Сигрун Слапгард - Сигрид Унсет. Королева слова

• Название: Сигрид Унсет. Королева слова
• Автор: Сигрун Слапгард
• Издательство: ОГИ, Б.С.Г.-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94282-554-6

Книга норвежской журналистки С. Слапгард рассказывает о жизни и творчестве Сигрид Унсет (1882–1949), выдающейся норвежской писательницы и правозащитницы, лауреата Нобелевской премии по литературе (1928). Все подробности ее непростой биографии исследовательница подтверждает ссылками на документы и малодоступные источники. Жизнеописание снабжено обширным справочным аппаратом.

---

В число тех, кого Сигрид Унсет считала нахлебниками и приживалами, она включила и собственную мать. Ее раздражало, что мать тянет все жилы из сестры. Тем не менее писательница была искренне огорчена, когда приехала в Осло навестить прикованную к постели мать, которая была уже почти без сознания. Ее сестра Сигне буквально валилась с ног от усталости, на ней лица не было. А ведь еще совсем недавно день рождения матери отмечали шампанским и цветами. Но сейчас, когда мать больше не узнавала ее, Сигрид Унсет решила, что это конец. Она поехала в «Дом Святой Катарины», чтобы сообщить об этом Эббе, которая по-прежнему жила там почти постоянно. Через несколько дней, 26 августа, Шарлотта Унсет умерла.

До начала новой войны она не дожила каких-то несколько дней. Узнав о войне, Сигрид Унсет, как истинная дочь своей матери, сказала сестре: «Слава Богу, наша мать не дожила до этого дня!» Ведь Шарлотта до конца жизни рассказывала, как она еще маленькой девятилетней девочкой ложилась на землю, чтобы услышать отзвуки пушечной канонады у Дюббеля в 1864 году, когда немцы напали на Данию[673].

Если Бьеркебек опустел без Моссе, то теперь, после смерти матери, и Осло стал другим. Приезжая в Осло, она всегда навещала свою мать, которая очень радовалась конфетам и цветам. И сама Сигрид Унсет, и окружающие часто называли ее дочерью своего отца. Возможно, потому что как автор исторических романов Сигрид отдала дань уважения профессии отца — Ингвальда Унсета. Но она не отрицала, что и с матерью у них было немало общего[674]. Часто в героинях ее новелл и романов угадываются черты ее матери. Овдовев, Шарлотта вызывала восхищение, поскольку умудрялась, несмотря на скромный достаток, всегда содержать дом в порядке и чистоте. Такова и героиня романа «Весна» — Роза Вегнер. «Тебе, скорее всего, понравится эта книга, мама», — эти слова она адресовала матери, подарив ей авторский экземпляр первого издания.

Позже, осенью того же года, умер собрат по перу, которого она ценила выше всех: Улав Дун. Они дебютировали почти одновременно, в один год. И на протяжении многих лет она не уставала повторять, что он достойный претендент на Нобелевскую премию. Всякий раз, как они с матерью беседовали о литературе, она называла его величайшим писателем Норвегии.

— Ты не можешь говорить так, Сигрид, пока жив Гамсун! — возражала ее больная мать.

— Вот именно что могу, — парировала дочь.

Сигрид Унсет нисколько не сомневалась, что Улаву Дуну давно следовало бы присудить Нобелевскую премию по литературе. Дун был очень популярен в Германии, но занял достойную уважения позицию — по отношению и к нацизму, и к делу Осецкого. Возможно, Дуну даже в каком-то смысле повезло — ему не довелось пережить времена, когда все, что он любил и перед чем благоговел, было «осквернено и разлетелось вдребезги от ударов кнута, свист которого снова разносится над миром». Таков был пафос ее речи на церемонии прощания с «певцом Трёнделага».

— Как горько сознавать, что он умолк, что он — такой великий гений, оставил нас, несчастных сирот, на этой земле. В наши жестокие времена его творчество призывало к милосердию и сочувствию, утешало сердца человеческие…

Потом она опустила на гроб венок с надписью «Величайшему писателю Норвегии».

В этом году Сигрид Унсет ждала еще одна утрата. Регина Нурманн тоже покинула ее: «В своем искусстве она воплотила весь Нурланн — северян, уединенно живущих в бедных рыбацких поселках и в больших усадьбах у моря, приморских и горных саамов. Она радушно принимала их у себя — и живых, и мертвых: отцов, похороненных на кладбище и сгинувших в море, драугов, троллей, привидений, ангелов и святых, Петтера Дасса и Мейска{94}, животных, обитавших на суше и в море, березу с зеленого склона, дикий горошек, растущий на песчаном склоне».

Регина жила на улице Стенсгатен, и Сигрид Унсет, навещая свою гостеприимную подругу, всегда с удовольствием прогуливалась по улице своего детства.

«Она щедро делилась с нами дружелюбием, остроумием и добрым юмором. Сидя за ее столом, вкушая пищу из ее рук и вино из ее кубка, мы согревались, и радовались, и понимали, что она сполна испытала, насколько опасно человеку обитать там, где не хватает доброты и радости»[675].

Все лето Унсет провела за чтением рукописи и корректур «Мадам Дортеи». «Да, я снова принялась за роман, который начала несколько лет назад, — делилась она с Кнопфом. — Но многое отвлекало меня, например поездка в Швецию». Впрочем, это даже пошло на пользу — готовясь к лекциям, она перечитала многое из того, что написала со времен поездки в Северную Норвегию, и первые черновики семейного романа о жизни XVIII века: «Однажды я не знала, что бы такое почитать. И тогда я вытащила старые рукописи, перечитала их и начала переписывать. И внезапно я почувствовала, что начала писать новую книгу»[676]. Она признавалась, что надеется завершить роман до Рождества. Конечно, смерть Моссе и матери потребовала от нее колоссальных эмоциональных затрат. К тому же она очень переживала за судьбы Европы: «Будущее кажется все более и более угрожающим»[677].

К осени главы романа уже приобрели вполне конкретную форму. Основой книги должны были стать биографии ее предков, «но персонажи романа вели себя по-своему, а вовсе не так, как их прототипы»[678].

Все началось с того, что ее старая тетя Сигне рассказала о своем отце и прадеде, портрет которого висел в раме под стеклом в старой усадьбе в Калуннборге. Портреты Вильгельма Адольфа Ворсё и Леопольдины Шарлотты Ворсё маленькая Сигрид использовала в качестве моделей для фигурок своего кукольного театра, а теперь они стали прототипами героев ее нового романа. Вильгельм Адольф вырос в Норвегии, его отец был управляющим на чугунолитейном заводе неподалеку от Ларвика. А сам он стал приходским священником в Ютландии — этот приход в районе Виборга она посетила во время одной из своих поездок в Данию более пятнадцати лет назад.

Унсет пыталась восстановить историю жизни нурланнских родственников и во время поездки в Шотландию. А роман она начала с описания детства своего прадеда близ Ларвика. Затем пути персонажей разошлись. Сейчас ей казалось, что она вернулась в старые добрые времена. Она часто избегала встреч с кем бы то ни было, никому не дозволялось отвлекать ее от работы.

В издательстве с нетерпением ждали окончания работы над рукописью. Вильям Нюгор с огромным энтузиазмом прочитал рукопись и заявил, что со времен трилогии о Кристин «Мадам Дортея» — самая гениальная книга Унсет. Главный редактор издательства Бюгге взялся за редактуру — ему предстоял нелегкий труд, поскольку он так и не осмелился потревожить небожительницу. Он обратился за помощью к адвокату Му, предварительно составив список своих замечаний, суть которых в основном сводилась к правописанию. В романе не использовалась ни норма 1917 года, ни более поздние правила. В ответ ему было сказано, что писательница намеренно «употребляла некоторые датские слова и выражения, чтобы сохранить колорит эпохи»[679].

— Вообще-то я намеревалась написать роман из истории нашей семьи, — объясняла она своим датским родственникам, — но когда я начала писать, все изменилось, без изменения остались разве что пара имен.

Пожилая тетушка Сигне Доротея Ворсё обладала исключительным талантом рассказывать сказки и истории, и память о ней Сигрид Унсет увековечила в романе «Мадам Дортея».

Газеты писали, что «роман — начало огромной эпопеи». Почему-то они не сомневались, что книгой «Мадам Дортея» Сигрид Унсет открыла новый цикл исторических романов. Вдова управляющего стекольным заводом неподалеку от Гаусдала, по имени которой названа книга, после смерти мужа вынуждена уехать и начать новую жизнь. И книга, конечно же, будет иметь продолжение, поскольку действие романа заканчивается накануне аукциона, на котором будет решена судьба имения.

В целом книгу приняли очень хорошо. Хотя и на сей раз не обошлось без обычных упреков по поводу стиля Сигрид Унсет. Кое-кому показалось, что действие романа чересчур затянуто и местами автор грешит канцеляризмами. Конечно же, и в этом романе писательница не изменила своим католическим воззрениям. Герой романа, немецкий стеклодув Шарлах, — католик, опора семьи. И не исключено, что маленький Бертель в одном из следующих томов станет монахом или католическим священником. Эта тема волновала многих.

«Книга сама по себе занятная, но старомодная», — писал Андреас Эриксен в газете «Арбейдерквиннен»[680].

«Судя по этой книге, Сигрид Унсет явно замахнулась на перспективу создания нескольких томов. И держит читателя в напряжении», — отозвалась ее бывшая подруга Барбра Ринг, попавшая к ней в немилость[681]. «Очарованию этого романа невозможно противиться», — признавался Винснес[682]. Книга раскупалась неплохо, но, увы, эпоха настоящего коммерческого успеха, похоже, осталась в прошлом. С годами и в Швеции, и в Дании ее творчество уже не вызывало былого интереса. Даже вполне доброжелательные отзывы критиков о «Мадам Дортее» не могли спасти положение. Со времен «Улава, сына Аудуна» тиражи сократились, только книга «Одиннадцать лет» еще пользовалась спросом. В Швеции годом раньше издательство «Нурстедс» отказалось переводить «Автопортреты и пейзажи», но сейчас «Мадам Дортея» вышла в шведском переводе. В Дании продавали норвежское издание. Чтобы компенсировать потери за утраченный немецкий книжный рынок, Эйлиф Му попробовал найти других иностранных издателей, которые могли бы заинтересоваться последним романом Сигрид Унсет, писательницы с мировым именем. Он уговорил Кристиана Эльстера написать увлекательную мини-биографию — «Некоторые стороны жизни Сигрид Унсет», основанную на письмах.