Маша Спивак - Год черной луны

• Название: Год черной луны
• Автор: Маша Спивак
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 5-86471-465-2

Даже если твой мир рухнул и ты погребен под обломками, помни: спасение ближе, чем ты думаешь. Увы, этот принцип трудно применить к собственной жизни, особенно если мир рушится в твой день рождения. Муж, который столько лет носил тебя на руках, вдруг заявляет, что уходит к другой. И кое-кто говорит, что дело не обошлось без приворота и порчи. Еще недавно колдовство вызывало у тебя лишь скептическую улыбку, но теперь ты вдруг погружаешься в дурман. Сможешь ли ты разорвать мистические путы и снова стать счастливой? И где проходит граница между магией и реальностью?

«Год черной луны» — первый роман известной переводчицы Маши Спивак. В ее книге смешались колдовство с московским бытом, чертовщина с любовью, астрология с мечтами. Но прежде всего, это роман о современной женщине, сумевшей начать жизнь заново.

---

Как-то днем я сказал, что пойду отдохнуть, и действительно лег у себя в комнате, но потом мне понадобился валокордин, а я помнил, что оставил его у Таточки. Я встал, подошел к ее двери и тихо отворил ее, собираясь войти, — но застыл на пороге при виде ужасной картины. Честно говоря, я не сразу сообразил, что происходит, что за странный ком валяется у окна. А это была Тата. Очевидно, она сначала стояла на коленях — молилась? — а потом припала лбом к полу. Ее тело сотрясалось в беззвучных рыданиях. Через секунду после моего появления она приподнялась, воздела руки к небу и как-то так ими взмахнула — отчаянно, горестно, с безнадежным упреком, — что, если бы я был Бог, мне стало бы перед ней стыдно.

Конечно, я поспешил уйти незамеченным.

Я страшно переживал за нее и как мог поддерживал — что еще оставалось? Когда внук уходил в институт, мы часто с ней разговаривали. Тата варила кофе с пряностями — а у нее это настоящее ведьмовство, крайне располагающее к эзотерическим беседам, — и мы так и эдак обсуждали произошедшее с Ваней. Однако в последнее время я пытался незаметно дать задний ход, очень уж буквально Тата поверила в россказни деревенских девиц и бабок.

— Видишь ли, Таточка, — говорил я, — есть еще такая простая вещь, как психология. Кризис среднего возраста, ты сама читала. От сорока до пятидесяти мужчина — иногда раньше, но бывает и позже — вдруг с ужасом осознает, что смертен. Вот так вот обыденно — смертен. Обязательно умрет. Причем, возможно, довольно скоро. Общеизвестно, что еще молодые мужчины часто умирают от инфаркта или инсульта, и это знание сидит где-то в подсознании и гложет, гложет, ты уж поверь. И от этого появляется чувство: как, неужели я проживу только одну жизнь? Вот такую, и больше никакую, с этой женой, этими детьми, с этими, и никакими другими, достижениями? Никогда больше не испытаю юной влюбленности? А ведь мужчина остается мужчиной до глубокой старости… Ему страстно хочется стать или хотя бы притвориться молодым. Жена в таком случае превращается в помеху, особенно если отношения близкие, — кому, как не ей, известны все недостатки, неудачи, глупости, болезни, смешные нелепости мужа? И он уже воспринимает ее как мать, из-под опеки которой хочется освободиться, сбежать, как в подростковом возрасте…

— Но вы же, Ефим Борисович, не сбежали.

— Возможно, я исключение. В известном смысле уродство. Я сам не понимаю, почему со мной ничего такого не было. Но раз это происходит с подавляющим большинством мужчин, значит, таков порядок вещей. Закон природы, который для сохранения вида, размножения толкает самца на контакт с возможно большим числом молодых самок. Нам, homo sapiens, если можно так выразиться, не повезло: у нас есть мораль, и она это осуждает, поэтому мужчине приходится, образно говоря, прикрываясь любовью, менять одну самку на другую и вить новое гнездо.

— Верю. Но некоторым гнездам — семьям то есть — как-то ведь удается сохраниться.

— Осмелюсь предположить, что практически у каждой имеется свой скелет в шкафу. Как водится, тщательно скрываемый. Все участники рады хранить неприглядную историю в тайне.

— Все, что вы говорите, верно, только я все-таки не понимаю, отчего предсказания Саши и бабы Нюры настолько точны? Вы же сами, Ефим Борисович, рассказывали о воздействиях, а теперь как будто разуверились в том, что они возможны.

— Не разуверился, но, как ученый, пытаюсь смотреть на вещи под разными углами зрения. Вряд ли правильно исключать естественно-научный подход, тебе не кажется? Отдает мракобесием, Средневековьем.

— Нечто подобное я недавно уже слышала, — чуть заметно улыбнулась Тата.

— От кого, от кавалера Протопопова?

— Кто еще мог такое сказать?

Протопопов, этот ее мистер Твистер, у нас уже чуть ли не ночевал. Повадился навещать Таточку, насколько я понимаю, еще на Набережной, а теперь, что ни день, являлся как к себе домой. Тата, по видимости, едва замечала его присутствие, но всегда была так любезна, что Протопопов не понимал ее отсутствующего безразличия. Он, кажется, искренне полагал Тату своей протеже и считал, что без его визитов она пропадет. Намерения его, по-моему, были вполне очевидны, однако я бы на месте этого филантропа все-таки вспомнил о своем матримониальном статусе и поубавил пыл. А на месте Вани срочно вернулся домой спасать семью. Впрочем, упрекнуть Таточку мне было не в чем, к тому же она никогда не делала тайны из своего общения с Протопоповым.

— В данном случае мне остается лишь согласиться с ним.

— Знаете, Ефим Борисович, не могу сказать, что полностью уверовала в колдовство как искусство варки лягушек, и пока придерживаюсь вашей изначальной точки зрения об энергетических взаимодействиях. Но до тех пор, пока то, что мне обещают, сбывается, я буду продолжать в это верить. А обещают, между прочим, что очень скоро Ваня попросится домой. Вот мы и проверим.

Так и вышло. За неделю до Нового года Таточка показала мне письмецо, которое Иван прислал ей на сотовый телефон. Он предлагал встретиться в кафе, все обсудить и попытаться наладить отношения. Я невероятно обрадовался, тем более что и Таточка была очень воодушевлена и вся светилась от счастья, хотя тщательно пыталась это скрывать.

Со свидания, впрочем, бедняжка вернулась потухшая, даже почерневшая. Я робко поинтересовался, как прошла встреча и как она себя чувствует.

— Больше всего, Ефим Борисович, я сейчас хочу принять душ. Если честно, Ваня стал настолько неприятным, что мне в первую же минуту захотелось сбежать. Не знаю, что меня удержало. Если б не наставления моих «колдуний», наверное, не стерпела бы, развернулась и ушла.

— Но что такое, в чем дело?

— Даже трудно объяснить. Он почти такой же, как был, когда возвращался на три дня. Думаю, вы помните.

— Конечно.

— И ведет себя так, будто это не он, а инопланетянин, который пытается играть его роль. Не слишком умелый двойной агент, постоянно совершающий досадные мелкие проколы.

— Но что же теперь будет, о чем вы договорились? Вы не поссорились?

— Не волнуйтесь, я держала себя в руках. Ваня придет послезавтра, он хочет со всеми нами поговорить. А вообще я вдруг поняла: от мужчин многого ждать не приходится. Вы ведь от кого произошли?

— От кого?

— Ефим Борисович! Вы знаете.

— От Адама?

— Конечно!

— И? Не понимаю.

— Что первое сделал Адам, едва только стал мужчиной?

— Занялся любовью с Евой?

— Нет, так он стал мужчиной. А дальше?

— Говори же!

— Он предал Еву! Стоило Господу поинтересоваться, с какой стати Адам наелся плодов с недозволенного дерева, тот моментально настучал на Еву: «Она дала мне, и я ел». Вот и скажите, имеет ли смысл доверять его семени?

Я засмеялся.

— Ну, Таточка, ты и выдумщица! Если уж цитировать Библию, то и женщин там поминают не слишком лицеприятно. У Экклезиаста. «Горше смерти женщина, потому что сердце ее — силки, и руки ее — оковы…» Что-то в этом духе.

— «Добрый пред Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею…» Да-да… — печально улыбнулась Тата. Потом нахмурилась, долго-долго молчала и, наконец, тихо произнесла: — В Библии, Ефим Борисович, сказано: «Не обижай жену юности твоей». Такая вот неприятность — для Ивана. Не знаю я, как мне с ним говорить. И о чем.

Однако когда Иван пришел и объявил, что хочет вернуться домой и «все восстановить», — должен сказать, вид у него действительно был малоприятный и несколько вызывающий, я с трудом сдержался, чтобы не окоротить его, — Тата, вздохнув, согласилась.

— Давай попробуем, — сказала она.

9 Тата

Я устала. Смертельно устала. Мне очень хотелось сбежать со скучного спектакля, в который превратилось мое существование, в свою прошлую, человеческую жизнь, — жизнь без колдовства, астрологии, гаданий и наставлений. Меня уже не интересовало, что мне положено по судьбе, в чем я провинилась перед высшими силами и в каком направлении обязана развиваться кармически. Я хотела, как раньше, ходить на выставки и в кино, читать нормальные книжки, покупать журналы по садоводству и готовиться к новому дачному сезону. Но это было невозможно, я была по рукам и ногам повязана законами колдовского мира. На мне лежала ответственность за судьбу Ивана и необходимость следить за продолжением отчитки, ведь без нее моему заблудшему мужу грозила плачевная участь: на порче — и безнадежных, аховых транзитах — он был обречен потерять работу, деньги, здоровье, жизнь.

— С ума сошла, что ты несешь, его тебе дали свыше! — возмущалась Саня в ответ на мое усталое «ну его, в конце концов, к черту». — Только ты и можешь за него просить. Сам потом спасибо скажет. Вот закончит баба Нюра отчитку, вернется он домой, будет в ногах валяться, прощенье вымаливать и благодарить, что не дала пропасть. А тебе наверху зачтется.