Катрин Панколь - Крутые мужики на дороге не валяются

• Название: Крутые мужики на дороге не валяются
• Автор: Катрин Панколь
• Издательство: Флюид
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98358-187-6

Нью-Йорк, 90-е годы. Вызывающе красивая и патологически неуверенная в себе героиня — начинающая писательница — потеряв непутевого, разгульного, нежно любимого отца, спасаясь от депрессии, сбегает из родного Парижа в главный мегаполис мира в поисках вдохновения и большой любви. Что же она там найдет, вы узнаете из романа, однако сама по себе Америка, увиденная глазами француженки, — это уже, поверьте, сильное зрелище! Катрин Панколь, прозаик, журналист и профессор-филолог, знакомая российскому читателю по романам «Я была первой» и «Мужчина на расстоянии», в особом представлении не нуждается. И публика, и критика, вне зависимости от стран и континентов, с восторгом встречают каждую новую ее книгу, поскольку Панколь пишет умные ироничные романы, которые нравятся абсолютно всем: одни наслаждаются веселой и смелой любовной интригой, других пленяют изящество слога и глубина подтекста.

---

А я продолжила свои скитания.

Я бродила по городу с блокнотиком в кармане, и, как только в голове возникала свежая мысль, появлялось нужное слово, немедленно его записывала, задыхаясь, сияя, прислонившись к стене вагона метро, прилипнув задницей к стулу кофейни. Я пила безвкусный кофе, грызла бублики и торжествовала. Радовалась каждому слову, каждому найденному слову… Я жила словами. Ни один мужчина на свете не дарил мне подобного блаженства. Точное слово, точно переданное чувство — и я буквально взрывалась от наслаждения.

Мне было все равно, серьезная получится книга или нет. Я писала ее слово за словом, а порой выбрасывала страницу за страницей. Иногда, проработав целое утро, я отправлялась в Forty Carrots перехватить салатик и неизменно встречала там мою любимую негритянку, все такую же резкую, упорно не замечавшую моего немого обожания. Глядя на нее, я тренировалась в подборе слов, передаче деталей: облегающая блузка в мелкий цветочек, гуттаперчевая упругость коленей и запястий, улыбка, открывающая фальшивые зубы, притворно доброжелательная и неподдельно усталая. Заказав замороженный банановый йогурт, я представляла ее трехкомнатную квартирку в Квинсе, малолетних сыновей-скейтбордистов, поглощающих бесконечные литры колы. Мысленно проделывала вместе с ней путь с работы домой: вот она стоит в метро, в час пик, дремлет, мертвой хваткой вцепившись в кожаный ремешок, пассивно, но стойко сопротивляется бортовой качке и натиску толпы. На обоих запястьях висят пакеты с продуктами. Думаю, я все угадала довольно точно. Я улыбалась своей героине, но она не воспринимала моих позывных, и улыбка, не найдя отклика, скользила дальше. В итоге ее перехватывал кто-то другой, замирал на месте от неожиданности и удивленно смотрел на меня. У моей подруги времени на любезности не было. Заткнув карандаш за ухо, спрятанное в глубине туго натянутых волос, она кивала очередной клиентке, а через секунду стремглав мчалась к стойке. Ее интересовали чаевые, а отнюдь не улыбки, и мне следовало с этим смириться…

А потом я возвращалась к Бонни, перечитывала написанное и рвала на мелкие кусочки. «Бред, бред, полный бред, — орала я на себя под бдительным оком майи. — Кто же так пишет, девочка моя! Банально, надуманно, вяло. Ты думала, что достаточно первой фразы, а дальше все пойдет как по маслу…» Ехидно подмигнув, жизнь подарила мне начало книги, а за продолжение назначила двойную цену. Но я отступать не собиралась и для раскачки раз за разом перечитывала первые страницы, заряжаясь однажды найденным ритмом.

Разгон был необходим, чтобы на едином дыхании проскочить сквозь повседневную рутину, не увязнув в паутине мелких дел, как то: закупка продуктов по списку Бонни, звонок из Франции, отправка письма… Повседневность выстраивала на моем пути все новые и новые препятствия, которые, несмотря на кажущуюся безобидность, час за часом поглощали практически все мое время. Зачастую день оказывался потерян для работы, и я чувствовала себя совершенно разбитой…

Самым стойким раздражителем была Фара Диба, новая домработница Бонни, готовая часами рассказывать свою печальную историю. После прихода аятоллы ей пришлось покинуть Тегеран и расстаться с профессорской должностью в университете, а теперь она вынуждена зарабатывать на жизнь мытьем полов. Восседая на пылесосе, она горестно разглядывала свои некогда красивые руки, руки интеллектуалки, изъеденные моющими средствами, и слезы градом лились из ее больших грустных глаз. Казалось, этот поток никогда не иссякнет. На своем импровизированном троне Фара была подобна свергнутой, поверженной императрице. Я утешала ее, как могла, изо всех сил старалась приободрить в надежде, что она все-таки займется делом, а я вернусь к работе. Но, вероятно, мои доводы звучали не слишком убедительно, и все начиналось по новой. Я не знала, как заткнуть этот фонтан, а честно попросить ее замолчать было неудобно. В результате слова застревали на полпути к листу, и, усевшись наконец за машинку, я сознавала, что теперь впору заплакать мне, потому что ритм безнадежно утрачен и виной всему Фара. Я ее ненавидела. Мне хотелось забросать ее камнями, учинить кровавую расправу. Потом я укоряла себя, обзывала жестоким чудовищем, ведь ее проблемы и впрямь были намного серьезнее моих. Америка наводнена людьми, которые подобно Фаре цепляются за статую Свободы в надежде заново построить свою жизнь. Их несчастья настоящие, а не надуманные. Эти мысли пробуждали во мне комплекс вины, я не знала, куда себя деть, и снова отправлялась бродить по городу.

Необходимо было отвлечься.

В «Нью-Йорк Таймс» я натыкалась на цитату из Алана Смита, и мои мысли сбивались с пути истинного. Имя Алана снова звучало в ушах, и все мое существо наполнялось им, вернее, его отсутствием, его равнодушием. Я опять ни на что не годилась, понимала, что все пропало и слова больше не придут. Я сгибалась под тяжестью этой боли и не могла сдвинуться с места.

С Аланом все получилось не так, как я надеялась. Интересно, как люди умудряются влюбляться друг в друга с первого взгляда?

По-моему, это небылицы. Ведь понять другого человека, привыкнуть в нему очень трудно. Особенно в самом начале. Двое примеряют друг к другу свои жалкие мечты о счастье, втайне надеясь, что случится чудо и две мечты сплавятся в одну. Отсюда — все недоразумения. Одно слово ошибочно принимается за другое, поцелуй интерпретируется в свою пользу, затянувшаяся пауза трактуется как полная намеков тишина. Сказки про Волшебных принцев — сплошное дилетантство! Труднее всего бывает именно в начале, когда нужно молчанием подладиться под молчание, поцелуем ответить на поцелуй и прерывисто задышать в унисон. На деле никакого единения не происходит, но мы изо всех сил стремимся убедить себя в противном. Гуляем, взявшись за руки, но каждый из нас бредет сам по себе. Я думала, что переживаю начало великой истории любви, в то время как Алан боялся увязнуть в серьезных отношениях и испортить себе жизнь. Целуя меня в кадиллаке под музыку кантри, он просто-напросто хотел получить удовольствие, а я уже воображала, как переплетутся наши генеалогические древа, как навеки сольются воедино наши имена, мысленно выбирала место для нашего дома и придумывала, как назвать наших детей.

Значит, я должна его успокоить. Объяснить, что в сказки я больше не верю и готова принять реальность такой, какая она есть, разделить его видение мира. А пока следовало заняться делами, книгой, учебой. Я вспомнила про семинары Ника и попыталась отыскать его в «Нью Скул», но он там больше не преподавал. Тогда я записалась в Колумбийский университет, на курс американской литературы. Решила заменить одну страсть другой. По крайней мере, эту страсть ни с кем не надо делить и никто ее у меня не отнимет. Иногда, возвращаясь пешком из университета, я шагала по Бродвею и разговаривала с Аланом, причем вслух, в этом городе многие психи так себя ведут. Я говорила: «Ну что, дорогуша, как видишь, я прекрасно без тебя обхожусь! Конечно, было бы гораздо веселее, если бы сейчас ты шел рядом со мной и я пересказывала тебе последний роман Ринга Ларднера, мне его дал Джо, приятель с курса. Тебе тоже было бы полезно почитать Ларднера, чтобы малость развеяться, нельзя же всю жизнь проводить среди колготок и корейских футболок. Ты бы открыл для себя много нового. И вообще, я многое способна тебе дать. Признаю, я бываю назойливой и люблю поплакать, особенно когда на кого-нибудь западаю, но у меня и достоинств масса… Дай мне шанс, маленький такой шанс, и ты сам увидишь…»

Однако Алан, похоже, не склонен был верить мне и предоставлять вторую попытку. К моим мысленным призывам он был глух и никак не проявлялся.

Бонни перестала устраивать для меня ужины с кандидатами в женихи. Она жила на лету, и за весь день я видела ее только пять минут за завтраком. В глазах Бонни Мэйлер я окончательно потеряла лицо и больше не представляла для нее интереса. Она снова стала разговаривать со мной как с умственно отсталой, способной разве что служить жилеткой для Фары Дибы. Если она и виделась с Аланом, то, вероятно, избегала произносить в его присутствии мое имя. Я понимала, что случайных встреч больше не будет, и решила подыграть судьбе.

Однажды вечером я отправилась бродить по его району. Алиби у меня было железное: университет располагается совсем рядом, я возвращаюсь с занятий, и нежданно-негаданно (о, какая встреча!) натыкаюсь прямо на него. Я обходила квартал за кварталом, но Алана нигде не было видно. Я инспектировала автобусные остановки, зорким оком оглядывала толпу на выходе из метро, окидывала взглядом каждого встречного брюнета подходящего роста… Увы, ничего похожего. Я кружила по всему району. Уже засветились неоновые вывески магазинов, первые посетители выходили из ресторанов и устремлялись брать приступом такси, а Алана все не было… На следующий день я решила продолжить поиски, но сначала зашла в корейскую лавку на углу: купила печенье, салат и бутылку «Эвиан». Я отстояла очередь в кассу, расплатилась с продавцом, который говорил по-английски так, будто прибыл в эти края вчера вечером и держит под прилавком экспресс-курс с кассетами. Нагруженная покупками, я вышла на улицу и, рассовывая по карманам сдачу, вдруг увидела его, с газетой под мышкой. Он шел прямо на меня, направляясь в ту же корейскую лавку, но меня не видел. Все такой же высокий, красивый и жизненно мне необходимый. Меня охватило знакомое волнение, руки затряслись, колени задрожали, я была в панике и не представляла, как себя вести. В таком состоянии разыграть непринужденность невозможно, держаться индифферентно я не смогу, а значит, все перепутаю и испорчу. Я споткнулась, уронила салат и сдачу, и в этот момент он меня настиг и несколько раз назвал по имени. Даже не обернувшись, я припустилась в противоположном направлении, наклонив голову пониже, чтобы не слышать, как он зовет меня через всю улицу.