Михаил Львов - Каменный пояс, 1985

• Название: Каменный пояс, 1985
• Автор: Михаил Львов
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Публицистика
• Год: 1985

Литературно-художественный и общественно-политический сборник, подготовленный Челябинской, Курганской и Оренбургской писательскими организациями. Посвящен 40-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне.

---

Каменный пояс, 1985

Посвящается 40-летию Победы советского народа над фашизмом

Михаил Львов СТИХОТВОРЕНИЕ

…Я видел, как победа вырастала,
Свидетельствую: пролетят года —
Спасительное мужество Урала
Отчизна не забудет никогда.

Урал, Урал… Заводы… Шахты… Горы…
Страной железа видишься ты мне.
Твои сыны, литейщики, шахтеры,
Себя, как дома, чувствуют в огне.

С рождения металлом окруженный,
Уралец — прирожденный металлист,
А значит, он и воин прирожденный,
И слесарь от рожденья, и танкист.

В пороховой окутываясь запах,
Идет на запад наших танков вал.
И сам Урал подвинулся на запад,
Придвинул пушки к западу Урал.

Пройдут года — над веком небывалым
Потомки совершат свой поздний суд.
Железо назовут они Уралом,
Победу назовут они Уралом,
И мужество Уралом назовут.

Владилен Машковцев СТИХОТВОРЕНИЕ

Каждый второй танк и каждый третий снаряд, выпущенный по фашистским захватчикам, были сделаны из магнитогорского металла…

Вновь мы книгу времени откроем:
путь к простейшим истинам не прост.
Да, в Указах городом-героем
не назвали наш Магнитогорск.

Под дождями сгнил барак дощатый,
и погасли буйные костры.
Но Россия помнит год тридцатый
и набатный гул Магнит-горы.

Разве люди могут не запомнить
взрывы телеграфной тишины…
Был чугун, рожденный первой домной,
первым мирным подвигом страны.

Шли мы, как в атаки, через время,
принимая гордо свой удел.
И металл вливался в жадный лемех,
в тракторах натруженно гудел.

А когда коварно мир нарушила
рейха оголтелая орда,
вздыбилась бронею и оружием
ярая магнитная руда.

И паучья свастика дрожала,
под огнем умерив мотопрыть.
Нет, не Рур —
Магнитка вновь решала:
быть России… быть или не быть!

Мы, надев отцов погибших робы
и к мартенам встав в пятнадцать лет,
сокрушили полчища Европы
и железный крупповский хребет.

Будем вечно помнить все, что было:
как мы шли от первого костра,
как Россию грудью защитила
в грозный час Магнитная гора.

Будет вечно все, что мы построим,
будет вечен и прекрасен труд…
И потомки городом-героем
город наш рабочий назовут.

Анатолий Пшеничный ТАНК У ПРОХОДНОЙ Стихотворение

Вы стали историей,
Годы-невзгоды.
При вас надевали шинели
Заводы,
При вас у вагонных,
                              у тракторных —
Штатских —
Расправились плечи в строю
По-солдатски.

То дальнее время,
Как свежая рана.
Как рана,
Которой зажить еще рано.
Оно — в обелисках,
На траурных лентах
И в танках,
Оставленных на постаментах.

Александр Куницын ВЫ В БИТВУ ШЛИ, НЕ ДУМАЯ О СЛАВЕ… Стихотворение

Вы в битву шли, не думая о славе,
Вы Родину спасали в грозный час.
И нынче не забыт в родной державе
Бессмертный подвиг каждого из вас.

И вспоминаем вас, как самых близких…
Идут года. Иные времена.
Но в городах и селах — обелиски,
И ваши дорогие имена.

ПРОЗА Воспоминания

Марк Гроссман — один из старейших уральских писателей, автор поэтических и прозаических книг «Ветер странствий», «Живи влюблен», «Птица-радость», «Камень-обманка», «Да святится имя твое!» и многих других — с первого до последнего дня Великой Отечественной войны был военным корреспондентом в действующей армии.

Марк Гроссман И ШТЫК, И ПЕРО

«Я хочу,

             чтоб к штыку

                                 приравняли перо».

В. Маяковский

Подумать только — целых сорок лет прошло с той поры, как смолкли наши пушки, остановились танки и самоходки, замерли на взлетных полосах истребители, бомбардировщики, штурмовики и загремели взамен выстрелов и бомбежек наши песни и пляски на площадях поверженной империи Гитлера.

Многое забылось за долгие четыре десятилетия, но благословенный день нашей Победы я вижу так, будто он случился вчера. Вижу и слышу его цвета и звуки — красные цвета моего Отечества и марши России, гремящие всюду. Вокруг горы оружия, сложенные плененным воинством фюрера. В каждом окне каждого берлинского дома простыни, наволочки, тряпки — белые флаги капитуляции и позора. Бесконечные колонны солдат, офицеров и генералов рейха, бредущих в плен.

И пусть во веки веков будет этот день грозным предупреждением всем толстосумам, всем маньякам, всем любителям мирового господства на голубой и зеленой нашей планете.

На колоннах рейхстага в ту пору я не раз видел надписи уральцев, и одну из них переписал в свой блокнот:

«Мы пришли с Урала, чтоб вы не ходили к нам!»

Я родился на Дону, но почти всю жизнь прожил на Урале. Потому в воспоминаниях, часть которых печатается ниже, называю уральцев земляками. Я гордился, что имею отношение к этому краю сильных и добрых людей. После Сталинграда, в междуречье Волги и Дона, я написал стихотворение, которое завершали такие строки:

В пути спросил один солдат другого:
— Ты, кажется, с Урала, побратим?..
И руку он потряс ему без слова,
И все без слов понятно было им.

Уральцев ценили и любили вся армия, весь народ. Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский, командовавший в свое время 2-й Гвардейской армией, где довелось воевать и мне, писал:

«У нас, фронтовиков, укрепилось глубокое уважение к питомцам седого Урала и безбрежной Сибири. Это уважение и глубокая любовь к уральцам и сибирякам установились потому, что лучших воинов, чем Сибиряк и Уралец, бесспорно, мало в мире. Поэтому рука невольно пишет эти два слова с большой буквы».

К этому мне нечего добавить.

„Срочно шлите оборонные стихи“

Двадцать четвертого марта 1941 года, за три месяца до начала Великой Отечественной войны, из Москвы в Ригу пришла телеграмма.

В ту пору, отвоевав на финской войне и дослужив свой срок в 1-й Московской Пролетарской дивизии, я демобилизовался, но все еще продолжал ходить в гимнастерке и шинели. Донашивал армейское обмундирование совсем не потому, что предпочитал его гражданской одежде. Просто в те дни не успел еще заработать на штатский костюм и видавшая виды, выцветшая в снежных окопах Карельского фронта экипировка продолжала исправно служить мне. Я лишь вывернул из петлиц треугольнички младшего комвзвода.

К одежде следует добавить содержимое кожаной сумки, где хранилось все мое тогдашнее имущество: документы, рубаха и запасные портянки. Впрочем, документов было совсем мало: «Выписка из протокола Экзаменационной Комиссии по аттестации младших политруков запаса Первой дивизии от двадцатого ноября 1940 года» и справка о награждении знаком «Отличник РККА» (небольшой этот знак, врученный Климентом Ефремовичем Ворошиловым, тоже находился в сумке).

В Москве, после демобилизации, мне предложили работу в центральной военной газете, но жилья не сыскалось, и Михаил Васильевич Погарский, редактор газеты, в которой я работал на финской войне, посулил Ригу, небольшую должность в газете Прибалтийского особого военного округа «За Родину».

Уже через несколько дней я оказался в столице Латвии. Ведая литературными делами газеты, встречался со многими писателями, навещавшими Прибалтику: с Александром Трифоновичем Твардовским, которого знал еще по финской войне, с критиком Анатолием Кузьмичом Тарасенковым, с моим однофамильцем Василием Семеновичем Гроссманом и другими. Газета настойчиво готовила войска особого округа к обороне, и я, естественно, занимался тем же делом и жил теми же заботами.