Эмманюэль Бернхайм - Его жена

• Название: Его жена
• Автор: Эмманюэль Бернхайм
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1995

Эмманюэль Бернхайм — французская писательница, прозаик и критик. Закончила институт восточных языков. Работала в «Кайе дю синема». Пишет сценарии для кино и телевидения.

В 1985 году привлекла внимание читателей и вызвала единодушный интерес критики первая книга 29-летней писательницы Эмманюэль Бернхайм «Нож». В 1988 году вторая — «Двое» — подтвердила неслучайность успеха, а третья — «Его жена», — получившая в 1993 году, через месяц после своего выхода в свет, одну из самых престижных литературных премий — премию Медичи, выдвинула Бернхайм в первый ряд современных французских писателей. Все три маленьких романа — притчи. «Нож» — это притча о всем надоевшем отчуждении и всем недостающей любви, «Двое» — головокружительный диалог двух подсознаний, «разговор» двух тел», изящнейшая иллюстрация к «эффектам поверхности» Жиля Делеза, одного из отцов постмодернистской культуры, а «Его жена» — притча о пустоте бытия-небытия и несущественности вещественности. (Татьяна Ворсанова. Вступление к роману "Его жена".)

---

Татьяна Ворсанова. Вступление

В 1985 году привлекла внимание читателей и вызвала единодушный интерес критики первая книга двадцатидевятилетней писательницы Эмманюэль Бернхайм «Нож». В 1988 году вторая — «Двое» — подтвердила неслучайность успеха, а третья — «Его жена», — получившая в 1993 году, через месяц после своего выхода в свет, одну из самых престижных литературных премий — премию Медичи, выдвинула Бернхайм в первый ряд современных французских писателей.

Все три книги переиздаются массовыми тиражами, о них пишут и говорят.

В чем же секрет подобного успеха? Да в том, что Эмманюэль Бернхайм пишет для всех, и текст всегда можно воспринимать на разных уровнях. Упругий, крепкий по-мужски стиль, умело выстроенный сюжет — все это держит читателя в постоянном напряжении, открыв книгу, дочитываешь ее, не в силах оторваться, до самого конца. Так называемый массовый читатель увлечен историей любви: все три ее книги — про «это»; читатель же подготовленный и искушенный, с удовольствием вникая в любовные перипетии, разгадывает философскую подоплеку изощренно выстроенных притч, ибо все три маленьких романа — притчи. «Нож» — это притча о всем надоевшем отчуждении и всем недостающей любви, «Двое» — головокружительный диалог двух подсознаний, «разговор» двух тел», изящнейшая иллюстрация к «эффектам поверхности» Жиля Делеза, одного из отцов постмодернистской культуры, а «Его жена» — притча о пустоте бытия-небытия и несущественности вещественности.

Предлагаемая сегодня читателю «Иностранной литературы» книга Эмманюэль Бернхайм, интересного и многообещающего французского прозаика, — наглядное свидетельство активно идущего и в кино (кстати сказать, читатель обратит внимание на кинематографичность прозы Бернхайм, работавшей в журнале «Кайе дю синема» и пишущей сценарии для теле- и кинофильмов), и в литературе процесса сближения массового и элитарного искусств.

Эмманюэль Бернхайм. Его жена

У нее украли сумку. Как всегда по утрам, она завтракала за стойкой. Ела, как обычно, тартинки, пила, как обычно, кофе, сумка, как обычно, была на полу, у ног. Она держала ее лодыжками. И вот сумка исчезла. У нее украли ее, а она ничего не почувствовала. И все остальные, кто был в кафе, ничего не заметили, и хозяин кафе — тоже. Никто ничего не видел.

Клер взяла у консьержки запасной комплект ключей и, не дожидаясь лифта, поднялась по лестнице. Прежде всего она заявила о краже кредитной карточки, потом позвонила слесарю, который сказал, что придет к ней завтра в двенадцать и врежет новый замок.

Повесив трубку, она тут же расслабилась. Не так уж все это серьезно. Денег в кошельке было мало, и чековую книжку она с собой не брала. А журнал, в котором она ведет запись больных на прием, — вот он, лежит на столе, возле телефона.

Включив лампу в прихожей — комнате ожидания, она привела в порядок кипу журналов. Уже без пяти девять, первый утренний пациент вот-вот войдет.

Старика лечили антибиотиками, из-за этого у него развился кандидоз. Язык был черным. Пока Клер его рассматривала, в дверь кто-то позвонил. Она пошла открывать. Это был молодой человек. Он улыбался. Она попросила его подождать и быстро вернулась в кабинет. По дороге машинально заглянула в свою тетрадь. И нахмурилась. Следующей пациенткой должна была быть женщина. Кто же тогда тот человек, которого она впустила? Наверняка что-то неотложное. Она вернулась к пациенту и ощупала его живот. До кишечника кандидоз еще не добрался. Вдруг Клер замерла. Незнакомец свистел. Громко свистел. И весело. Он не был болен. Ни один больной не станет так свистеть в приемной.

Может, это тот, кто украл у нее сумку? Да, конечно, это он. Ведь в кошельке у Клер он обнаружил всего двести франков. Этого оказалось мало. Он видел ее документы, знает, что она врач, и пришел за деньгами, которые она получает за консультации. И теперь ждет, когда она останется одна. Пока старик одевался, Клер приоткрыла ящик стола. И зажала в кулаке холодный баллончик со слезоточивым газом. Положила его в карман.

Вдруг незнакомец перестал свистеть.

Когда Клер, провожая пациента, подошла к двери, человек исчез.

Она прислонилась спиной к двери и глубоко вздохнула. И только тут заметила, что на подушке прямо на виду посередине диванчика лежит сумка, ее сумка, которую у нее украли. Взяли только деньги и кредитную карточку.

Клер отменила слесаря. И приготовилась к приходу следующей больной, с отитом.

Было восемь часов. Как всегда по вечерам, Клер, проводив последнего пациента, задержалась у себя в кабинете. Она разглядывала свою крохотную смотровую комнату, блестящие стальные крепления стола, инструменты и флаконы, аккуратно расставленные и разложенные в стеклянном шкафу. Она села в одно из двух кресел для пациентов и огляделась, как это сделал бы больной, пришедший к ней впервые. Плакаты в рамочках, лампы, книжный шкаф, ковер, все ей здесь нравилось.

Клер закрыла глаза. Она была счастлива. Становилось все холоднее. Скоро гриппов, ангин и бронхитов будет больше и больше. Осень и зима были ее любимыми временами года.

Квартиру она разделила надвое. Кабинет занимал большую часть, а жила Клер в совсем маленькой комнате.

Дверь между ними была приоткрыта. Клер вздохнула. Мишель уже пришел.

Она оставила его два года назад и жила одна, но виделись они чуть ли не каждый день. И у Мишеля тоже были ключи.

Она вошла бесшумно. Лежа на кровати, он не читал, не смотрел телевизор, даже не спал. Он ничего не делал. Он ждал ее.

Она кашлянула. Увидев ее, он встал и подошел поцеловать. Потом, как всегда, внимательно посмотрел на нее.

— У тебя усталый вид.

И он пошел наполнить ей ванну.

Клер жила в одной-единственной комнате с голыми белыми стенами. Угол, отведенный для кухни, был скрыт раздвижной ширмой. Стенные шкафы и гардероб размещались в ванной комнате.

Клер легла в теплую воду.

Она услышала позвякивание льдинок в стакане. Мишель напевал. Клер знала, что он всегда бывал доволен, когда она казалась усталой, чем-то озабоченной или грустной. Он думал, что в такие минуты становится более близким ей. Даже по телефону, как только он замечал, что она говорит усталым голосом, она улавливала его довольные интонации.

Приняв ванну, она энергично растерлась полотенцем.

Завтра она снова позовет слесаря. Она скажет ему, что, несмотря на то что нашла ключи, все-таки, хорошенько все обдумав, предпочитает сменить замок, для безопасности.

У нее будут новые ключи. И на этот раз она их Мишелю не даст.

Слесарь работал аккуратно и даже не поцарапал краску на двери. Он оставил три комплекта ключей. К одному Клер прицепила свой брелок, другой отдала консьержке, а третий положила в ящик письменного стола.

Вечер она провела в одиночестве.

Холодильник у нее был полон. Клер скривилась. Оставалось еще несколько свиных отбивных.

Она открыла свой кабинет два года назад и после первого трудного года решила завязать контакты со всеми лавочниками в квартале. Хотя денег у нее было немного, она ходила за покупками каждый день. Теперь все торговцы и их покупатели знали ее. В лавочках, а иногда даже на улице они рассказывали ей о своих болезнях, и она внимательно выслушивала их. И они приходили к ней на прием. Так ей удалось обзавестись постоянной клиентурой.

Продукты, однако, скапливались. Каждый вечер она ужинала дома и часто приглашала друзей, чтобы ничего не испортилось.

Клер поджарила себе свиную отбивную.

Спать она, как всегда, будет плохо, потому что в этой единственной комнате кухонные запахи пропитывают все, даже простыни.

Проснулась она внезапно. Оконные стекла дрожали. Пол вибрировал. Когда зазвонил будильник, она почти не слышала его, настолько было шумно. Клер встала и открыла ставни. Все обитатели улицы в пижамах и ночных сорочках стояли у своих окон.

Несколько лет назад здесь сгорел соседний дом. Теперь его начали восстанавливать.

Шум не слишком помешает ей. Окна кабинета выходят во двор. И она купит себе уши-беруши.

Как всегда в полдень, Клер вышла за покупками. Перед высоким забором, скрывавшим строительную площадку, разговаривали трое мужчин. Двое ушли. Третий остался один. И тогда Клер показалось, что она узнала того самого человека, который принес ей сумку. Он исчез на стройке.

Она остановилась перед маленькой дверцей в заборе. «Посторонним вход на стройку воспрещен», «Наличие каски обязательно». На проезжей части красные и белые конусы запрещали парковку. Клер в нерешительности помедлила. Затем открыла дверцу. И затворила ее за собой.

Все, что сгорело внутри дома, ссыпали в вагонетки. Оконные рамы с разбитыми стеклами, обугленные ставни, распотрошенные матрасы, проржавевшие бытовые приборы надгробьями лежали среди строительного мусора. Грохот был оглушительный. При каждом неожиданном мощном ударе невольно щурились глаза. Пыль стояла такая, что дышать этим воздухом было невозможно. Вдруг в проеме фасада показался человек. Он что-то прокричал Клер. Она ничего не расслышала. Тогда он стал отчаянно жестикулировать, и она поняла, что он просит ее уйти. Она повернулась к забору, но не смогла отыскать вход. Неожиданно наступила тишина. Клер поднесла руки к ушам — ей показалось, что она оглохла. Но тут что-то загрохотало, и она успокоилась.