Вениамин Рудов - Черная Ганьча

• Название: Черная Ганьча
• Автор: Вениамин Рудов
• Жанр: История

---

- Ну ты хоть можешь не киснуть? Что с тобой, Юра? - Вера взяла его за локоть. - Атмосферочка, скажу я тебе, великолепнейшая, как на похоронах.

- Что ты предлагаешь?

- Вылазку в кафе. Потанцуем, на публику поглазеем. Ты будешь джентльменом и угостишь вкусненьким. Поехали, Суров.

Предложение было не из худших, во всяком случае, куда интереснее, нежели сидеть дома, прислушиваться к себе самому, втихомолку беситься от неопределенности.

- У меня десятка осталась, - признался, краснея и думая, что сейчас Вера спросит, где его деньги, а он не сможет сказать, что большую часть их отдал на строительные материалы для Холода.

- Пустяки! Трешки хватит. - Вера беспечно рассмеялась. - Легли на курс.

Где она подхватила это выражение, он не знал, хотя из ее уст слышал впервые. На Вере был белый гольф и черная юбка. Волосы у нее отросли, лежали на плечах, черные, слегка курчавившиеся, тускло отливая неровным блеском.

В кафе, куда они приехали спустя полчаса, играл джаз, было много свободных столиков, горели, переливаясь, неоновые огни.

Суров давно не танцевал, ощущал скованность, было неприятно, что на Веру мужчины пялят глаза - она в самом деле привлекательна, Суров это видел, но не чувствовал той приятной приподнятости, как раньше, когда она, нарядная, приезжала к нему на пляж или встречала дома. Раздражали постоянно меняющие цвет неоновые огни. Танцуя, он без конца ловил на себе завистливые взгляды. Что до Веры, то она была в своей стихии. По ее виду трудно было предположить, что в ней сейчас происходит борение чувств.

Лишь много позднее, в вагоне, Суров понял, что вылазка в кафе была маленькой Вериной хитростью, тактическим ходом: "Сравни, дескать, город и твою глушь".

Домой возвращались поздно, где-то в первом часу ночи, но, как и днем, на улицах было полно гуляющих, горели огни реклам, слышался смех. Вера шла, возбужденная танцами, тяжело опираясь на локоть Сурова. Глаза ее блестели, в них вспыхивали, отражаясь, неоновые огни световых реклам. Небо заволокло тучами. Трамваи шли редко, и Суров спешил, чтобы успеть до дождя.

Дождь хлынул, когда они уже были в квартире.

- Вот и кончился наш прощальный вечер, - сказала Вера, стаскивая через голову гольф. - Все, Суров. - В ее голосе зазвенели долго сдерживаемые слезы. Сняла гольф, не освободив из рукавов руки, села, будто связанная, на диванчик в горестной позе. - Скажи что-нибудь.

Он высвободил ее руки, сложил гольф.

- Все, как прежде, Верочка. Я не могу здесь, ты не можешь там. Где же выход?

- Если бы ты хотел...

- Только без слез. И тише, пожалуйста. Спят ведь.

Глотая слезы, принялась раздеваться. Обычно она стыдливо поворачивалась к нему спиной, и он видел ее загоревшие до бронзового оттенка плечи с белыми полосами от лифчика. Сейчас Вера стояла к нему лицом, всхлипывала. Вышла в спальню, и оттуда послышались ее рыдания.

Суров порывался войти. Но сдержался: сто раз об одном и том же! Надоело. Да и бесполезно. Никаких веских доводов, абсолютно никаких причин отказываться от возвращения на заставу у Веры не было. В этой уверенности ее никто и ничто поколебать не могло. Он прислушивался к шуму дождя, сидя на подоконнике.

- Юра! - из спальни послышался голос Веры.

- Сейчас.

Жена сидела в халате на разобранной постели, опустив ноги на коврик. Ее лицо было в слезах, она их не вытирала.

- Хочешь, я поеду с тобою... ненадолго?

- Зачем?

- Не знаю... Юра... Юрочка... Помоги нам всем.

- Ты говоришь глупости. - Я - военный человек. Куда прикажут. А на время... Что значит на время?..

Сел рядом, стал втолковывать, как маленькой, что жить дальше вот такой раздвоенной жизнью нельзя ни ему, ни ей, что он собирается в академию и три года, если примут его, будут жить в столице. Что после - увидим, время покажет. После, конечно, тоже будет граница, но, вероятно, не на заставе.

Когда он умолк, она отстранилась:

- Нет, Юра, я здесь останусь. Не могу и не хочу. Хочется немного счастья. Не могу быть просто хорошей женой и просто хорошей матерью. И ты от меня не требуй.

- Такого я не требовал.

Вера упрямо тряхнула головой:

- Какая разница - ты, другой ли? Быков сказал. Он - политработник, и ему по штату положено следить за нашей нравственностью, хранить в святости семейный очаг офицерского кор-р-р-пуса.

Она легла, накрывшись одеялом до подбородка.

Суров вышел в другую комнату, закурил, стряхивая пепел себе в ладонь. Дождь перестал, и было слышно, как срываются и шлепают по лужам отдельные капли. "Что ж, - думал Суров, - все ясно: Вера требует невозможного, а он не только не хочет, но и не может уволиться, чтобы быть мужем при жене. Кто отпустит из армии совершенно здорового человека, офицера с перспективой на служебный рост, как принято говорить? Абсурд!"

Докурив, разделся, прошел в спальню, лег, зная, что Вера не спит.

Она беззвучно плакала, уткнувшись в подушку.

Суров молчал, чувствуя, как постепенно им овладевает ожесточение против тупого ее упрямства. Так они лежали, отчужденные, и час и два - долго. Ему казалось, что жена наконец уснула. Самого клонило в сон.

- Юра...

Дрема с него слетела.

- Что?

Она порывисто поднялась, обхватила рукой его шею, пробуя заглянуть в лицо.

- Почему бы тебе не попроситься сюда! Какая разница, где служить?..

- Чепуху мелешь, - сказал он сердито.

- Ради Мишки.

Видно, она и сама почувствовала, что получилось неискренне, но остановиться уже не могла. Разве не любит он сына? Не желает ему счастья? Она, разумеется, уверена, что он Мишку любит больше всего. Так в чем же дело? Надо подать рапорт. В конце концов, можно попросить генерала Михеева он посодействует. Разве не так?

Он лежал, не реагируя на ее горячечные слова, пока она не заметила, что муж не слушает.

- Я не права?

- Спи, тебе нужно уснуть.

- Юра...

- Надоело. Одно и то же. - Принялся одеваться, торопливо, как по тревоге, не думая, что на дворе ночь и что до утра хотя бы он никуда не может уйти.

Она наблюдала за ним, обхватив свои плечи руками и съежившись. Ночник отбрасывал красный свет на ее голые руки, лицо. В глазах застыли красные точки, и вдрагивали ресницы.

- Куда ты?..

Рев пароходного гудка ворвался в тишину комнаты. Вера запнулась.

Он вышел в другую комнату, сел на диванчик и курил, курил безостановочно и только взвинчивал себя до предела, до головной боли. Второй раз за этот месяц на юге он, как бы подводя черту, мысленно твердил: Вера отрезанный ломоть.

На свою станцию Суров приехал хмурым полуднем. Первым желанием было вызвать машину, чтобы сразу, не канителясь, без раскачки, какая обычно длится несколько дней после отпуска, окунуться в привычное. Он погасил в себе этот порыв, решил добираться до заставы пешком.

Было пасмурно и прохладно, над головой нависало серое небо, дул порывистый ветер. Принимался накрапывать дождь, но ветер расталкивал облака, временами проглядывала синева.

Суров шел налегке, с небольшим чемоданом в руке. Издалека, вероятно от поворота к лесничеству, долетал однообразный ноющий звук - похоже, на высоких оборотах работал мотор: где-то в колдобине застрял лесовоз. Суров пытался и не мог представить себе поселок лесничества с новым домом на самой окраине, но был уверен, что дом успели выстроить. Суров был еще во власти последних волнений, всего того, что происходило позапрошлой ночью на квартире у Веры, ни о чем другом думать не мог. Снова и снова повторял про себя слова: "Вера - отрезанный ломоть".

Снова принялся накрапывать дождь, опять ярился ветер, выл, как пес, и гнал облака. Суров пожалел, что не переоделся в военную форму. На нем была лишь короткая куртка. Форму и плащ положил в чемодан. Ветер трепал ему волосы. Он подумал, что переоденется у Вишнева в будке.

Вишнева Суров увидел еще издалека. Стрелочник стоял у шлагбаума в неизменной своей черной шинели с треплющимися по ветру обтрепанными полами, смотрел из-под ладони приставленной козырьком к глазам.

- Богатым будете, товарищ капитан. Спервоначалу за чужого принял. С приездом вас, Юрий Васильевич. Заходите, будете гостем.

- Спасибо, Христофорыч.

В будку Суров вошел как в парилку. В углу пылала печурка, исходил паром огромный пузатый чайник. На единственном табурете, пригревшись, дремал откормленный рыжий кот.

- Брысь! - Вишнев смахнул рыжего с табурета. - Садитесь, Юрий Васильевич. Чайку?

- В другой раз. Тороплюсь. Надо к вечеру домой успеть.

- Машину б вызвали. Чего ж с ходу-то на своих двоих? Находитесь. Нынче на вашей заставе делов хватает, товарищ капитан, - сказал он загадочно.

- У кого их мало!

- Не скажите, товарищ капитан. Завчерась был у меня подполковник товарищ Голов, так строго наказывал: "Смотри, Христофорыч, на тебя вся надежда, потому как ты вроде передовой пост. Мимо твоей будки нарушителю никак не пройти. Глаз имей. Должон пройти высокий здоровый мужчина, за сорок лет. Появится, глаз держи, а нам - немедля". Ну, а вы, гляжу, тоже в штатском, так сказать, ростом господь бог не обидел. Надо, думаю, посмотреть, кто да что. Выходит, на поверку-то маху я дал, товарищ капитан. - И вдруг всплеснул руками: - Да что это я, старый хрен, мелю: "капитан", "капитан"! Со званьем вас, товарищ майор! Поздравляем, и, как говорится, чтоб не последняя звездочка.