Лотар-Гюнтер Буххайм - Прощание

• Название: Прощание
• Автор: Лотар-Гюнтер Буххайм
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2007
• ISBN: 5-271-15647-8

Это не просто завершение мировых бестселлеров «Подлодка» и «Крепость» знаменитого автора Лотара-Гюнтера Буххайма, а прощание наших героев с вечным морем, кораблями, которых уже нет, и мужчинами, дни которых больше не вернутся.

Два человека еще раз отправляются в совместный путь: Лотар-Гюнтер Буххайм и «Старик», командир подводной лодки U-96, на которой служил Буххайм. На борту атомохода «Отто Ган», самого абсурдного немецкого корабля послевоенного времени, они плывут из Роттердама в Дурбан. Бесконечное число вопросов остаются открытыми, для ответов на них, оба знают это, остается мало времени.

---

Вверх на мостик. У радиста горит свет, и радист рассказывает мне, что он только что разговаривал с коллегой, который служит на корабле, находящемся недалеко от Гаваев.

— Приличное удаление! — говорю я. — Гаваи!

— Иногда, — говорит радист, — я на таком удалении, чуть ли не на другой половине земного шара, играю с другим радистом в шахматы!

— И кто выигрывает?

— Иногда я, иногда он. Но чаще всего я. Я состою в шахматном клубе.

— Ну, тогда успехов в шахматах! Или как это там называется, — прощаюсь я. Закрыв дверь, я слышу, что на мостик поднимается старик. — Чудеса техники, — говорю я старику после рассказа о радисте, играющем в шахматы.

— Я бы сказал: чудеса свободы от обложения пошлиной радиообмена между судами, — отвечает старик сухо.

«Прописка» в холле никак не хочет сдвинуться с «мертвой точки». Техники с усталыми лицами все вместе сидят под портретом во весь рост в золотой рамке физика-ядерщика Отто Гана, моряки стоят у стойки и крепко держатся за свои пивные бокалы. От дамского цветника, столпившегося в другой группе, иногда раздается пронзительный смех, пробивающийся сквозь слишком громкую музыку, звучащую из проигрывателей и заглушающую любой разговор. Только помощники со своими женами образуют смешанную группу.

Я делаю одну попытку за другой, чтобы активизировать старика: «Он должен был открывать бал», — упрекаю я его.

— Теперь твоя очередь! — говорит старик. — В конце концов, это твоя вечеринка! Жена второго помощника специально для тебя надела сверкающее платье с открытыми плечами — ты только посмотри, это что-то!

— Увлекательно! Но подумай и о моих искусственных бедрах, которые уже больше не служат мне.

— А моя половина легких, — повторяет старик, — это что, не считается?

— Тебе не нужно танцевать настоящий вальс — подожди, пока запустят медленный вальс.

После почти целого часа, когда мы оба уже выпили пива больше, чем допустимо, старик снисходит до того, чтобы пригласить на танец уже не молодую стюардессу. И вот теперь поднимаются со своих мест несколько напомаженных ассистентов, помощники капитана размеренно ведут своих жен на танцевальную площадку — теперь дело до некоторой степени пришло в движение.

— Ну, — говорит старик, когда, тяжело дыша, располагается на стуле, — долго это все равно не будет продолжаться, через полчаса начинается фильм. Я это специально рассчитал.

К нашему столу подходит тощая светло-рыжая стюардесса и спрашивает, манерничая: «Позвольте хотя бы раз посидеть за столом высоких господ?»

— Пожалуйста! — говорит ей старик. Он встает — настоящий кавалер — и пододвигает ей стул.

Дама, по всей вероятности, уже под хмельком, рассказывает нам, размахивая руками, выпуская слоги и целые слова, как здесь, на борту однажды снимали фильм: «Они думали, что здесь все образованные. Хотели снять ленту с подтекстом, лучше всего что-нибудь личное о каждом. И тогда нужно было что-нибудь спонтанное — и вот они меня спросили — один из них посмотрел на меня совершенно серьезно и спросил: „А что вы делаете на этом корабле?“» При этом она просто умирает от смеха.

— И, — спрашивает старик, — что вы на это ответили?

— Я сказала, — ничего другого мне тогда не пришло в голову, — я тогда сказала: «Я приношу еду на стол!» — и она снова разражается смехом.

— Тоже важное занятие! — говорю я, так как пауза становится мучительной.

— Собственно говоря, — да, — говорит леди неожиданно смущенно и смотрит то на одного, то на другого, — теперь я не хочу больше мешать, — и встает со стула. — Ну, а теперь настало время и для кино на открытом воздухе.

С раннего утра мы стоим. «Ремонт главного конденсатора, — сказал вчера старик, — и лодочные маневры». До вечера мы будем дрейфовать.

Около четырехлопастного запасного винта я задерживаюсь и думаю о проблемах, которые были у корабля с этим винтом. «О недостатках, — сказал старик, — уже написаны длинные научные доклады. Но те данные, которые ученые получают в результате сложных измерений вращающего момента турбин, мы узнавали чисто эмпирически: если корабль плыл полным ходом, то его вибрация и тряска почти сбрасывали человека со стула. Несмотря на все расчеты принудительных колебаний вала, способа устранения этих дефектов вибрации, очевидно, не нашли. У спиц автомобильных колес дело обстоит проще, там используют свинцовые противовесы, пока дисбаланс не будет устранен. С корабельными винтами это невозможно. Одним практическим мероприятием, которое иногда помогало, было небольшое плоское обстругивание наконечников лопастей винта. Но и это было не совсем то, что надо. Теперь у нас, слава богу, новый гребной винт, шестилопастный бронзовый винт фирмы „Цайзе“.»

* * *

Плохая ночь. Вечером слишком много пива, а затем этот ужасный американский фильм! Покушение на бородатого профессора, хранящего в своей голове невероятно важную формулу, с помощью которой можно все, человека ли, машину ли, уменьшить до размеров молекулы. Бородатому предстоит операция на мозге. Сотрудники профессора, которым также известна эта безумная формула, принимают решение взять подводную лодку, уменьшить ее вместе с экипажем и с помощью канюли (полой иглы) ввести эту лодку в вену большого мастера. На борту имеются некоторые навигационные карты сложной системы кровообращения профессора. С их помощью лодка должна попасть в голову и на месте ликвидировать повреждение мозга с помощью лазерной пушки. Несмотря на некоторые аварии, диверсии, угрозы со стороны антител, в которых лодка растворяется, храбрый экипаж не сдается вплоть до достижения потрясающего успеха и покидает господина профессора через его слезные железы. Обработанная в лаборатории слеза возвращает героев в их нормальное состояние. Восторгам нет конца.

За завтраком я говорю шефу, что мне не составило бы никакого труда выдумать здесь на борту сюжет для научно-фантастического фильма: «Террористы захватывают корабль, их скручивают, приставляют пистолет к затылку… Так следовало бы начать действие».

— А вы, ставший благодаря моим урокам первоклассным специалистом, — фантазирует шеф дальше, — небрежно вынимаете из кармана несколько окатышей и заявляете террористам, что радиоактивные лучи направлены на нижнюю часть их живота, им надо бы самим потрогать, тогда они заметили бы, как кое-что становится все меньше и меньше, однако вам благодаря свинцовому суспензорию лучи не принесут никакого вреда. Пираты в панике покидают корабль, а вы спасаете меня…

— А от поцелуя медицинской сестры вы пробуждаетесь!

— Нет! Пожалуйста, нет! Тогда уж лучше я буду продолжать спать.

Старик, который сегодня пришел на завтрак поздно, кажется, не расположен шутить.

— Я разрешил казначею перебраться в каюту рядом со мной. Скорее из-за нежелания связываться, чем из любви к отечеству! — говорит старик ворчливо. — А может быть и хорошо, что так получилось, теперь мне легче его контролировать, надеюсь, и эти постоянные стычки прекратятся. Теперь он опять, в воскресенье он пожелал проконтролировать каюты стюардесс, они же, в конце концов, должны делать уборку и в своих каютах, — вошел к одной из стюардесс, не постучавшись!

— Ну и? — спрашиваю я с любопытством.

— Эту стюардессу — ты ее знаешь, у нее походка, как будто она лет десять ходила за плугом, — я, мягко с ней поговорив, отослал назад. Старший стюард и сам не желторотый юнец! Опыт учит, что стучать надо хотя бы из чувства самосохранения. А представителям коллектива, которые хотели зайти ко мне с этим делом, я распорядился передать, что эту чушь я не желаю обсуждать из-за ее незначительности.

— Я тоже обращусь к представителям коллектива!

— Ты? А у тебя-то какие жалобы? — спрашивает старик.

— Вот! — говорю я и засучиваю рукав. — Посмотри на отметины от прививки! Это сонная медицинская сестра, я бы ее задушил! Сегодня утром при снятии компресса с двух мест прививки она содрала у меня струпья. Теперь это выглядит, как мясной фарш, намного хуже, чем вчера. Если она действительно работала в больнице, то мне не хотелось бы знать, сколько пациентов там умерло!

— Ну, ну, — говорит старик, — давай спокойнее. Между прочим, стюардессы также уже жаловались на медсестру: она заставляет их обслуживать себя как жен помощников капитана.

— Почему это они имеют зуб на жен старших офицеров — они же убирают свои каюты сами?

— Это так, но, как сказала мне одна из стюардесс, «они относятся к ним как к „персоналу“, при этом они ничем не отличаются от нас!»

— Ну, продолжайте! — говорю я.

— Сегодня ты можешь совершить прогулку на «Петушке».

— На «Петушке»? Но так называется наш бар.