Владимир Бондаренко - Лермонтов: Мистический гений

• Название: Лермонтов: Мистический гений
• Автор: Владимир Бондаренко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03638-3

Прошли столетия с того дня, когда у горы Машук был убит великий русский поэт, национальный гений Михаил Юрьевич Лермонтов. В новой книге о нем, пожалуй, впервые за 200 лет рассказано о мистических корнях поэта, идущих от его древних предков, и содержится столько интригующего, что она наверняка заинтересует и маститых литераторов, и самого широкого читателя.

Исследование известного критика и публициста Владимира Бондаренко, в отличие от многочисленных беллетризированных семейно-бытовых биографий, затрагивает важнейшие проблемы бытия и раскрывает основу жизненной позиции Лермонтова, сурово противостоящего и светской власти, и духовной, и нормативно-бытовой. Нужен ли был властям такой вольный поэт? Почему современники поэта считали дуэль убийством, а иные современные лермонтоведы оправдывают Мартынова? Почему молчание о причинах гибели Лермонтова затянулось на целых 30 лет? Василий Розанов писал о «вечно печальной дуэли», Владимир Бондаренко — о «вечно преступной»…

Автор резко выступает против всех мистификаций и сплетен о поэте, для него Лермонтов во всех своих противоречиях, при всей сложности характера — прежде всего, величайший национальный русский гений, очень рано осознавший свою трагическую миссию.

---

В отличие от пушкинских или даже барковских эротических стихов, в отличие от «Луки Мудищева» или пушкинской «Гавриилиады», юнкерские поэмы Лермонтова остались грубоватым следом в его жизни еще и потому, что мы читаем не некие фривольные сказки, не стихи о похождениях мифических героев в альковах загадочных женщин, а какие-то дотошно описанные физиологические очерки о вполне реальных соучениках Лермонтова. Все эти поэмы были написаны для рукописного журнала «Школьная заря», который семь раз выпускался юнкерами. К примеру, главным героем рассказанного в поэме «Гошпиталь» происшествия являлся князь Александр Иванович Барятинский (впоследствии известный государственный и военный деятель), чьи шалости, кутежи, веселые похождения и романтические приключения получили в Петербурге широкую известность. Думаю, и в момент выхода журнала вряд ли Барятинскому понравилось его изображение, но в Школе юнкеров он отмолчался, отшутился, хотя приятного было мало. Как указано в «Русском биографическом словаре» 1900 года, «В этом учебном заведении кн. Барятинский всецело окунулся в веселую жизнь столичной молодежи того времени… кирасирский полк (тогда армейский)… и ему пришлось серьезно задуматься над поправлением своей пошатнувшейся репутации. Князь А. И. не долго колебался в выборе средств и заявил категорическое желание ехать на Кавказ, чтобы принять участие в военных действиях против горцев».

Из-за поэмы «Гошпиталь» князь Барятинский люто возненавидел Лермонтова. Гораздо позже, после смерти поэта, его биограф П. А. Висковатый обратился и к Барятинскому за воспоминаниями и услышал самые негодующие слова: «…он называл его самым „безнравственным человеком“ и „посредственным подражателем Байрона“ и удивлялся, как можно им интересоваться до собирания материалов для его биографии».

Висковатый утверждал, что Барятинский был в числе людей, сознательно мешавших служебному продвижению Лермонтова. Впрочем, читатель может рассудить сам. В своей поэме в резко сатирическом тоне Лермонтов рассказывает с бытовой точностью о похождениях героев, за которыми стояли легко угадываемые прототипы: Лафа — он же Н. И. Поливанов, Михаил Шубин и др.

Но с явным гротеском Лермонтов изобразил прежде всего князя Барятинского.

Как вспоминает соученик Лермонтова по Школе юнкеров Александр Меринский: «Зимой, в начале 1834 года, кто-то из нас предложил издавать в школе журнал, конечно, рукописный. Все согласились, и вот как это было. Журнал должен был выходить один раз в неделю, по средам; в продолжение семи дней накоплялись статьи. Кто писал и хотел помещать свои сочинения, тот клал рукопись в назначенный для того ящик одного из столиков, находившихся при кроватях в наших каморах. Желавший мог оставаться неизвестным. По средам вынимались из ящика статьи и сшивались, составляя довольно толстую тетрадь, которая вечером в тот же день, при сборе всех нас, громко прочитывалась. При этом смех и шутки не умолкали. Таких нумеров журнала набралось несколько. Не знаю, что с ними сталось, но в них много было помещено стихотворений Лермонтова, правда, большей частью, не совсем скромных и не подлежащих печати, как например: „Уланша“, „Праздник в Петергофе“ и другие». В целом, насколько известно, вышло семь номеров журнала. Среди главных авторов — Михаил Лермонтов и… Николай Мартынов…

Начнем с сюжета «Гошпиталя». В Петергофском госпитале на антресолях жила одна древняя старушка, смотрительница, там же жил и крепкий мужичок, ямщик. И была у них молодая и прелестная служанка. Как-то князь Б. (Барятинский) поспорил с Лафой (Н. И. Поливановым) на шесть бутылок шампанского, что он этой же ночью завладеет молодой служанкой.

И ободренный винным паром
Наверх вскарабкался наш князь;
Прижал защелку — входит с жаром.
Руками за х… свой держась;
Чердак похабный, закоптелый
Едва лампадой озарен,
Говно и пыль со всех сторон.
В широких креслах, в кофте белой,
В очках, недвижна, как гранит,
Слепая барыня сидит.

Не разобравшись в темноте, князь налетел на старую барыню, задрал ей юбки и… принялся делать свое княжеское дело, спустив свои штаны…

Старушка кричит, прибегает ямщик и видит:

Худая мерзостная срака
В сыпи, заплатках и чирьях,
Вареного краснее рака,
Как круглый месяц в облаках,
Пред ним сияла!.. Свой огарок,
Смутясь немного, мой Андрей
Перекрестясь, приставил к ней…
Не вкусен князю был припарок,
И он немедля с языка
Спустил лихого е…ка.

Да еще и дубиной стал ямщик проходиться по княжеской спине. Князь кинулся из дверей, ямщик с дубиной за ним, и вдруг видят уже в другой комнате Лафу с молодой служанкой. Это лихой улан успешно вместо князя обслужил по всем правилам служанку Марису, пока тот возился со старухой. Затем еще и выручил князя из беды. Дал отпор ямщику.

Ужасней молнии небесной,
Быстрее смертоносных стрел,
Лафа оставил угол тесной
И на злодея полетел;
Дал в зубы, сшиб его — ногою
Ему на горло наступил;
— «Где ты, Барятинский, за мною,
Кто против нас?» он возопил.
И князь, сидевший за лоханкой,
Выходит робкою стопой,
И с торжествующей осанкой
Лафа ведет его домой.
Как шар по лестнице скатился
Наш голожопый купидон,
Ворчал, ругался и бесился,
И, морщась, спину щупал он.

Пришлось князю выставить ящик шампанского, «И, от друзей досаду скрыв, / Остался весел и счастлив…» Вот и вся скабрезная поэмка. Напиши это, очевидно, реально состоявшееся похождение кто-нибудь из юнкеров, прошло время, всё забылось бы, иногда соученики встречались бы и смеялись. Но князь А. И. Барятинский позже стал наместником Кавказа, фельдмаршалом, приближенным лицом императора. А Михаил Лермонтов стал великим русским поэтом. Каково наместнику Кавказа слушать за своей спиной до конца жизни хихиканья своих подчиненных. Да и перед детьми неловко. Естественно, и сегодня все наследники Барятинского люто ненавидят Михаила Лермонтова. В общем-то, обычная зарисовка будней военного училища, что в царское, что в советское, что в нынешнее время. Грубоватые нравы, доля натурализма, зафиксированные, хоть и шаржированные портреты юнкеров и сценки из юнкерской жизни.

В другой поэме «Петергофский праздник» добрую треть сочинения можно хоть сейчас в рекламный ролик видов Петергофа помещать.

Кипит веселый Петергоф,
Толпа по улицам пестреет,
Печальный лагерь юнкеров
Приметно тихнет и пустеет.
Туман ложится по холмам,
Окрестность сумраком одета —
И вот к далеким небесам,
Как долгохвостая комета,
Летит сигнальная ракета.

В Петергофе как раз во время традиционного праздника проходили летние учения Школы юнкеров. И бравые юнкера с удовольствием интимно общались с дамами. На этот раз, по утверждению ряда современников, в поэме главным героем выведен Дмитрий Сергеевич Бибиков, юнкер лейб-гвардии Кирасирского полка с 7 сентября 1832 года. Ему и удалось заманить в кусты ядреную девицу. Всё бы хорошо, но девица потребовала денег, а как говорят в анекдоте, «юнкера с дам денег не берут»… И наоборот, дамам за удовольствия не платят.

И закатился взор прекрасный,
И к томной груди в этот миг
Она прижала сладострастно
Его угрюмый, красный лик.
— Скажи мне, как тебя зовут? —
«Маланьей». — «Ну, прощай, Малаша». —
«Куда ж?» — «Да разве киснуть тут?
Болтать не любит братья наша;
Еще в лесу не ночевал
Ни разу я». — «Да разве ж даром?»
Повесу обдало как варом,
Он молча муде почесал.
— Стыдись! — потом он молвил важно:
Уже ли я красой продажной
Сию минуту обладал?
‹…›
Ты знай, я не балую дур:
Когда е…у, то par amour!
Итак, тебе не заплачу я:
Но если ты простая б…дь,

То знай, за честь должна считать Знакомство юнкерского х…

Наиболее скабрезной, на мой взгляд, получилась третья поэмка «Уланша». Всё о том же своем товарище Лафе (Н. И. Поливанове), который разводил юнкеров на летние учения по квартирам и заодно нашел молодую красотку, к которой позвал всех товарищей своих. Этакий крутой юнкерский групповой секс. Как и в предыдущих поэмах, никакой тонкой эротики, никакого томления, никакого изыска. Грязно навалились толпой на одну девицу, разодрали ее и, утомленные, утром разошлись по квартирам. Не хочется верить, что так всё и было. В молодежных подвигах всегда есть доля преувеличения.

«Народ! — сказал Лафа рыгая. —
Что тут сидеть! За мной ступай —
Я поведу вас в двери рая!..
Вот уж красавица! лихая!
П…да — хоть ложкою хлебай!
Всем будет места… только, други,
Нам должно очередь завесть!..
Пред богом все равны…
Но, братцы, надо знать и честь…
Прошу без шума и без драки!
Сначала маленьких пошлем;
Пускай потыкают собаки…
А мы же грозные е…аки
Во всякий час свое возьмем!»
‹…›
Мирзу не шпорит Разин смелый,
Князь Нос, сопя, к седлу прилег,
Никто рукою онемелой
Его не ловит за курок…
Идут и видят… из амбара
Выходит женщина: бледна,
Гадка, скверна, как божья кара,
Истощена, из…бана;
Глаза померкнувшие впали,
В багровых пятнах лик и грудь,
Обвисла жопа, страх взглянуть!
Ужель Танюша? — Полно, та ли?
Один Лафа ее узнал,
И, дерзко тишину наруша,
С поднятой дланью он сказал:
«Мир праху твоему, Танюша!..»
С тех пор промчалось много дней,
Но справедливое преданье
Навеки сохранило ей
Уланши громкое названье!

Хочется думать, что это юнкерские фантазии и не более. Я уж не знаю, как позже к этим поэмам относились ее герои, тот же Лафа, Князь Нос, Разин… Нет ни грациозности, ни шаловливости, ни куртуазности, нет даже и патологии, лихого извращенчества. Какое-то простое естество аристократических хамов. Может, поэтому эти поэмы и не осуждал Виссарион Белинский. Мол, любуйтесь на низкое поведение всех этих князьев и графов. За эротическими поэмами последовало и несколько скабрезных стишков на «голубые» приключения своих сотоварищей. Внимательно прочитав эти стишки, любой читатель поймет, что сам Лермонтов всех этих «удовольствий» более чем сторонился, скорее, высмеивал увлекающихся «голубизной» юнкеров. Но и в этих стихах поражает адресная их привязка. Я не знаю, как относился к великому поэту в течение всей жизни Павел Павлович Тизенгаузен, но в литературной памяти навсегда останется его увлечение сладостным пороком. Ему посвящено целое стихотворение «К Тизенгаузену».