Печорин гораздо хуже, чем сам Лермонтов. Писатель явно описывает себя без лишнего любования, скорее, с неким негодованием. Он сам преувеличивает свои пороки. Посмотрите, как хладнокровно Печорин убивает Грушницкого. Эх, было бы так на самом деле. В жизни-то на первой и на второй дуэли Михаил Лермонтов стрелял вверх (или же совсем не стрелял, направив дуло пистолета вверх?). Хотя повод для дуэли был самый достоверный. Зачем Грушницкий всему миру рассказывает о том, что Печорин провел ночь с юной княжной? Печорину, положим, до этой болтовни и дела нет. Но даже если бы это было и так, достойно ли дворянина и офицера уличать княжну в развратности? Даже если бы Печорин промолчал, неужели не нашлось бы ни одного дворянина, который бы защитил честь княжны? Даже при нынешней безнравственности, кому какое дело, кто у кого бывает по ночам? Я уж не говорю еще и про попытку не зарядить печоринский пистолет. Это уже смахивает на попытку убийства, а не на дуэль. Нечто подобное было и в дуэли самого Лермонтова. Грушницкого убили по всем правилам, за дело, это не было простым баловством дворянского бездельника. Жаль, что никто так и не убил на дуэли Николая Мартынова.

Поверх автобиографической хроники событий в курортном городке автор пишет уже вымышленную историю о характерах и развитии самой эпохи. Да и противостояние гордого и яркого Печорина и мелкого и пошлого Грушницкого соответствует истинным героям того времени. Меня поражает лишь то, как решительно сам автор производит в романе свой выстрел в Грушницкого и как решительно он же отказывается от такого же выстрела в реальной дуэли с Мартыновым. Он как бы сам здорово преувеличивает свой демонизм. Печорин напрямую ассоциируется с Демоном. И все вроде бы лермонтовские типажи. В разговорах, в письмах, в прозе и стихах Михаил Лермонтов мог сколько угодно себя демонизировать, но в жизни он Демоном не был. Что и доказали наглядно обе дуэли. Лермонтов не просто был беспощаден к себе в демонстрации своих недостатков, он явно их гиперболизировал.

Его современники пишут о том, что за позой высокомерного и презирающего всех человека в реальности скрывался совсем иной, и добрый, и скромный, верный и в дружбе, и на службе. Эх, жаль не разглядел его настоящий характер император Николай I, не сумел вчитаться ни в "Бородино", ни в "Песню про… купца Калашникова", ни даже в "Демона". И на самом деле часто Лермонтов демонстрировал презрение к большинству окружающих, не скрывал свое избранничество. Но не случайно же в товарищеской среде его любили и ценили, и не только за талант. Не случайно с ним шли в разведку.

У нас с войны осталась поговорка: "Я бы с ним в разведку не пошел", то есть — ненадежный человек. Высшая проба человеческих качеств. Если Михаил Лермонтов долгое время ходил в разведку да еще собирал в свой разведотряд добровольцев, значит, и все сопливые упреки и прошлых, и нынешних лермонтоведов, оправдывающих Мартынова и обвиняющих Лермонтова в отвратительных человеческих качествах, несостоятельны. Дворянский свет, увы, это и было самое гнилое и пошлое болото, состоящее из людей, которые никогда бы и ни с кем ни в какую разведку бы не ходили. Увы, и поведение всех псевдодрузей Лермонтова после дуэли тоже столь же омерзительно. Какая уж тут разведка! Даже признать свое участие или неучастие в дуэли ни у Алексея Столыпина, ни у Сергея Трубецкого не хватило сил. Утонули в собственном вранье и Васильчиков, и Глебов. Вот они все и были явные "герои нашего времени".

Эх и напугал же Лермонтов своим Печориным мелкого и ничтожного Мартынова! Уверен, тот почти до самого конца дуэли видел перед собой Печорина и ждал выстрела, а не дождавшись, мстительно выстрелил в "презирающего" его человека. Сконцентрировав в образе Печорина весь свой преувеличенный демонизм, Лермонтов и впрямь напугал своим героем окружающих его недалеких людей. Надо ли было стрелять в негодяя Грушницкого, надо ли было пугать контрабандистов возможным разоблачением, надо ли было так поступать с Бэлой, да и с княжной Мери? Если бы большинство читателей не видели бы определенной близости героя с автором, если бы речь шла о явно вымышленном персонаже, думаю, не было бы и дуэли на Кавказе. Лермонтов сам наблюдает и любовно выписывает свои вымышленные пороки. Разве ему не понятна вся обида Максима Максимыча, так жаждавшего встретиться с былым другом и сослуживцем и наткнувшегося на высокомерную презрительность Печорина? Копаясь в себе самом, Лермонтов копается и в людском характере как таковом. Через свою душу и свои пороки он показывает всю пустоту николаевского правления страной. Вот уж верно пишет Белинский: "Лермонтов великий поэт: он объектировал современное общество и его представителей".