Вениамин Рудов - Последний зов

• Название: Последний зов
• Автор: Вениамин Рудов
• Жанр: История

---

Ведерникову очень хотелось, чтобы командиры подошли ближе и можно было хоть догадаться, о чем они говорят, - он был убежден, что обсуждают поступок отделенного командира, иначе бы Голяков не оглядывался на Новикова. Желание было лишено здравого смысла - куда уж там догадаться! Но он прямо с нетерпением ожидал: авось приблизятся.

Командиры не торопились.

Ведерников перевел взгляд на отделенного. Новиков подравнивал лопаткой дерн на бруствере, лицо его оставалось спокойным, не было заметно волнения, покрытое пылью и потом, оно не выражало ничего, кроме усталости. Только пальцы рук впились в черенок, и ногти были белыми-белыми. Он стоял спиной к командирам, полусогнувшись, подрезал плитки дерна, и по обожженной на солнце напряженной спине скатывались капельки пота, выпирали ребра, обтянутые тощей, как у подростка, незагоревшей на боках кожей, и сам он, тонкий в кости, сухощавый, выглядел далеко не таким возмужавшим, как это казалось, когда он надевал воинское обмундирование.

"Парнишка. Совсем еще зеленый парнишка, - думал, глядя на отделенного, Ведерников, успевший повоевать на финской, понюхать пороху и по-настоящему возмужать. - А вот, гляди, держится, характер - кремень".

Нетерпение Ведерникова было так велико, что он вытянул шею, затем сделал шаг к колодцу, но, спохватившись, откачнулся назад. На него не обратили внимания.

Черненко же, не поняв, что происходит с Ведерниковым, процедил с привычной подначкой:

- Сачкуем?

- Отвязни, смола.

- А работу за тебя дядя кончит?

- И ты не слабак, копай.

Кузнецов, надев фуражку на бритую голову, что-то коротко и резко сказал Голякову, тот, откозыряв, повернулся через левое плечо, чтобы уйти, но майор его задержал почему-то.

Потеряв надежду подслушать разговор командиров, Ведерников опустился на одно колено, возобновил прерванную работу. Ему осталось разбросать лишнюю землю перед бруствером стрелковой ячейки, что он и сделал незамедлительно, несколькими энергичными взмахами лопатки, ни разу больше не подняв головы, пока не сровнял с землей успевший высохнуть добела холмик песка.

Между тем гул за рекой нарастал, будто приближались на излете отзвуки дальних громовых раскатов. В небе далеко за монастырем появились три черных точки, постепенно увеличиваясь в размерах, они с пугающим грохотом устремились прямо к границе.

Все, кто находился во дворе, задрали головы кверху, следя за тремя немецкими истребителями, шедшими прямо по курсу на небольшой высоте, не отворачивая ни вправо, ни влево - как к себе домой.

Похожий на аистенка мальчишка вскочил на голенастые ножки, с его головы свалилась панамка, но он, не поднимая ее, попятился и нечаянно развалил песчаный домик, над которым все время молча трудился. Он заплакал от горя, и крупные слезы потекли по его бледным щекам к острому подбородку. Плач заглох в гремящем реве пронесшихся над заставой вражеских истребителей. Они пронеслись так низко, что всем отчетливо были видны летчики в кожаных шлемах и защитных очках.

Ведерников в два прыжка очутился рядом с ребенком, подхватил его на руки, но мальчик, вырвавшись, подбежал к Новикову, доверчиво прижался к нему, спрятал голову у него между колен.

Кузнецов, вместе со всеми наблюдавший перелет истребителей через реку, отдал какое-то приказание лейтенанту Сартоеву, и тот, придерживая шашку, со всех ног побежал к заставе. Отсутствовал он недолго и через несколько минут бегом же возвратился к все еще стоявшему у колодца майору.

- Ну что? - нетерпеливо спросил Кузнецов.

- Позвонил, товарищ майор, - громко ответил Сартоев. - Сейчас наши их встретят... Полагаю, уже поднялись в воздух.

Майор молча кивнул, следя за удаляющимися истребителями с крестами на крыльях.

Еще вибрировал над головами людей спрессованный самолетами, горячий, пропахший ядовитым бензиновым запахом воздух, а машины уже были над Брестом. Они по-прежнему летели низко, на высоте не больше трех сотен метров, словно бы находились над своим аэродромом, а не в чужом небе, и солнце высвечивало их серебристые тела, оставляющие за собой грохот и вой.

Кузнецов заметно нервничал, но об этом его состоянии позволяло догадываться лишь то, как он носком сапога, не глядя себе под ноги, безотчетно чертил на влажной земле у колодца короткие неровные линии.

Все наблюдали за кружившими над городом немецкими самолетами, и никому не пришло в голову обратить взгляд к границе, где по ту сторону реки с неменьшим интересом наблюдали за полетом десятка полтора фашистских офицеров.

- Что делают, гады! - вырвалось у прикомандированного из отряда сапера. - Наши почему молчат?

Ему не ответили.

Ведерников выругался, и никто его не одернул, как было бы в любом другом случае.

Голяков нетерпеливо переминался с ноги на ногу, покусывал губы и вопрошающе посматривал на Сартоева - будто молча спрашивал, где же, дескать, твои "встречающие", за которыми тебя посылали?

Теперь, как вначале, рокот неприятельских истребителей доносился приглушенным отзвуком дальних раскатов грозы. Были отчетливо видны уменьшившиеся в размерах машины. Они носились над городом, выписывая круги, словно издевались над всем живым, что было под ними, зная, что вторжение для них пройдет безнаказанно, как сходило и раньше. Будто в насмешку, они то взмывали вверх почти вертикально, то камнем падали вниз и снова чванливо демонстрировали свое мастерство и силу моторов.

Но вот из-за набежавшего облака наперехват "мессершмиттам" вынырнули два тупоносых истребителя с красными звездами. Они разделились и медленно, с трудом набирая высоту, погнались за нарушителями, стремясь их отсечь от границы и вынудить приземлиться.

Слишком тихоходны в сравнении с немецкими были самолеты. Словно играючи, "мессершмитты" под прямым углом взмыли в небо.

Ведерников слизнул с сухих губ горько-соленый пот, взглянул на своего отделенного. Новиков стоял белый как мел, кусал губы. Ребенок все еще прижимался к нему, держась обеими ручонками за его руку. Все, кто находился возле траншеи, и командиры у колодца, провожали глазами удаляющиеся к границе немецкие истребители. Исход был ясен.

От комсоставовского дома к траншее бежала молодая женщина в белом платье с короткими рукавами, лицо ее выражало испуг. Она еще издали увидела мальчика и, радостная, устремилась к нему. Ребенок, обрадованно взвизгнув, бросился к ней, и женщина, ни слова не говоря, лишь кивнув Новикову в знак благодарности, возвратилась назад.

Ее приход вывел всех из оцепенения.

Кузнецов широким шагом пошел к траншее мимо вытянувшихся перед ним полуголых бойцов, сопровождаемый тремя командирами, обошел ее из конца в конец, молча, не делая замечаний. Было видно, как от перенесенного нервного напряжения у него подергивается щека. За ним и его спутниками неотступно тащились короткие полуденные тени.

- Вы Новиков? - Кузнецов остановился перед младшим сержантом, стоявшим по другую сторону траншеи рядом со своими бойцами.

- Так точно. Младший сержант Новиков. Командир третьего отделения.

Ведерников слегка наклонился вперед, но майор в его сторону не взглянул. Опять была тишина. В горячем песке купались воробьи.

Голяков стоял рядом с майором, хотел что-то сказать, но тот его остановил жестом руки и, наклонясь над траншеей, заглянул вниз.

- Что ж, подходяще, - сказал он, но чувствовалось, что сию минуту мысли его занимают безнаказанно ушедшие "мессершмитты". Он, разогнув спину, непроизвольно, с нескрываемым беспокойством посмотрел в небо, где все еще плавилось солнце и плыли, незаметно смещаясь на запад, легкие облака. - Ну, так что вы тут натворили, младший сержант? Доложите-ка мне.

Новиков молчал. На верхней губе его выступили мелкие капельки пота, лицо, обожженное солнцем, вдруг заострилось.

- Отвечайте, когда вас спрашивают! - строго сказал Голяков. - Доложите начальнику отряда про свои художества.

Кузнецов отмахнулся от старшего лейтенанта, как отмахиваются от жужжащей над ухом назойливой мухи.

- Я жду, Новиков, - сказал он довольно миролюбиво. - Хотелось бы услышать, как вы сами оцениваете свой поступок.

Новиков посмотрел майору прямо в глаза.

- Никак.

- Можно яснее?

- Я выполнял свой воинский долг, товарищ майор.

- Вы в этом убеждены?.. Можете стоять "вольно".

- Убежден.

- Мне нравится, когда человек уверен в своей правоте, - сказал Кузнецов без иронии и по-хорошему улыбнулся. - Можете стоять "вольно", - повторил он. - Ну, а как тогда быть с моим приказом, запрещающим в таких случаях поднимать стрельбу? Я ведь приказ свой не отменял.

Новиков стоял навытяжку, не отводя взгляда от Кузнецова.

Старший лейтенант Иванов порывался что-то сказать. Покраснев от волнения, он несколько раз вскидывал руку к козырьку зеленой фуражки, прося разрешения объясниться, но Кузнецов всякий раз отстранял его, не пробуя выслушать. Единственный раз он, обернувшись к нему, сердито сказал: